Моника (ЛП) - Адамс Браво Каридад - Страница 42
- Предыдущая
- 42/67
- Следующая
- И мы можем уехать в конец мира! – развеселился Сегундо с надеждой, которую едва сдерживал. – Если вы мне разрешите, капитан, я позабочусь об очистке от береговой охраны, или того, что от них осталось… С ними мы не можем уехать далеко… о нас знают!
- Нет, Сегундо, мы никого не будем убивать.
- Капитан, это возможность, единственная возможность, которая есть у вас и у всех нас. Возьмем курс на континент, высадимся в Гвиане, и там пусть нас ищут!
- Нет, Сегундо, мы не будем сбегать. – И властным тоном приказал: - Поднимай другой парус. Сегундо, делай то, что я тебе приказываю!
- Хорошо, капитан. Я из-за вас. Не из-за себя говорю это. У меня нет судебного процесса, обвинения, мне они ничего не смогут сделать, но вы так глупы, что суетесь в пасть волку…
- Делай то, что я приказал, Сегундо. Сменим курс. В Сен-Пьере осталась дама, к которой я хочу вернуться, я бы заплатил за это любую цену!
Сдерживая бунтарский поступок, Сегундо покорился голосу Хуана. Его фигура уменьшалась, удалялась, исчезая на мокрой узкой палубе, пока с другой стороны рулевой рубки появился другой человек, его глаза были испуганными, лицо было бледным и искаженным. Взгляд измерил с ног до головы крепкую мужскую фигуру, которая теперь внимательно вела корабль. На полу, рядом с ним, завернутый в мореходную куртку, спал негритенок, как ангел, и лицо молодого офицера посмотрело странным взглядом, чтобы затем снова посмотреть со страхом и любопытством на того, кого взяли на Галион как заключенного и связанного… Он долго не решался, словно подбирал слова, чтобы заговорить с ним, словно боролся между двух страхов, усиленно сдерживая волнение… пока наконец не произнес с дипломатичной улыбкой:
- Мы вышли из этой передряги, не так ли? Буря утихла, и если мне не кажется, перед нами стоят горы…
- Санта Каталина, горы Монтейн и Майклан… Вы знаете остров Гренада?
- В этом случае, единственное важное то, что вы узнаете. Столица называется Сан Хорхе… Я так понимаю, что это важный порт. Вы узнаете ее, так как мы приблизились. – Вскоре, офицер сменил свой угоднический тон, и с беспокойством спросил: - Послушайте, почему вы сменили курс? Почему повернули корабль? Чего вы добиваетесь? Если вы думаете посмеяться надо мной…!
- Успокойтесь, офицер, и уберите револьвер… Уберите его, или я выпущу руль из рук, и мы все пойдем в ад.
- Я уже его убрал. Вы злоупотребляете ситуацией… Вы не поведете корабль в Сан Хорхе?
- Я знаю, что нам нечего там делать.
- Послушайте вы, - казалось решил офицер, - я не знаю, в чем вас обвиняют и какие этому есть доказательства. Я ограничиваюсь тем, что выполняю приказы моих начальников арестовывать и брать на себя надзор на этом корабле, пока не передам вас властям Мартиники. Я уже знаю, что вещи изменились… Я знаю, что мы вам очень обязаны…
- Но ведь это ерунда, не так ли? – заметил Хуан с изящной иронией. – Вы прошли бурю, уже не нужно бояться… Вы уже видите британские острова… Как удобно выполнить свою миссию, ввиду того, что произошло, высадить нас в тюрьму Сан Хорхе! Вы думаете, что я такой дурак, чтобы сдаваться новым ищейкам, чтобы страдать от издевок и грубостей?
- Мы схватили вас в обычной форме… О вас сказали, как об опасном человеке, - попытался извиниться офицер как-то торопливо. – Мне на самом деле жаль, что с вами случилось. У меня не было намерения вести себя со всеми вами слишком сурово…
- Слишком, нет, понятно. И также не было необходимости… Было бы достаточно завести речь о тех, кто попал в ваши сети закона, не имея ни влияния, ни званий, ни удачи. Бедные люди, бедные нищие! Для чего нас уважать? Ведь так мало стоит жизнь человека в несчастье! Для вас, офицер, чего стоит теперь этот корабль в моих руках? Видите? Мы меняем курс… Идем на Север… Ваш британский остров остался позади… Теперь роли сменились… Мне достаточно дать сигнал моим людям, чтобы они выбросили вас в море…
- Что вы говорите? Вы шутите? Чего вы добиваетесь?
- Ничего. В лучшем случае это будет вам уроком, которым вы не воспользуетесь. Как мало значит тщеславие эполетов, офицерский титул, когда человек находится в беде!
- Что вы со мной сделаете?
- Ничего. Мы едем на Мартинику… Вы завершите свою миссию, только на несколько часов позже.
- На Мартинику? Но мы очень далеко, двигатели не работают! Мы не сможем доехать!
- Ветер нам помогает. Мы плывем с парусом, который понимает только Хуан Дьявол…
- На самом деле я даже не знаю, что и сказать, - заявил удивленный и благодарный офицер, хотя и был еще испуган. – На Мартинику… Когда мы туда прибудем?
- Мы будем в Сен-Пьере завтра вечером, если ветер не изменится.
- Если так, полностью рассчитывайте на нашу благодарность, и если я могу что-то сделать для вас…
- Да. Наполните мою трубку табаком и прикажите приготовить что-нибудь поесть моим людям…
Хуан снова посмотрел в мореходную книгу, медленно повернул направо и посмотрел горящим взором своих темных глаз на широкое море, понемногу успокаивающегося, пока солнце разгоняло тучи и омывало золотыми лучами его гордый лоб, широкую грудь, мускулистые руки, голову с черными вьющимися волосами, сжатые губы, которые не хотели дать сбежать главной болезни его души, видевшую сквозь ветра и моря Монику де Мольнар…
- Да, здесь я заболела… Здесь я была на пороге смерти… Здесь я была в агонии, и меня спасла его забота…
Скрестив руки, с выражением недоверия на лице Ренато слушал неправдоподобный рассказ Моники в той каюте Люцифера, где изменилась ее жизнь. Вся боль и надежда пережитых часов в этих стенах, казалось, возродилась, когда, соединив руки, бывшая послушница вспоминала былое время…
- Жалкий уголок, Моника. У меня болит душа, что это по моей вине…
- Этот угол для меня не жалкий, Ренато.
- Судя по твоему виду, я должен это признать. Но нет, не могу поверить тому, что ты говоришь. Есть вещи, которые не укладываются в голове, и разум не может их принять. Я знаю, ты хочешь защитить его, хочешь воздвигнуть между тобой и мной холодную стену, и догадываюсь, почему это делаешь… Не нужно большого ума, чтобы понять, как ты страдала в этих стенах, ужас жить здесь, разделяя все с человеком, который далек от твоего воспитания и твоих привычек… Такая женщина как ты, Моника…
- Ренато, возможно, та женщина, которой я была, не была способна понять Хуана. А та, которая сейчас…
- Хватит! – гневно отрезал Ренато. – Не меняются так ни сердца, ни понятия. Твое превращение – это физика, внешняя сторона, не более… Ты более красива, более желанна, ты как цветок, способный зажечь чувства человека, который лишь только взглянет на тебя. Но какой ценой ты этого достигла? Какими страданиями, какую жертву ты должна была принести, чтобы изменить то, что изменила? Кто в действительности для тебя этот человек, Моника?
- Мой муж… Ты уже знаешь…
- Ты делишь с ним эту каюту?
- Нет… Ну… я хочу сказать… - колебалась Моника.
- Ради Бога, прошу тебя, говори яснее! Пока ты была больна, ты была здесь; но потом…? Скажи мне правду; не лги, Моника… Ради Бога, не лги!
- Я была здесь одна… - пробормотала Моника. – Он был для меня лучшим, приветливым и уважаемым из друзей…
- А! – воскликнул Ренато победно. – Ничего больше?
- Ну, после моей болезни, ничего более…
- А до этого? Скажи мне все, Моника. На коленях умоляю, умоляю, как брат, клянусь, что ничего из того, что ты мне скажешь, я не использую против Хуана, если не захочешь… Но есть в твоих отношениях с ним что-то странное, непонятное, в чем я хочу быть уверенным, и ты не откажешь мне в этом. Хуан был на самом деле твоим мужем? Ты была его?
- Я не знаю, Ренато, - засомневалась Моника, делая усилие. – Моя жизнь разбилась, разделилась… Все изменилось с той ночи… Есть смутная тень и ужас, который я безуспешно пытаюсь вспомнить. Это было словно я умерла, словно я упала на глубину ада. После этого я словно медленно воскресала. До той ночи та женщина ненавидела Хуана Дьявола; другая вернулась к жизни в этих стенах, которая впервые посмотрела на себя как женщина в воде того источника, когда руки Хуана склонили меня над водой, научили улыбаться, а глаза увидели солнце, эта женщина… эта женщина любит Хуана, и ему принадлежит. Это правда, Ренато, это правда!
- Предыдущая
- 42/67
- Следующая
