С утра до вечера - Акимушкин Игорь Иванович - Страница 10

Животные быстро узнают о беде, случившейся с их собратьями, узнают и какое существо его убило, хоть, может быть, при этом не присутствовали, и уже не доверяют тому существу, как прежде. А если оно продолжает убивать, то убегают и прячутся от него.

Как они сообщают друг другу об опасности, о «натянутых» отношениях с новым членом биоценоза — зоологического сообщества, — пока не совсем ясно. Возможно, тут играет роль особая, им одним понятная звуковая, химическая или иная сигнализация, возможно, что и телепатическая^[7].

Подробнее о том, как животные информируют друг друга о вещах, им всем интересных, я расскажу в главе, посвященной их языку.

Тигр очень хитер. В Индии говорят, что он самый умный после слона зверь в джунглях. Говорят также, что тигр, подражая криком оленю, приманивает его. Но когда гоняет обезьян, рычит страшно. Они, пугаясь, прыгают с дерева на дерево и часто от страха падают на землю. Тут он их и хватает.

Тигр чистоплотен: добычу свою, прежде чем съесть, потрошит, сдирает зубами шерсть и даже кролика или утку может начисто ощипать, не повредив кожи. Кишки не ест, а брезгливо, подцепив зубами, относит в сторону. (Леопард же ест все, не ощипывая и не потроша.) После сытного обеда тигр, если поблизости есть вода, полощет в ней пасть.

Орел и ястреб тоже ощипывают добычу, а сокол клюет ее по кусочкам, оставляя перья на крыльях и хвосте.

Совы же любят глотать птиц и мышей целиком. Только ежа не глотают. А почему — сами понимаете.

Филин, когда поймает ежа своими длинными когтями, выклевывает по кусочкам его живот: там иголок нет.

Енот-полоскун перед едой берет передними лапами свою пищу и полощет в воде. Утки часто с куском, который найдут на берегу, бегут к воде и, намочив его, глотают. И цапли, и ибисы, и журавли запивают водой сухую еду.

Змея-яйцеед, которая живет в Африке, ест только птичьи яйца. Она глотает их целиком. В змеиной глотке есть «консервный нож» — костяные выросты позвоночника, специально предназначенные для вскрытия яичной скорлупы. Белок и желток вытекают прямо в желудок змеи, а скорлупу она выплевывает.

Зверям «консервные ножи» не нужны: у них есть зубы. У слона, правда, только четыре коренных зуба, но зато они меняются шесть раз в жизни.

Когда животные жуют, зубы их выполняют немалую работу. Я бы никогда не поверил, глядя на жующую овцу, что в минуту ее челюсти движутся туда-сюда 60–70 раз! У оленя поменьше — 30 раз. Каждый клок травы, прежде чем его проглотить, бизон жует 15–30 раз, жирафа — 14–20, овца — 5–12, а лошадь — 40 раз.

Сначала жуют пять — десять раз на одной стороне, потом столько же — на другой. При этом у животных расходуется много слюны: у лошади за день 40 литров (больше, чем у нее крови!), а у бизона — даже 60 литров (40 из них идет на жвачку).

Резцы у грызунов покрыты эмалью только спереди. Поэтому сзади, где нет эмали, а только более мягкий дентин, зубы снашиваются быстрее и оттого всегда острые. Когда грызун грызет что-нибудь, его резцы самозатачиваются, а не тупятся. Они без корней и растут всю жизнь.

У белок, сурков и бобров особые мышцы могут раздвигать нижние резцы. Белка воткнет два сдвинутых вместе резца в скорлупу ореха, а потом с силой раздвинет их — и скорлупа лопается. Тогда она, резцами же, как пинцетом, вынимает по кусочкам ядра из скорлупы.

Впрочем, звери жуют не только зубами.

Панголины убедительно это демонстрируют. Живут они в Африке, уцелели еще в Индии и кое-где в Индонезии. Панголинов часто принимают за ящеров: все тело их одето роговой чешуйчатой броней. Чешуи крупные и, как на еловой шишке, ложатся одна на другую.

Но панголины — не ящеры, не пресмыкающиеся, а млекопитающие звери. Кровь у них теплая, и детенышей они кормят молоком. Это панцирь вводит в заблуждение; подобно древним динозаврам и ныне здравствующим крокодилам, панголины спрятались от врагов в своей ороговевшей шкуре.

Хоть и в панцире, но панголин ловко карабкается на деревья. И в дупла залезает, и под корнями роется — ищет муравьев и термитов. Найдет — сейчас же с удовольствием высовывает длинный язык свой и кладет в муравейник. Муравьи облепят язык, и панголин их на языке, как на липкой бумаге, увлекает на верную гибель — себе в пасть.

Жевать некогда — все муравьи разбегутся! Да и нечем жевать панголину: у него нет зубов. Они у него в желудке. Много рядов острых роговых зубцов.

Панголин, поев, может быть, уже спит давно, свернувшись в норе, а желудок его работает: жует, кусает, давит насекомых, которыми ящер пообедал.

У птиц тоже, как известно, нет зубов. Нет даже в желудке. Корм размельчается стенкой мускульного или жевательного отдела желудка, который особенно развит у зерноядных птиц (верхняя, ближайшая к пищеводу часть желудка не участвует в этом процессе). Особые железы устилают жующий сектор желудка белковым, быстро твердеющим веществом — каолином, который напоминает рог.

Силу мышц птичьего желудка исследовали еще старые натуралисты — Сваммердам, Реомюр и Спалланцани.

Накормили индюка грецкими орехами, через четыре часа убили его и посмотрели, что с ними стало: все орехи вместе с кожурой превратились в муку (вернее, в тесто из ореховой муки).

Тогда Реомюр заставил другого индюка проглотить железную трубку, которая выдерживала давление в тридцать пудов и не сминалась. Через сутки желудок индюка так основательно над ней поработал, что «прокатал» ее в пластинку.

Спалланцани испытывал давление в индюшином желудке стеклянным шариком: шарик превратился в порошок^[8].

Стальная игла и острое стекло, проглоченные курами, быстро становятся тупыми и не причиняют курам вреда.

Птичий желудок работает особенно эффективно, если снабдить его зубными «протезами», подобранными на дороге, попросту говоря, камнями. Все птицы, а зерноядные в особенности, глотают камешки. У иных треть желудка набита ими — почти тысяча камней!

Крокодила без зубов, кажется, еще никто не видел. Но и эти весьма зубастые твари на манер птиц глотают камни, чтобы облегчить труд своему желудку. Впрочем, камни нужны крокодилу и как балласт — недавно английские зоологи убедились в этом. Крокодил без камней в желудке, когда плывет, с трудом сохраняет равновесие и должен энергично работать лапами, чтобы не перевернуться вверх брюхом.

Камни служат животным «пищеобрабатывающую» службу не только в желудке, но и вне его. Для грифа, например, съесть закованную в панцирь черепаху не проблема. Он хватает ее, поднимает высоко в воздух и бросает сверху на камни: панцирь разбивается. Кидает он вниз с высоты и большие кости, чтобы потом поклевать костный мозг. А вороны и чайки бросают на камни моллюсков. У синиц и дятлов тоже есть наковальни, на которых они разбивают твердые семена и орехи.

Обезьяны капуцины, взяв камень в руку, разбивают им орехи. И до того они любят стучать камнем, как молотком, что, «увлекаясь работой», если нет орехов, бьют даже стекла в клетке, колотят по полу, по решетке.

Английская исследовательница Джейн Гудолл видела, как молодой шимпанзе, решив полакомиться термитами, вырвал из земли стебелек, очистил от листьев, обкусал кончик, чтобы он стал тоньше и острее, послюнил его (чтобы термиты прилипли!) и с помощью этого «орудия» легко добрался до аппетитных насекомых.

А недавно голландский зоолог доктор Адриаан Кортланд поведал миру о еще более поразительных способностях шимпанзе. Об умении владеть палкой как… дротиком! Он уверяет, что в неволе обезьяны тупеют и ведут себя не так умно, как на свободе, в родных своих лесах.

Шимпанзе, по его мнению, раньше жили на просторах саванны, ходили по земле на двух ногах. И в борьбе за жизнь научились владеть камнем и палкой. Люди оттеснили их в дебри глухих лесов, и здесь шимпанзе постепенно деградировали, их способности притупились. Деревья, на которых они поселились, вволю кормили их своими плодами и спасали от врагов. Так что палки и камни больше не требовались, и обезьяны о них забыли.