Америка: каким мир был бы без неё? - Д'Суза Динеш - Страница 33

Несмотря на это, расизм никуда не исчез. Снимая фильм «Америка», я взял интервью у ученого-афроамериканца Мишеля Эрика Дайсона, который преподает в Джорджтауне. В течение последних лет я несколько раз участвовал с Дайсоном в дебатах — это общительный человек, который называет меня «братец Д’Суза». По мнению Дайсона, несмотря на прогресс в расовом вопросе, чернокожие граждане продолжают сталкиваться с серьезными препятствиями, являющимися результатом прошлой и настоящей расовой нетерпимости. Дайсон делает такие заключения частично из того факта, что чернокожие граждане в Америке преуспевают меньше, чем белые. Даже не белые иммигранты, как указывает Дайсон, живут лучше, чем афроамериканцы. Дайсон предполагает, что эта разница в достижении успеха показывает, как много у них отняли и продолжают отнимать. Дайсон, как и многие прогрессисты, считает, что Америка была и продолжает быть виновной в том, что украла возможности и плоды труда у афроамериканцев. Если это верно, говорит он, за эту кражу нужно нести ответственность и платить.

Что касается Букера Т. Вашингтона, прогрессисты считают его предателем, так называемым «Дядей Томом». Дайсон слишком любезен, чтобы выразиться именно так, но он явно не в восторге от его позиции. В предательстве и продажности Вашингтона в свое время обвинял и его вечный противник — У. Э. Б. Дюбуа. Я упоминаю спор между Вашингтоном и Дюбуа потому, что он служит ярким примером развития истории расового вопроса в Америке в период от времени окончания рабства до наших дней. Это поможет нам понять, когда политика сегрегации и расизм становятся воровством, а когда — нет. Более того, изучение этой истории поможет нам увидеть, как группы, находившиеся в самом низу социальной лестницы, могут подняться на самый верх.

Давайте начнем с сегрегации — практики принудительного отделения одной расы от другой, которая началась после Гражданской войны. В период рабства люди разных рас, разумеется, жили друг с другом в тесной близости. Но после Гражданской войны униженные южане решили, что раз войска северян ушли домой, они могут выместить свои чувства на чернокожих. Печально известный Ку-клукс-клан, к примеру, появился после Гражданской войны как тайная боевая группа сопротивления Реконструкции, а затем открыто проявил себя в начале двадцатого столетия, устраивая линчевания афроамериканцев и совершая другие ужасные злодеяния. В конце девятнадцатого столетия коалиция южан — включая консервативный правящий класс этих областей — приняла законы, делающие сегрегацию двух рас обязательной. Вследствие этого вагоны поездов, пароходов и паромов должны были иметь отдельные секции для белых и для черных. То же самое было на почте, в тюрьме, в ресторанах, театрах, плавательных бассейнах, в боулинге и в церкви. Школы, больницы и дома престарелых также были сегрегированы. Черные и белые пользовались отдельными общественными туалетами и питьевыми колонками.

Примечательно, что по представлениям некоторых консервативных политиков Юга сегрегация была способом защитить чернокожих от Ку-клукс-клана и других радикальных расистских групп. Историк Джоэль Уильямсон пишет: «Консерваторы поддерживали сегрегацию ‹…› ради того, чтобы защитить чернокожих и их достоинство. Для консерваторов сегрегация означала, что чернокожему гражданину будет выделено особое место, где он будет защищен. Сегрегация, задуманная консерваторами, была разработана совсем не для того, чтобы понизить самооценку чернокожих, но чтобы поддержать и усилить ее».[114]

Сегодня это кажется невероятным. Это коренным образом противоречит пропаганде прогрессистов относительно совершенно расистского Юга. Но Уильямсон указывает, что на Юге были разные люди — радикалы и консерваторы — и что касается последних, то сегрегация виделась им более предпочтительной, чем чернокожие сограждане, оставленные на милость линчевателей и горящих крестов.

Кто победил сегрегацию? Вовсе не либералы. На Юге было мало людей, открыто высказывающих либеральные взгляды, и их мнение было незначимым. Скорее, самое существенное, хотя и безуспешное, сопротивление оказали частные трамвайные компании. Частные предприятия были озабочены тем, что в условиях сегрегации вести бизнес становилось дорого. Экономист Дженнифер Робак, изучавшая воплощение политики сегрегации в работе городских трамваев, говорит, что компании не хотели обустраивать отдельные вагоны для различных расовых групп. Некоторые даже отказывались выполнять предписания закона до тех пор, пока правительство не заставило их повиноваться с помощью штрафов. Сегрегация была «бесплатной» для правительства, потому что все дополнительные расходы ложились на плечи налогоплательщиков. Таким образом сегрегация была победой правительственного регулирования над свободным рынком.[115]

В период сегрегации у чернокожих не было другого выбора, как приспосабливаться к существующим условиям, и мы видим, что они приспосабливались. Наиболее находчивые из них осознали, что таким извращенным способом сегрегация создала для них благоприятные экономические возможности, поскольку она не позволяла белым заниматься бизнесом с черными и обслуживать чернокожих в рамках своей профессиональной деятельности. Экономист Томас Соуэлл пишет: «Нежелание белых заботиться о волосах, телах или душах чернокожих создало класс чернокожих парикмахеров, врачей, предпринимателей и религиозных функционеров». Чернокожие каменщики, ювелиры, портные, ремонтники и учителя скромно зарабатывали себе на жизнь в мире, где царили законы Джима Кроу. В нескольких больших и малых городах Юга чернокожие граждане развили процветающий бизнес в сфере банковского обслуживания, недвижимости и страхования. В некоторых сферах — особенно в сфере индустрии развлечений и в спорте — черные оказались способны преодолеть сегрегацию и достичь славы и богатства благодаря успеху у белой аудитории.[116]

Хотя сегрегация была тяжелым бременем для чернокожих, это не значит, что сама по себе сегрегация является воровством. Очевидно, что в добровольной сегрегации не содержится воровства. Люди свободны в том, чтобы общаться с теми, с кем они хотят, и если они выбирают не общаться с кем-либо, они, таким образом, не отнимают у этих людей их права. Это принцип, разумеется, приложим одинаково и к белым, и к черным. Если чернокожий мужчина, к примеру, хочет жить в районе, где преимущественно живут чернокожие, этим решением он никого не лишает ни их прав, ни собственности. Справедливо и то, что если белый мужчина хочет общаться только с белыми друзьями, он таким образом не отнимает ничего у черных или у кого-то еще. Добровольная сегрегация может быть отвратительной и даже ужасной, но это не кража.

Сегрегация, навязываемая государством, — другое дело. Как граждане, по закону мы имеем равные права. Следовательно, когда сегрегация налагается законом, она насильственно разделяет группы людей, которые имеют полное право жить вместе, есть вместе и работать вместе. В той степени, в какой сегрегация лишает чернокожих возможности свободно взаимодействовать с белыми и это наносит первым экономический вред, сегрегация, навязанная законом, действительно представляет собой «отъем» у чернокожих. Этот «отъем» невозможно отрицать, даже если его трудно подсчитать. Действительно, чернокожие, возможно, создали экономически эффективные ниши в условиях сегрегации, но, без сомнения, по крайней мере некоторые из них могли бы создать даже более успешные предприятия, которые обслуживали бы как белых, так и черных. К счастью, сегрегация закончилась к 1960-м благодаря ряду решений правительства и судов.

В то время как сегрегация осталась позади и с тех пор прошло уже полстолетия, расизм никуда не исчез. Таким образом, расизм как будто создает ситуацию продолжающегося воровства. Однако мы должны быть точны в использовании терминов. Строго говоря, расизм не может быть формой воровства, потому что расизм — это взгляды или точка зрения. Расизм — это просто доктрина или убеждение в неполноценности другой группы, в данном случае афроамериканцев. Как вы можете украсть что-то у кого-то, просто думая о нем плохо? Следовательно, нас беспокоит не расизм, а дискриминация. Расизм — это теория, а дискриминация — практика. Именно дискриминация, а не расизм, это то, что мы должны исследовать на предмет лишений, которым она подвергает чернокожих.