Лучшие классические детективы в одном томе (сборник) - Дойл Артур Игнатиус Конан - Страница 87

• Предыдущая
• 87/142
• Следующая

– Пустите меня, Рэчел, – сказал я, – это будет лучше для обоих нас. Пустите меня!

Грудь ее поднималась от истерического гнева, ускоренное, судорожное дыхание почти касалось моего лица, когда она удерживала меня у двери.

– Зачем вы пришли сюда? – настаивала она с отчаянием. – Спрашиваю вас опять – зачем вы пришли сюда? Вы боитесь, что я выдам вас? Теперь вы богаты, теперь вы заняли место в свете, теперь вы можете жениться на лучшей невесте во всей Англии, – или вы боитесь, что я скажу другим слова, которых не говорила никому на свете, кроме вас? Я не могу сказать этих слов! Я не могу выдать вас! Я еще хуже, если только это возможно, чем вы…

У нее вырвались рыдания. Она отчаянно боролась с ними; она все крепче и крепче держала меня.

– Я не могу вырвать чувство к вам из своего сердца, – крикнула она, – даже теперь! Вы можете положиться на постыдную слабость, которая может бороться с вами только таким образом!

Она вдруг отпустила меня, подняла кверху руки и неистово заломила их.

– Всякая другая женщина в мире считала бы позором дотронуться до него! – воскликнула она. – О боже! Я презираю себя еще сильнее, чем презираю его!

Слезы против воли выступили на глазах моих, я не мог более выносить этой ужасной сцены.

– Вы узнаете, что были несправедливы ко мне, – сказал я, – или никогда не увидите меня больше!

С этими словами я покинул ее. Она вскочила со стула, на который опустилась за минуту перед тем, – она вскочила – благородное создание! – и проводила меня через всю соседнюю комнату, сказав на прощание слова, исполненные милосердия.

– Фрэнклин! – сказала она. – Я прощаю вам! О Фрэнклин, Фрэнклин! Мы больше никогда не встретимся! Скажите, что вы прощаете меня.

Я повернулся, чтобы она прочла у меня на лице, что я не в силах был сказать, – я повернулся, махнул рукой и увидел ее смутно, как видение, сквозь слезы, наконец полившиеся из моих глаз.

Через минуту все кончилось. Я опять вышел в сад. Я не видел и не слышал ее более.

Поздно вечером ко мне неожиданно заехал мистер Брефф.

В стряпчем была заметна перемена. Он лишился обычной своей самоуверенности и энергии. Он пожал мне руку – первый раз в жизни – молча.

– Вы возвращаетесь в Гэмпстед? – спросил я, чтобы сказать что-нибудь.

– Я сейчас еду из Гэмпстеда, – ответил он. – Я знаю, мистер Фрэнклин, что вы наконец узнали все. Но говорю вам прямо: если бы я мог предвидеть, какой ценой придется заплатить за это, я предпочел бы оставить вас в неизвестности.

– Вы видели Рэчел?

– Я отвез ее на Портлендскую площадь и приехал сюда; невозможно было отпустить ее одну. Я не могу винить вас – ведь вы увиделись с нею в моем доме и с моего позволения – в том страшном потрясении, какое это несчастное свидание причинило ей. Я могу только не допустить повторения подобного зла. Она молода, она решительна и энергична – она это перенесет; время и покойная жизнь помогут ей. Обещайте, что вы не сделаете ничего для того, чтобы помешать ее выздоровлению. Могу я положиться на вас в том, что без моего согласия и одобрения вы не станете пытаться еще раз увидеться с ней?

– После того, что она выстрадала, и после того, что выстрадал я, – ответил я, – вы можете положиться на меня.

– Вы обещаете?

– Да.

Мистер Брефф, казалось, почувствовал облегчение. Он положил шляпу и придвинул свой стул ближе к моему.

– Значит, с этим покончено, – сказал он. – Теперь поговорим о будущем – о вашем будущем. По моему мнению, вывод из необыкновенного оборота, который приняло это дело теперь, вкратце следующий. Во-первых, мы уверены, что Рэчел сказала вам всю правду так ясно, как только можно ее высказать в словах. Во-вторых, хотя мы знаем, что тут кроется какая-то ужасная ошибка, – мы не можем осуждать Рэчел за то, что она считает вас виновным, основываясь на показании собственных своих чувств, поскольку это показание подтвердили обстоятельства, говорящие прямо против вас…

Тут я перебил его.

– Я не осуждаю Рэчел, – сказал я, – я только сожалею, что она не решилась поговорить со мной откровенно в то время.

– У вас столько же оснований сожалеть, что Рэчел – Рэчел, а не кто-нибудь другой, – возразил мистер Брефф. – Да и тогда сомневаюсь, решилась ли бы деликатная девушка, всем сердцем желавшая сделаться вашей женой, обвинить вас в глаза в воровстве. Как бы то ни было, сделать это было не в натуре Рэчел. Кроме того, она сама сказала мне сегодня по дороге в город, что и тогда не поверила бы вам, как не верит сейчас. Что можете вы ответить на это? Решительно ничего. Полноте, полноте, мистер Фрэнклин! Моя теория оказалась совершенно ошибочной, согласен с этим, но при настоящем положении вещей неплохо все-таки послушаться моего совета. Говорю вам прямо: мы будем напрасно ломать голову и терять время, если попытаемся вернуться назад и распутывать эту страшную путаницу с самого начала. Забудем решительно все, что случилось в прошлом году в поместье леди Вериндер, и посмотрим, что мы можем открыть в будущем вместо того, чего не можем открыть в прошлом.

– Вы, верно, забыли, – сказал я, – что все это дело, – по крайней мере в части, касающейся меня, – лежит в прошлом.

– Ответьте мне, – возразил мистер Брефф, – вы считаете, что именно Лунный камень причина всех этих неприятностей? Лунный камень или нет?

– Разумеется, Лунный камень.

– Очень хорошо. Что, по-вашему, было сделано с Лунным камнем, когда его отвезли в Лондон?

– Он был заложен у мистера Люкера.

– Мы знаем, что не вы его заложили. Знаем мы, кто это лицо?

– Нет.

– Где же, по-вашему, находится сейчас Лунный камень?

– Он отдан на сохранение банкирам мистера Люкера.

– Вот именно. Теперь заметьте. Сейчас уже июнь. В конце этого месяца – не могу точно установить день – исполнится год с того времени, когда, как мы предполагаем, алмаз был заложен. Налицо возможность, – чтобы не сказать более, – что человек, заложивший эту вещь, захочет выкупить ее по истечении года. Если он ее выкупит, мистер Люкер должен сам – по собственному своему распоряжению – взять алмаз от банкира. При данных обстоятельствах я считаю нужным поставить сыщика у банка в конце этого месяца и проследить, кому мистер Люкер возвратит Лунный камень. Теперь вы понимаете?

Я согласился (хотя и с некоторой неохотой), что мысль, по крайней мере, была нова.

– Столько же эта мысль мистера Мертуэта, сколько и моя, – сказал мистер Брефф. – Может быть, она никогда не пришла бы мне в голову, если бы не разговор с ним. Если мистер Мертуэт прав, индусы тоже будут стеречь возле банка в конце месяца, – и тогда, может быть, произойдет что-нибудь серьезное. Что из этого выйдет, совершенно безразлично для вас и для меня, – кроме того, что это поможет нам схватить таинственного некто, заложившего алмаз. Человек этот, поверьте моему слову, причиной – не имею претензий знать в точности, каким образом – того положения, в котором вы очутились в эту минуту, и только один этот человек может возвратить вам уважение Рэчел.

– Не могу отрицать, – сказал я, – что план, предлагаемый вами, разрешит затруднение очень смелым, очень замысловатым и совершенно новым способом, но…

– Но у вас имеется возражение?

– Да. Мое возражение заключается в том, что ваше предложение заставляет нас ждать.

– Согласен. По моим расчетам, вам придется ждать приблизительно около двух недель. Неужели это так долго?

– Это целая вечность, мистер Брефф, в таком положении, как мое. Жизнь будет просто нестерпима для меня, если я не предприму чего-нибудь, чтобы тотчас восстановить свою репутацию.

– Ну-ну, я понимаю это. Вы уже придумали, что можно сделать?

– Я решил посоветоваться с сыщиком Каффом.

– Он вышел в отставку. Бесполезно ожидать, чтобы Кафф мог вам помочь.

– Я знаю, где найти его, и могу попытаться.

– Попытайтесь, – сказал мистер Брефф после минутного размышления. – Дело это приняло такой необычайный оборот после того, как сыщик Кафф кончил им заниматься, что, может быть, вы его заинтересуете. Попытайтесь и сообщите мне результат. А пока, – продолжал он, – если вы не сделаете никаких открытий до конца месяца, я, со своей стороны, добьюсь чего-нибудь, устроив слежку у банка.

• Предыдущая
• 87/142
• Следующая