Противостояние. Том II - Кинг Стивен - Страница 19

• Предыдущая
• 19/172
• Следующая

Малыш долго смотрел на него и в конце концов отпустил курки.

— Я пришью тебя, Мусорок, — сказал он, улыбаясь. — Я продырявлю тебе твою ё…ю шкуру. Но сначала мы вернемся к тому завалу, сквозь который прох…чили с утра. Там ты скинешь автобус с обрыва. А потом я вернусь назад и отыщу дорогу в объезд. Я не оставлю мою ё…ю тачку, — раздраженно добавил он. — Ни в жисть ее не брошу.

— Пожалуйста, не убивай меня, — прошептал Мусорщик. — Пожалуйста, не надо.

— Если управишься с тем «фольксвагеном» за пятнадцать минут, может, и не убью, — сказал Малыш. — Веришь в эти хенки-пенки?

— Да, — кивнул Мусорщик. Но, пристально взглянув в неестественно блестящие глаза Малыша, он не поверил ни на секунду.

Они пошли обратно к завалу; Мусорщик на ватных ногах ковылял впереди. Малыш шел жеманной походкой, его кожаная куртка тихо поскрипывала в потайных складочках. На его кукольных губах играла слабая и почти сладкая улыбка.

Когда они добрались до завала, было уже почти темно. Микроавтобус «фольксваген» лежал на боку, и трупы трех или четырех его пассажиров, просто груда рук и ног, к счастью, были плохо видны в быстро меркнувшем свете. Малыш обошел автобус и встал на обочине, глядя на то место, где они проехали около десяти часов назад. След от одной пары колес его тачки по-прежнему виднелся там, но от второй прерывался на краю обрыва.

— Нет, — твердо произнес Малыш. — Никогда нам здесь снова не проехать, если только кое-что не подвинем. И ты мне не рассказывай, я сам тебе расскажу.

На одно короткое мгновение Мусорщика охватило желание подскочить к Малышу и попытаться спихнуть его с обрыва. Но Малыш обернулся. Его стволы нацелились прямо в грудь Мусорщика.

— Эй, Мусорок, тебе в голову пришли дурные мысли. И не пытайся заливать мне про другое. Я могу читать тебя как ё…ю книжку.

Мусорщик яростно замотал головой.

— Не ошибись со мной, Мусорок. Это единственное, чего на всем белом свете тебе делать не стоит. А теперь давай толкай этот автобус. У тебя в запасе пятнадцать минут.

Неподалеку на осевой полосе стоял «остин». Малыш распахнул дверцу со стороны пассажира, небрежно вытащил разложившийся труп девочки-подростка (ее левая рука оторвалась от тела, и он рассеянно отшвырнул ее в сторону, как человек, закончивший обгладывать индюшачью ножку) и уселся на заднее сиденье, оставив ноги на мостовой. Он весело махнул в сторону сгорбившегося и дрожавшего Мусорщика своими стволами.

— А времечко-то катится, дружочек. — Он откинул голову на сиденье и запел. — О-оо… Вот Джонни ковыляет, клюв зажав рукой… У него одно яйцо, потому его заносит, и-ии… УХ, прямиком в канаву-у — УХ… Вот так-то, Мусорок, с мокреньким концом… Ты берись за дело, ведь осталось-то двенадцать мину-у-уточек… Ножкой влево, ножкой вправо, ну давай, не жмись, шалава, влево-вправо, влево-вправо…

Мусорщик навалился на микроавтобус, напряг ноги и толкнул. Микроавтобус сдвинулся дюйма на два к обрыву. Надежда — этот неистребимый сорняк человеческого сердца — стала потихоньку оживать и распускаться. Малыш был непредсказуем, импульсивен — Карли Йейтс со своими сраными дружками сказали бы про такого, что он безумнее, чем крыса в сортире. Может, если ему все-таки удастся столкнуть автобус с дороги и расчистить путь милой сердцу Малыша тачке, этот психопат оставит его в живых.

Может быть.

Он нагнул голову, ухватился за кузов «фольксвагена» и надавил изо всей силы. Недавно обожженная рука отозвалась вспышкой боли, и он понял, что нежная, вновь образовавшаяся ткань скоро лопнет. Тогда боль станет нестерпимой.

Автобус сместился дюйма на три. Пот стекал с бровей Мусорщика и заливал глаза, обжигая, словно горячим машинным маслом.

— Вон Джонни ковыляет, клюв зажав в руке, у него одно яйцо, потому его заносит, и-ии, УХ, прямиком в канаву-у — УХ! — пел Малыш. — Ножкой влево, ножкой впра…

Песня оборвалась, как тоненькая нитка. Мусорщик испуганно оглянулся. Малыш слез с заднего сиденья «остина». Он стоял в профиль к Мусорщику, уставившись через шоссе на восточные ряды проезжей части. За ними поднимались скалистые, поросшие редким кустарником холмы, закрывая половину небосклона.

— Какого хера… Что это было? — прошептал Малыш.

— Я ничего не слы…

И тут он кое-что услышал. Он услышал легкий стук щебенки и камней с другой стороны шоссе. И вдруг он ясно и отчетливо вспомнил весь свой сон, отчего кровь застыла у него в жилах, а во рту мгновенно высохла слюна.

— Кто там есть? — крикнул Малыш. — Лучше отвечай! Отвечай, мать твою, или я стреляю!

И ему ответили, но не человеческим голосом. Хриплой сиреной в ночи раздался вой, набравший силу и тут же быстро упавший до утробного рыка.

— Господи Иисусе! — сказал Малыш неожиданно тоненьким голоском.

С противоположной стороны шоссе спускались с холма и пересекали осевую полосу волки, худые серые лесные волки; глаза их были красными, из раскрытых пастей капала слюна. Их было больше двух дюжин. Мусорщик в паническом страхе снова намочил в штаны.

Малыш зашел за кузов «остина», навел револьверы на цель и стал стрелять. Из стволов вырывалось пламя, звуки выстрелов эхом отлетали от скал, превращая их в гром настоящего артиллерийского обстрела. Мусорщик закричал и заткнул пальцами уши. Ночной ветерок донес до него револьверный дым, свежий, густой и горячий. В нос ему ударил запах серы.

Волки приближались с прежней скоростью — быстрым шагом, не увеличивая и не сбавляя темпа. Их глаза… Мусорщик почувствовал, что не может оторваться от их глаз. Они не были глазами обычных волков, это он знал точно. У них были глаза их Хозяина, подумал он. Их Хозяина и его Хозяина. Вдруг он вспомнил свою молитву, и его страх исчез. Он вытащил пальцы из ушей и, не обращая внимания на мокрую ширинку, начал улыбаться.

Малыш расстрелял оба магазина, уложив трех волков. Не пытаясь перезарядить револьверы, он сунул каждый в кобуру и повернулся к западу. Он прошел десять шагов, а потом остановился. Еще больше волков спускалось по западным рядам шоссе, то выныривая из-за неподвижных машин, то скрываясь за ними, как рваные клочья серого тумана. Один из них задрал морду к небу и завыл. К нему присоединился второй, третий, а потом и весь хор. Они приближались.

Малыш попятился назад. Теперь он пытался зарядить револьвер, но патроны выпадали из его негнущихся пальцев. Неожиданно он сдался. Револьвер выпал из его руки и звякнул об асфальт. Это словно послужило им сигналом — волки бросились к нему.

Издав резкий панический вопль, Малыш повернулся и побежал к «остину». На бегу второй револьвер вывалился из низко болтавшейся кобуры и упал на дорогу. С низким, душераздирающим рыком ближайший к нему волк прыгнул как раз в тот момент, когда Малыш нырнул в «остин» и захлопнул за собой дверцу.

Он едва успел. Рыча, волк отлетел от дверцы, его красные глаза бешено вращались. К нему присоединились остальные, и в мгновение ока «остин» был окружен волками. Маленькое личико Малыша выглядывало изнутри, как белая луна.

Потом один из волков с низко опущенной треугольной головой и глазами, мерцавшими, как маяки, подошел к Мусорщику.

«Жизнь отдам за тебя…»

Спокойно, ни капельки не боясь, Мусорщик пошел ему навстречу. Он вытянул вперед обожженную руку, и волк лизнул ее. В следующее мгновение волк уже сидел у его ног на задних лапах, обвив их своим лохматым пушистым хвостом.

Малыш ошарашенно уставился на него.

Глядя прямо ему в глаза и улыбаясь, Мусорщик показал ему кукиш.

Два кукиша.

И заорал:

— Пошел ты! Тебя заткнули! Слышишь меня? ВЕРИШЬ В ЭТИ ХЕНКИ-ПЕНКИ? ЗАТКНУЛИ! ТЫ МНЕ НЕ РАССКАЗЫВАЙ — Я САМ ТЕБЕ РАССКАЖУ!

Волчья пасть осторожно сомкнулась на здоровой руке Мусорщика. Он поглядел вниз. Зверь снова стоял на четырех лапах и легонько тянул его. Тянул его на запад.

— Отлично, — безмятежно сказал Мусорщик. — Ладно, парень.

• Предыдущая
• 19/172
• Следующая