Любимые не умирают - Нетесова Эльмира Анатольевна - Страница 57
- Предыдущая
- 57/75
- Следующая
Вечером он еле приполз в барак.
Мужик, ни с кем не разговаривая, лег спать, над ним смеялись, осыпали колкостями. Он не слышал. Все зэки барака были уверены, что утром он откажется идти чистить сортиры. Но просчитались. Колька молча пошел на работу.
Вечером, вернувшись в барак, не полез под нары. Занял свободную шконку, лег на нее, отвернулся ко всем спиной. Когда кто-то из зэков попытался напомнить, где его место, Колька ответил грубо, что он свое место знает, а и говорившему сыщет. Послал мужика во все неприличные места, пообещав, что если тот будет прикипаться, утопит в сортире.
— Слышь ты, чинарик, я ж тебя плевком пришибу. Тебе ли грозить? — вскипел зэк.
— Не гонорись, падла! Чем ты кайфовей меня? На твоем месте и болван справится. Попробуй мое выдержать! Кишка тонка, пупок развяжется. Вот и захлопни шайку, не кипиши, не наступай на уши. Ни то пришибу как навозную муху!
— Это ты, шибздик, еще и грозишь? — подошел зэк вплотную к Кольке, тот понял, если он сейчас не защитится, его станут пинать все кому не лень до конца срока.
Колька вскочил пружиной, глаза красные, морда перекошена, руки в кулаки сжаты. Неожиданно вмазал под подбородок и рослый мужик, клацнув зубами, отлетел, ударившись спиной о стену, сполз на пол беспомощно.
В другой бы раз Кольку стерли в порошок. Но зэки увидели, сейчас лучше его не трогать. Взбешенный мужик станет защищаться до последнего и неизвестно чего от него ждать.
Колька, чувствуя настороженное отношение к себе, ни с кем не общался, лишь изредка прислушивался к разговорам зэков, не вмешивался в них, ни о чем не спрашивал.
Всеми зэками барака заправлял кряжистый квадратный мужик с грубым лицом, злой и насмешливый, он распоряжался всеми и каждым. Кольку он не замечал и не обращал на него внимания. Но человек видел, как тот следит за ним исподтишка, ищет повод разделаться и навсегда выкинуть из барака. Он понял, Колька не из тех, кого можно подмять и подчинить себе сходу. Этот не положит как другие перед ним получку на стол. А когда придет посылка— не поделится и не отдаст. Конечно, бывали в бараке такие, но их обламывали. Особо упрямых проигрывали. Но Колька оказался ершистым. Он курил, но когда заканчивалось курево, ни у кого «не стрелял», терпел. Больше всего он удивил, когда после двух недель работы в сортире, не попросился на другое место, не жаловался, как иные на невыносимые условия. Он оставался на своем месте молча. И не сетовал.
Первая посылка от матери пришла ему через месяц. Он выложил содержимое в тумбочку. Но, вернувшись вечером, не обнаружил ничего. В тумбочке было пусто. Зэки следили, побежит ли мужик жаловаться в администрацию или в спецчасть? Колька подскочил к дневальному и сразу пустил в ход кулаки. Тот долго не раздумывал. Сшиб с ног и вломил Кольке так, что тот вскоре совсем забыл о посылке.
Но на следующий день кто-то словно уронил на его шконку несколько пачек сигарет.
Когда человек потребовал вернуть письмо матери, кряжистый Остап швырнул его чуть ли не в лицо. Колька смерил мужика ненавидящим взглядом, словно пообещал сквитаться при случае. Тот понял и, ухмыляясь в ответ, молча принял вызов. С того дня между этими двумя началась охота друг на друга. И если весь день до самого вечера они не могли увидеться, то после работы следили за каждым шагом. Вот так присел Колька за стол с кружкой чая, Остап, словно невзначай столкнул кружку на колени Кольки. Кипяток ошпарил ноги. У Кольки в глазах потемнело от ярости. Сорвал скамейку с пола. Но Остап успел отскочить. Скамейка опустилась на плечи невиновного человека и мужика измесила свора зэков. Утром он чуть поднялся на перекличку. На работе едва выдержал до вечера. Лег на шконку, а кто-то из зэков пристроил на просушку над самой головой вонючие носки. Колька сорвал, бросил их на проход и снова был избит.
Уже первую получку он не принес как все в барак, а оформил на счет, чем нимало удивил зэков. Когда сосед по шконке предложил сыграть в рамса, Колька тут же отказался. Он уже видел результат таких развлечений и держался от них в стороне. Его все еще не признавали, не подпускали к столу и к печке. Даже письма матери писал на тумбочке и никогда не жаловался, как ему достается на зоне, не сообщал, где и кем работает. Он спрашивал ее о доме, своей семье, о жизни, ни на что не сетовал и только считал дни.
Повезло ему случайно. В один из ветреных дней он вышел на работу чуть раньше обычного, а тут ветер усилился и неожиданно сорвал хлипкую дверь, она и стукнула по голове начальника спецчасти. Колька его поднял. Помог добраться до кабинета. Тот потом вызвал. Удивился, что зэк помог ему. А тут и Колька сказал, кем был его отец. Начальник спецчасти коротко поблагодарил мужика. А через два дня неожиданно для всех Кольку перевели в хлеборезы.
На это место всегда было много желающих. Каждому хотелось работать в тепле, не надрываясь. Но везло всего одному.
Мужики барака никак не ожидали увидеть Кольку в хлеборезке. Сюда ставили работать тех, кто пользовался уважением администрации зоны. Все зэки предположили, что Колька ссучился и теперь будет закладывать всех зэков не только своего барака, а и зоны. За ним установили слежку дневальные, шныри и шестерки. Но никто из них не приметил, чтобы мужик пошел в спецчасть или попросился к администрации зоны. Он никогда не подходил к охране, ни о чем не просил. И мужики барака долго ломали головы, как ему удалось втереться из говночистов сразу в хлеборезы! Его спрашивали, но человек молчал.
— Слышь ты! Огрызок! Вякни или размажем! Кого запродал? Сучье семя! Мы все знаем, чего стоит устроиться в хлеборезку. На халяву туда не втиснешься. Меня заложил? — спросил Остап.
— Такое говно никому не нужно!—ответил Колька и рассказал, как ушел из ассенизаторов. Он умолчал о своем отце. А ведь это и помогло ему в разговоре с начальником спецчасти. Но зэки не поверили. Многие из них, получив большие сроки, отсидели уже по нескольку лет, но от администрации и спецотдела получали только наказание, отсидку в штрафном изоляторе, лишение почты на месяц, запрет на отовариванье продуктами в ларьке.
Но Кольке нечего было добавить к сказанному. О своем отце он не распространялся. Остапа бесило, что никак не может вырвать из этого корявого, неподатливого мужика сущую правду. Колька не понимал, чего от него хотят. А за ним следили всюду. Но бесполезно. Сколько его били в бараке, в бане, он сбился со счета. И Колька уже невольно обделял их на хлебных пайках. Ведь надо ж было хоть как-то защищаться. Ему ничто не проходило даром. Его били чаще и больнее других. Именно потому, свое окруженье считал стаей. Странно, что именно в зоне ему часто вспоминалась Катька. Ведь теперь он находился в ее положении и на своей шкуре испытывал, каково приходилось бабе?
— Катька! Оглобля! Вот выйду на волю и больше никогда тебя не обижу,— обещал бабе, ложась на шконку. Он просил жену придти во сне. Но та в упор не появлялась к нему.
— Нет у нее никого. Да и кому она нужна? Работает дворником. На морду глянешь, не верится, что ей и сорока нет. Смотрится старухой. Никто не верит, что она моя невестка. Димка твой учится в школе. Спрашивала я о нем. Говорят, что у него неплохие данные к точным наукам. Во всем остальном обычный мальчишка. Правда, уже интересуется девчонками. Соседи видели, мне сказали. Была я дома. Там порядок. Катька, кажется, пить бросила. Ходит злая. Когда я приезжаю, разговаривает через силу, сквозь зубы. А я и сама вижу, много в квартиру купила. Заменила старую обстановку. Теперь у них уютно. А сама как пугало ходит. Такую ночью выпусти на улицу, от нее не только люди, черти разбегутся во все стороны. Совсем не следит за собой баба. А Димка меня уже ни Петровной, бабушкой зовет. И не прячется, не убегает, когда я к ним приезжаю. Даже поесть предлагает. Рассказывает, как живут. Поделился, что хочет стать оператором и работать в системе компьютерной связи. Ну, а Катька теперь устроилась смотрительницей кладбища. Покойников сторожит. Они, завидев ее, из могил не выскакивают. Ох, и страшная баба! От нее бомжи и те разбегаются в ужасе. Кому нужна такая уродка. Мы с нею почти не разговариваем...
- Предыдущая
- 57/75
- Следующая
