Схизматрица - Стерлинг Брюс - Страница 62
- Предыдущая
- 62/80
- Следующая
— Нет ощущения, что слева и позади кто-то стоит?
Линдсей повернул было голову и больно оцарапал лоб обо что-то внутри колпака сканера.
— Нет.
— Хорошо. Значит, комиссура поставлена верно. В подобных твоему случаю порой наблюдается фрагментация сознания, в восприятие вклиниваются навязчивые образы. Если чувствуешь что-то подобное — не молчи, говори сразу.
— Нет. Но там, снаружи, я чувствовал…
Он хотел было рассказать о минуте внезапного пробуждения, прозрения и проникновения в суть жизни и себя самого. Видение все еще сияло перед глазами, но слов, чтобы его описать, не было. Внезапно он понял, что никогда и никому не сможет поведать всю истину до конца. Слова ее просто не вместят.
— Легче, легче, — сказала она. — Пусть идет как идет. У нас много времени.
— Рука! — внезапно спохватился Линдсей.
Только сейчас он почувствовал, что правая — металлическая — рука его превратилась в живую плоть. Он поднял левую — та была металлической. Его переполнил невыносимый ужас. Наизнанку вывернули!!!
— Аккуратнее, — сказала она. — Могут быть затруднения с ориентацией в пространстве, с восприятием правого — левого. Результат влияния комиссуры. К тому же ты подвергся новому омоложению. За последние пять лет мы проделали уйму работы. Так, ради времяпрепровождения.
Беззаботная легкость ее слов ошеломила.
— Ты что, Бог? — спросил Линдсей.
— С тех пор появились кое-какие новшества, Абеляр. — Она пожала плечами. — Многое изменилось. В обществе, в политике, в медицине. Все это в наше время — одно и то же, понятное дело, но посмотри на это как на спонтанную самоорганизацию, социальный скачок Пригожина на новый уровень сложности…
— О нет… — застонал Линдсей.
Она переключила сканер, и полушарие с жужжанием поднялось, освобождая голову Линдсея. Усевшись в старинное деревянное кресло против него, она подобрала ногу под себя.
— Ты точно не хочешь шоколадку?
— Нет!
— Тогда я сама. — Вытащив из чемоданчика конфету, она с удовольствием принялась жевать. — Хорошие, — с набитым ртом продолжала она. — Вот один из замечательнейших моментов жизни, Абеляр. Вот для чего меня, наверное, разморозили.
— Ты изменилась…
— Это все — ледовое убийство. Правильно сделали катаклисты, что выдернули меня из всего этого. А то совсем было закостенела… Но вот — плыву раз по математическому факультету с полными руками распечаток к себе в кабинет, мозги трещат от мелких проблем, забот, графиков, планов… Вдруг голова закружилась, смотрю, а вокруг все пропало. Голо, пустынно… Распечатки под пальцами рассылаются, одежда пыльная, Голдрейх-Тримейн в руинах, компьютеры выключены, студентов нет… Мир мгновенно перепрыгнул на тридцать лет вперед, это был полный катаклизм. Три дня я гонялась за новостями, пыталась отыскать нашу лигу, узнала, что я — уже достояние истории, а потом — словно волна такая накатила… Предрассудки мои рассыпались в прах. Я не нужна была миру; все, что я полагала важным, ушло. Жизнь стала совсем пустой. Но зато — свобода!
— Свобода… — проговорил Линдсей, пробуя слово на вкус. — Свобода… Константин! Мой враг…
— Он, можно сказать, мертв, — сообщила Маргарет Джулиано. — Но это — вопрос терминологии. Его согенетики прислали мне его историю болезни. Повреждения очень серьезные. Он погружен в затянувшееся состояние фуги и страдает от ускорения сознания, длящегося, должно быть, уже несколько субъективных столетий. Сознание его не справилось с информацией, полученной от Арены. Все это длится так долго, что личность его стерлась. Он, говоря образно, забыл себя вдребезги.
— Это они тебе сказали? Его родня?
— Времена меняются, Абеляр. В мире снова разрядка. Генолиния Константина — в беде и нужде, а мы хорошо заплатили за эту информацию. Союз старателей больше не столица. Столица — Джастроу-Стейшн, и там полно дзенских серотонистов. Они терпеть не могут волнений.
Новости были просто поразительные.
— Пять лет… — Линдсей возбужденно поднялся. — Ладно, что такое пять лет?!
Он пошел по комнате неверными шагами. Контузия левого полушария сделала его неуклюжим. Подтянувшись, он попытался овладеть своим телом. Ничего не вышло. Он повернулся к Джулиано:
— Мои навыки, подготовка…
— Да, — кивнула она. — Мы почти сразу обнаружили их остатки. Раннешейперская психотехническая обработка. По современным стандартам весьма неуклюжая. Она мешала твоему выздоровлению. За эти годы мы ее полностью вычистили.
— То есть… совсем?
— Да. Нам и без твоих навыков, кстати, дающих дуализацию мышления, хватало дел с церебральной дихотомией. Лицемерие как второе состояние сознания и всякое такое. — Она фыркнула. — И вообще все это дурь.
Линдсей рухнул в кресло сканера.
— Но всю мою жизнь… А теперь ты все уничтожила. Пекно… — Он прикрыл глаза, подыскивая слово. — Технологией.
— И что с того? — причавкивая еще одной конфетой, возразила она. — Технология дала, технология взяла. Теперь ты снова такой, какой есть. Так чего же тебе еще надо?
В открытую дверь, шурша тяжелой тканью, вошла Александрина Тайлер. Одета она была в наряд из своих девичьих времен: пышная длинная юбка и жесткий кремовый жакет, расшитый входными разъемами, с круглым, облегающим шею воротом. Она опустила взгляд к полу:
— Маргарет! Ноги…
— О, извини, дорогая, — ответила Джулиано, рассеянно глядя на осыпавшуюся с сапог засохшую грязь.
Внезапная необходимость совмещать и сопоставлять их обеих вызывала головокружение. Тухлый неприятный пузырь дежа вю всплыл из каких-то затопленных лекарствами глубин мозга, и на несколько секунд Линдсей, похоже, отключился. Придя в себя, он почувствовал явное улучшение — словно некий грязный, парализующий осадок исчез из головы, освободив место свету.
— Александрина… — Он ослабел, но чувствовал себя некоторым образом более реально. — Ты была время? Все это здесь?
— Абеляр… — Она была удивлена. — Ты говоришь?
— Пытаюсь.
— Мне сказали, что тебе лучше. Я принесла тебе одежду. Из гардероба Музея. — Она показала старинный костюм, обернутый пластиком. — Видишь? Это один из твоих собственных, семидесятипятилетней давности. Сохранился у одного из мародеров, разграбивших усадьбу Линдсеев. Примерь, дорогой.
Линдсей пощупал жесткую, побитую временем ткань.
— Музейный экспонат…
— Ну конечно.
Маргарет Джулиано глянула на Александрину.
— Может быть, его будет удобнее одеть в форму санитара? Он сможет затеряться, смешавшись с местной обстановкой.
— Нет, — возразил Линдсей. — Я буду носить это.
— Александрина все продумала заранее, — сообщила Джулиано, пока он боролся с брюками, просовывая босые ноги через жесткие, армированные проволокой коленные гармошки. — Она каждый день приходила кормить тебя тайлеровскими яблоками.
— После дуэли я привезла тебя сюда, — сказала Александрина. — Срок нашего брака истек, но я теперь управляю Музеем. Такая моя новая должность. — Она улыбнулась. — Усадьбы разграбили, но семейные сады до сих пор целы… Мариетта, сестра твоей бабки, всегда клялась фамильными яблоками.
Линдсей натянул рубашку. Та лопнула по шву на плече.
— Ты так ел эти яблоки — просто чудо, — сказала Джулиано. — С семечками, с черенками, ничего не оставлял.
— Значит, ты дома, Александрина, — сказал Линдсей.
Она так хотела домой… Он был рад за нее.
— Это был дом Тайлеров, — сказала Александрина. — Левое крыло и парк отошли под клинику. Это работа Маргарет. А я — куратор. Управляю остальным. Собрала все, напоминающее о нашей прежней жизни, — все, что пощадили ударные отряды Константина. — Она помогла ему просунуть голову в скафандроподобный ворот официального костюма. — Идем. Я покажу.
Джулиано, сбросив сапоги, осталась в съехавших носках.
— Я с вами. Хочу оценить его реакции.
Бальный зал превратили в выставочный. Стеклянные стенды, портреты основателей первых кланов, с потолка свисает старинный сверхлегкий самолет с педалями… Пятеро шейперов охают и ахают над ящиком грубых инструментов для монтажа на лунной орбите…
- Предыдущая
- 62/80
- Следующая