Жестокие слова - Пенни Луиз - Страница 40
- Предыдущая
- 40/97
- Следующая
– Прошу прощения, если удивил вас.
– Конечно, ты его удивил, – резко сказала Кароль. – Что, по-твоему, он должен чувствовать?
– Я думал, что увижу более радостную реакцию.
– Ты никогда не думаешь.
Марк отвел взгляд от отца и повернулся к матери:
– Ты мне сказала, что он умер.
– Видимо, это было преувеличением.
– Умер? Ты ему сказала, что я умер?
Она снова повернулась к мужу:
– Мы договорились с тобой, что именно это я и скажу. У тебя что, память отшибло?
– У меня? У меня? Ты хоть представляешь себе, как я жил, пока ты играла в бридж?
– Да, ты бросил семью…
– Хватит, – приказал Гамаш, поднимая руку.
Не без некоторых усилий эти двое перестали препираться и повернулись к нему.
– Я хочу, чтобы не осталось никаких неясностей, – произнес Гамаш. – Это ваш отец?
Марк впился взглядом в человека, стоящего рядом с его матерью. Тот стал старше, похудел. Ведь прошло почти двадцать лет с того дня, когда он пропал в Индии. По крайней мере, так ему сказала мать. Прошло еще несколько лет – и она сказала, что сделала заявление о его смерти и не стоит ли им, по мнению Марка, устроить поминки?
Марк совершенно об этом не задумывался. Его ждали занятия куда более интересные, чем поминки по человеку, который пропадал почти всю его жизнь.
И потом эта история закончилась. Великий человек – а именно таким и был отец Марка – был забыт. Марк никогда не говорил о нем, никогда о нем не вспоминал. Когда он познакомился с Доминик и она спросила у него про Винсента Жильбера – не его ли это отец, Марк ответил: да, это его отец. Но он умер. Пропал в какой-то темной дыре Калькутты, Бомбея или Мадраса.
«А он не святой?» – спросила Доминик.
«Да-да, святой. Святой Винсент. Который воскрешал мертвых и хоронил живых».
Больше она с ним на эту тему не говорила.
– Прошу.
Доминик вернулась с подносом, на котором стояли стаканы и бутылки, – она не понимала, какой повод для выпивки. Она нередко председательствовала на заседаниях совета директоров, выступала в роли хозяйки на обедах с клиентами, участвовала в заседаниях третейских судов, но никогда не сталкивалась с чем-либо подобным. Отец. Восстал из мертвых. Но почтения к нему явно не испытывали.
Она поставила поднос на бревно и поднесла руки к лицу, вдыхая терпкий лошадиный запах – это позволило ей снять накопившееся напряжение. Руки она опустила, но оставалась начеку. У нее было чутье на неприятности, и оно не подвело ее и на сей раз.
– Да, это мой отец, – сказал Марк. Потом повернулся к матери. – Так он не умер?
Гамашу этот вопрос показался занятным. Не «Так он жив?», а «Так он не умер?». Между двумя этими вопросами была известная разница.
– Боюсь, что нет.
– Я здесь стою перед тобой, – сказал доктор Жильбер. – И я могу слышать.
Его все это ничуть не расстроило – только позабавило. Гамаш знал, что доктор Винсент Жильбер может быть грозным оппонентом. И он надеялся, что этот великий человек – а Гамаш знал, что у него такая репутация, – не является злодеем.
Кароль протянула Марку стакан с водой и налила себе, сев на сено рядом с ним.
– Мы с твоим отцом давным-давно решили, что наш брак исчерпал себя. Как тебе известно, он уехал в Индию.
– Но почему ты сказала, что он умер? – спросил Марк.
Если бы этого не сделал он, то такой вопрос задал бы Бовуар. Он всегда считал, что у него довольно-таки странная семья. Никакого шепота, никаких тихих разговоров. Сплошной накал и напряжение. Голоса громкие, крикливые, пронзительные. Всегда в лицо друг другу, всегда бесцеремонно. Это был ужас. Ему хотелось спокойствия, тишины, и он нашел все это в Энид. Они жили тихо, уважительно относились друг к другу, никогда слишком не отдалялись, никогда слишком не сближались.
Надо бы ей позвонить.
Но какой бы странной ни была его семья, она и в сравнение не шла с тем, что он видел сейчас. Собственно, это было одним из главных преимуществ его работы: по сравнению с людьми, которые действительно убивали друг друга, а не просто думали об этом, члены его семьи казались ангелами.
– Мне казалось, что так будет легче, – сказала Кароль. – Мне было проще быть вдовой, чем разведенной женщиной.
– А обо мне ты подумала? – спросил Марк.
– Я решила, что и тебе так будет проще. Проще считать, что твой отец мертв.
– С чего ты это взяла?
– Извини. Я ошиблась, – сказала его мать. – Но тебе было двадцать пять, и ты никогда не питал особой любви к отцу. Я и вправду думала, что тебе будет все равно.
– И поэтому ты его убила?
Винсент Жильбер, до этого момента хранивший молчание, рассмеялся:
– Хорошо сказано.
– Заткнись, – сказал Марк. – Я поговорю с тобой чуть позже.
Он передвинулся на колючем сене. Его отец и в самом деле был сущий геморрой.
– Он согласился на это, что бы он ни говорил сейчас. Я не могла бы сделать это без его помощи. Он согласился умереть в обмен на свою свободу.
Марк повернулся к отцу:
– Это так?
Теперь Винсент Жильбер казался менее величественным, менее уверенным.
– Я был не в себе. Плохо себя чувствовал. Я поехал в Индию, чтобы найти себя, и решил, что наилучший для этого способ – навсегда расстаться с прежней жизнью. Стать новым человеком.
– Значит, меня больше не существовало? – спросил Марк. – Превосходная семейка. И где же ты был?
– В «Мануар-Бельшас».
– Двадцать лет? Ты прожил двадцать лет в роскошной гостинице?
– Да нет. Я приезжал туда изредка летом. Я привез вот это. – Он показал на пакет, стоящий на полке в сарае. – Это тебе, – сказал он Доминик.
– Мюсли, – сказала она. – Из «Бельшас». Спасибо.
– Мюсли? – переспросил Марк. – Ты восстал из мертвых, чтобы принести овсянку на завтрак?
– Я не знал, что вам нужно, – сказал его отец. – Я знал от твоей матери, что вы купили здесь дом, поэтому приехал и время от времени приглядывал за вами.
– Значит, вы тот самый человек, которого Рор Парра видел в лесу, – сказала Доминик.
– Рор Парра? Рор? Вы серьезно? Он что, тролль? Такой темный коренастый человек?
– Тот милый человек, который помогает твоему сыну привести дом в порядок, – ты это хотел сказать? – спросила Кароль.
– Я говорю то, что думаю.
– Да прекратите вы это, бога ради, – сказала Доминик, сердито посмотрев на родителей Марка. – Соблюдайте приличия.
– Ты зачем сюда пришел? – спросил наконец Марк.
Винсент Жильбер подумал немного, потом сел на ближайший тюк сена.
– Я поддерживал связь с твоей матерью. Она сообщила мне о твоей женитьбе. Писала о твоей работе. Ты вроде был счастлив. Но потом она сообщила, что ты бросил работу и уехал бог знает куда. Я хотел убедиться, что ты жив и здоров. Видишь ли, я ведь не полный мерзавец, – сказал Винсент Жильбер. На его красивом, аристократическом лице появилось мрачное выражение. – Я понимаю, какое это потрясение. Прошу прощения. Не нужно было позволять твоей матери делать это.
– Pardon? – сказала Кароль.
– Я никогда не объявился бы здесь, но тут этот труп, кругом полиция, и я подумал, что тебе может понадобиться моя помощь.
– Что там насчет трупа? – спросил Марк отца, который молча смотрел на него. – Ну?
– Что «ну»? Постой-ка… – Винсент Жильбер перевел взгляд со своего сына на Гамаша, который с любопытством наблюдал за ними, потом снова посмотрел на сына и рассмеялся. – Ты шутишь? Ты думаешь, я имел к этому какое-то отношение?
– А ты имел? – спросил Марк.
– Ты и в самом деле ждешь от меня ответа на такой вопрос?
Этот добродушный человек не просто ощетинился – он стал излучать злобу. Это произошло так быстро, что даже на Гамаша произвело впечатление. Культурный, вежливый человек, слегка ироничный, внезапно переполнился ненавистью до такой степени, что она целиком поглотила его, перелилась через край и поразила всех, кто был рядом. Марк разбудил монстра – он либо забыл, что этот монстр обитал в его отце, либо хотел убедиться, что тот все еще существует. И он получил ответ. Марк стоял почти недвижимо, единственной его реакцией были красноречиво расширившиеся глаза.
- Предыдущая
- 40/97
- Следующая