Царица Пальмиры - Смолл Бертрис - Страница 76
- Предыдущая
- 76/132
- Следующая
Он начал раздеваться.
— Помоги мне снять нагрудные доспехи, — живо сказал он, расстегивая пряжки, удерживавшие его защитную пластину.
— Позови раба! — сказала она.
— Я и без того в затруднении: не знаю, что делать с тобой, — медленно произнес он, снимая свою великолепно украшенную нагрудную пластину и развязывая пояс, к которому крепились ремни доспехов, висевших у него на талии. Будучи настоящим воином, он осторожно положил доспехи в маленький сундучок, а потом снова повернулся к ней. Он снял красную тунику без рукавов, а за ней последовала и нижняя льняная туника. Теперь он стоял обнаженный, если не считать сандалий и ножных щитков. Он сел и вытянул ногу.
— Ты не снимешь с меня сандалии?
— Я тебе не служанка, Аврелиан!
— Вы, женщины высокого происхождения, вообще мало на что годитесь. Вы отказываетесь помочь мне раздеться и целуетесь вы как ребенок. Я уже сомневаюсь, стоите ли вы всех тех неприятностей, которые у меня появятся.
— Так верните меня в Пальмиру! — фыркнула она. — Верните меня, а после этого сражайтесь со мной как мужчина, римлянин!
Он, уже без сандалий и ножных щитков, взглянул на нее снизу вверх.
— Я собираюсь сражаться с вами как мужчина, богиня, а вам, возможно, в первый раз в жизни, придется сражаться со мной как женщине!
Она чуть не задохнулась от гнева при этих словах, но он продолжал:
— Сегодня ночью в этой палатке не будет ни императоров, ни цариц, Зенобия, а только мужчина и женщина, которые будут вести между собой бой, который веками ведут мужчины и женщины!
Его глаза горели синим пламенем, и она в испуге отступила назад. Именно этого преимущества он и добивался. Быстро шагнув вперед, он поднял ее и взвалил себе на плечо.
Он даже не пытался быть с ней нежным, сделав ее беспомощной и лишив возможности сопротивляться. Он пересек палатку, вошел в спальное отделение и бесцеремонно кинул ее на свою кровать. Потом сам бросился на нее и зажал ее лицо между своими ладонями.
— Мне нечего дать вам! — прошептала она.
— Вы дадите, прежде чем кончится эта ночь! — пообещал он и рывком притянул к себе ее голову. Его губы снова требовали ее губ.
На этот раз Зенобия сопротивлялась Аврелиану. Когда его губы прильнули к ее губам, безотчетный страх забил в ней ключом. Этот страх уничтожил ее намерение оставаться холодной, сердце бешено забилось.
Он тут же почувствовал ее ужас, и вдруг его губы сделались нежными. Они лишь чуть-чуть касались ее губ, и он зашептал:
— Нет, богиня, не бойся! Ш-ш-ш, ш-ш-ш, я не сделаю тебе больно.
Она была не в силах подавить сотрясающую ее дрожь. Это хуже всего, подумала она. Она не желала, чтобы он был нежен с ней. Она хотела, чтобы он с неистовством набросился на нее, тогда она могла бы еще больше возненавидеть его. С сердитым криком она подняла руки и вцепилась в него ногтями.
Он силой поднял ее руки над головой и, удерживая их одной рукой, другой пытался приласкать ее.
— Нет, богиня, — упрекал он. — Чего ты боишься, Зенобия? Подари мне ласку твоих губ, любимая! От этого не будет большого вреда.
Она чуть не заплакала при этих словах. Любимая! Он назвал ее» любимая «! Прежде только Марк, тот самый Марк, который предал ее и оставил ее этому человеку, называл ее» любимая «.
Аврелиан почувствовал ее слабость и в то же мгновение снова прильнул к ней. Его губы мягко овладели ее губами в поцелуе, таком страстном и в то же время таком нежном, что она больше не могла сопротивляться. Ее губы смягчились под настойчивым нажимом его губ. Он нашел ее язык и в течение долгой минуты сосал этот лакомый кусочек. Потом отпустил ее губы.
Зенобию ошеломило чувство утраты, которое она при этом ощутила. Почему она чувствует себя так? Ведь она не выносит этого человека, и будь у нее оружие, она использовала бы его против него. Открыв глаза, она обнаружила, что он смотрит на нее сверху вниз без улыбки. Его свободная рука погладила ее по лицу.
— Твоя кожа подобна шелку, — мягко произнес он, и его рука начала исследовать ее тело.
Его горячая рука двигалась вниз по ее шее, рука, которая, как она подумала, могла с такой же легкостью задушить ее, как и ласкать. Он прочел эту мысль в ее серых глазах.
Он задержался на мгновение в нежной впадинке у нее на шее, и она почувствовала, как ее кровь течет у него под пальцами. Потом его рука двинулась вниз, чтобы погладить высокие выпуклости ее грудей, и неторопливо заскользила по ложбинке между грудями. Одним пальцем он начал раздражать ее соски, лаская и возбуждая их. Против ее воли соски стали упругими, и она ощущала в них покалывание. Он наклонил голову, чтобы поцеловать.
Она почувствовала, как из горла рвется крик, но огромным усилием воли сдержала его. Он не должен знать, она не позволит ему узнать, что его жадные губы, сосавшие ее груди, уже начинали пробуждать слабый отклик в самой глубине ее существа. Она не могла понять этого, и это не только приводило в замешательство, но и пугало. Она начала дрожать и попыталась уклониться от этих настойчивых губ.
Он медленно поднял голову. Его глаза покрылись поволокой страсти и чего-то еще, во что она не могла проникнуть. Она отвернулась, чтобы он не увидел ее страх.
— Ты не откажешь мне, богиня! Я буду обладать тобой, — нежно произнес он.
— Нет! — с трудом прошептала она. — Только мое тело — и ничего больше!
— Я буду владеть всем! — сказал он в ответ. — Ты будешь принадлежать мне одному, богиня, ведь я никогда не проигрывал сражений, не проиграю и этого.
Жгучие, медленные слезы заструились по ее щекам, но ни единого звука не вырвалось из ее горла. Для нее все было так же, как для ее матери много лет назад: она была пригвождена к ложу римлянином, который требовал от нее все и брал это, не заботясь о ее душе. Они уничтожили ее мать, но, что бы ни случилось между ней и этим римлянином, она не позволит ему уничтожить себя.
— Нет, богиня, — произнес он, и его голос был обманчиво мягким. — Не плачь! Я не причиню тебе боли. Я буду только любить тебя!
И он приподнялся, чтобы поцеловать ее влажное от слез лицо. Это было слишком. С диким криком она боролась, пытаясь вырваться от него, но не могла освободиться — он был слишком силен. Аврелиан рассмеялся. Ее смущение, ужас и яростное сопротивление, казалось, доставляли ему огромное удовольствие. Он снова накрыл ее своим телом. Она почувствовала, как его мускулистые бедра, покрытые светлым пушком, давят на ее бедра, и, к своему ужасу, ощутила, как сильнейшая вспышка тепла разливается по ее телу. Его широкая грудь давила на ее полные груди, а его губы снова захватили ее губы в таком пылающем, страстном поцелуе, что она почувствовала, как ее силы иссякают. Она ощущала, как его кинжал становится все длиннее и тверже, по мере того как усиливалось его желание.
Он снова захватил ее язык и принялся сосать его бархатистую поверхность, распространяя по ее лихорадочно возбужденному телу взрывные волны желания. О Венера, это было желание! Ей пришлось признаться в этом самой себе. Внутри прорвало плотину. Ее руки непроизвольно обвились вокруг него, и она почувствовала, что он ищет вход в ее сопротивляющееся и в то же время жаждущее тело. Он погрузился глубоко, и она вскрикнула, ее дыхание сделалось частым и тяжелым, длинные золотистые ноги обхватили его тело. Снова и снова он погружался в ее пылающую и влажную плоть, заставляя ее вскрикивать от удовольствия вопреки ее воле. Потом она тихо произнесла жалким, всхлипывающим голосом:
— Я не понимаю! Я ничего не понимаю!
Он приостановился и с раскатами смеха сжал руками ее испуганное лицо.
— Это вожделение, Зенобия! Сладкое, жаркое вожделение. Неужели ты никогда прежде не испытывала вожделение?
Он снова погрузился в ее тело и, наклонившись, прошептал ей на ухо:
— Я научу тебя наслаждаться вожделением, моя богиня, упиваться им, отдаваться ему!
Он просунул руки под нее, охватил ее ягодицы и властно сжал их.
— Ты чувствуешь его, Зенобия? Чувствуешь ли ты, как пламя разливается по твоему телу? Вожделение! Это вожделение, и у тебя нет выбора, как только отдаться ему, отдаться мне! Победа будет за мной, богиня, как я предупреждал тебя! Победа будет за мной!
- Предыдущая
- 76/132
- Следующая
