Повесть о суровом друге - Жариков Леонид Михайлович - Страница 25

• Предыдущая
• 25/66
• Следующая

Объявляем всем нашим верноподданным...

Я обернулся, чтобы посмотреть, здесь ли Васька. Он был рядом. Тут же стоял, опираясь на костыль, Уча и слушал, открыв рот.

Барин в очках продолжал читать:

- «В эти... дни в жизни России почли Мы долгом совести облегчить народу нашему тесное единение... и, в согласии с Государственной думой, признали Мы за благо отречься от престола государства Российского и сложить с себя верховную власть...»

Я смотрел на открытый рот Учи и не мог понять, что происходит. А голос читавшего отчетливо и громко раздавался в тишине:

- «Не желая расстаться с любимым сыном Нашим, Мы передаем наследие Наше брату Нашему великому князю Михаилу Александровичу, благославляя его на вступление на престол государства Российского...

На подлинном собственной Его Императорского Величества рукою написано: «Н и к о л а й». Скрепил министр Императорского двора генерал-адъютант граф Фредерике... 2 марта 1917 г., 15 часов, г. Псков».

- Слава тебе, господи! Дали по шапке царю Миколе, - с облегчением проговорил старый рабочий.

- Баба с воза - кобыле легче.

Я не понимал: не то убили царя, не то кто-то дал ему по шапке.

Уча повернулся ко мне, выкатил глаза и, передразнивая царя, прокартавил:

- «Мы, Николай Вторый»!..

- Господа! - торжественно проговорил барин в шляпе. - Ведь это же Республика! - И он пошел по улице, размахивая руками и радостно объявляя всем: - Россия - Республика! Свобода!

Он столкнулся с приставом и полез было целоваться, но пристав был сердит, куда-то спешил и целоваться не стал.

Вихрем промчалась по улице пролетка, а в ней стояла барыня в меховой шубе и, держась одной рукой за сиденье, чтобы не упасть, визгливо кричала:

- Свобода! Свобода!

Прибежал кто-то из мальчишек и впопыхах объявил:

- Бегите скорее на площадь! Там царя скидывают!

То, что мы увидели на площади, невозможно было передать. Я смотрел и не верил своим глазам: у чугунного царя на голове был надет набекрень мой драный картуз. Я узнал его по половине козырька, которая болталась, закрывая царю левый глаз.

Народ вокруг хохотал. Старушки крестились:

- Господи, да разве можно так с царем-батюшкой?

- Антихрист пришел на землю! Антихрист!..

Какой-то парень принес пожарную лестницу, взобрался на памятник, прямо на плечи царю, и стал закреплять у него на шее веревку. Свободный конец он бросил вниз, там ухватились за него и с криком: «Раз, два взяли!» - хотели стащить царя, но сделать это было нелегко. Чугунный царь даже не пошатнулся и словно посмеивался из-под половинки козырька, дескать: «Слаба у вас гаечка скинуть меня».

На счастье, ехал мимо на бричке с волами дед-селянин. Рабочие остановили его, выпрягли волов и привели их на площадь. Смех толпы перекатывался из края в край. Веревку, привязанную к шее царя, прикрепили другим концом к упряжке, все разом закричали, засвистели. Волы дернули, и царь покачнулся. «Давай, давай, родненькие! - кричали рабочие, подбадривая волов. - Еще разок!» Поднатужились волы, рванули еще раз, и царь стал валиться набок. Народ расступился, и памятник грохнулся оземь, подняв облако пыли.

Первым кинулся к царю Васька. В один миг вскарабкался на императора, за ним полезли ребятишки, и все стали плясать на чугунной голове царя.

Тут я вспомнил о своем картузе и хотел найти его, полез в толпу и чуть не столкнулся с отцом. Не видя меня, он влез на каменную подставку, где только что стоял царь, и, подняв руку, потряс в воздухе бумагой:

- Товарищи! Срочная депеша из Петрограда! - И он стал громко читать: - «Манифест Российской социал-демократической рабочей партии. Ко всем гражданам России.

Пролетарии всех стран, соединяйтесь!

Граждане!

Твердыни русского царизма пали. Благоденствие царской шайки, построенное на костях народа, рухнуло. Столица в руках восставшего народа. Части революционных войск стали на сторону восставших...

Временное революционное правительство должно взять на себя создание временных законов, защищающих все права и вольности народа, конфискацию монастырских, помещичьих, кабинетских и удельных земель, и передать их народу, введение восьмичасового рабочего дня и созыв Учредительного собрания...

Вперед! Возврата нет! Беспощадная борьба! Под Красное знамя революции!»

Люди радостно шумели. Мой отец, стремясь перекричать всех, напрягал голос:

- Да здравствует вождь мирового пролетариата товарищ Ленин!

- Ура-а-а! - перекатывались по площади радостные крики, и опять вверх полетели шапки, затрепетали развернутые красные флаги...

Так скинули в нашем городе царя. Картуз свой я нашел. Он был весь затоптан и перепачкан в грязи, но, так как у меня другого не было, я отряхнул его и надел.

Не велика важность - картуз. Зато царя скинули!

Глава пятая.

АПРЕЛЬ

Смело, товарищи, в ногу!

Духом окрепнем в борьбе.

В царство свободы дорогу

Грудью проложим себе.

1

Вот и настала с в о б о д а! Не зря мы с Васькой боролись против царя: отцарствовался император, так ему и надо!

Интересно, когда свобода: говори, что хочешь, делай, что душа пожелает, - хоть кричи, хоть танцуй, хоть становись на голову и ходи вверх ногами. Городовой не схватит за шиворот, нет нигде городовых, разбежались, голубчики.

Ребята на нашей улице выдумали новую игру - в свержение царя. Кто-нибудь взбирался на крышу сарая или на забор, и его стаскивали за шею веревкой. Веселая игра! Только царем никто не хотел быть, особенно после того как чуть не задушили Тоньку. Она вызвалась быть царем и поспорила, что ее никто не скинет. Взобравшись на тачку, она вцепилась в нее так, что глаза от натуги вытаращила, - попробуй скинь ее! Ребята бросили веревку шут с ней, с этой Тонькой, еще задушишь, и отвечай за нее.

Свобода! Даже богачи нацепили красные банты и ходили самодовольные.

Свобода! Васька сказал, что теперь никто не будет приказывать, а только голосовать. Если нужно что-нибудь решить, спроси: «Кто «за»?» Несогласный может поднять руку против. Это и есть свобода.

Ходили слухи, будто в Петрограде вместо царя стало какое-то Временное правительство. А у нас в городе - Совет рабочих и крестьянских депутатов. Моего отца выбрали главным, теперь он назывался «председатель»!

Колбасник Цыбуля, отец Сеньки, стал комиссаром Временного правительства в городе. Сенька хвастался, будто его отец выше моего и что он может арестовать кого угодно. Чудак. За моего отца все рабочие: шахтеры, кузнецы, литейщики, сталевары, а за его отца кто? Хромой Гучков, косой Милюков да еще Родзянко - борода лопатой. Видали мы таких правителей!

Хорошо стало, только хлеба не было, а мука на базаре так вздорожала, что за фунт плати аршин денег. Появились такие деньги - керенки. Их не считали, а мерили на аршин. Только у нас и таких не было.

Трудно стало, да не помирать же! И многие жители подались по селам менять вещи на хлеб. Собрались и мы с мамкой. Вечером перетрясли в сундуке всю одежду. Отобрали отцовский пиджак, материно венчальное платье, две катушки ниток (одна целая, а другая начатая). Пришлось захватить чугунный утюг, две тарелки, ножницы и платок. Вещи сложили в мешок, завязали тесемкой и рано утречком собрались в дорогу.

Отец строго-настрого приказал мне беречь мать, жалеть ее в дороге. Я и сам понимал - слава богу, не маленький.

Васька провожал нас до самой Богодуховской балки. Всю дорогу он нес мешок. Мать далеко отстала, и мы, поджидая ее, присели у дороги.

Под большим секретом Васька сказал мне, что на днях механик Сиротка, шахтер Петя с Пастуховки и дядя Мося повезут в подарок петроградским рабочим три вагона угля, а обратно вернутся с винтовками.

Мне не хотелось расставаться с Васькой, и я опять стал звать его с собой. Он отказывался, и тогда я пустился на хитрость.

• Предыдущая
• 25/66
• Следующая