Гамбург – Америка линия - Славин Лев Исаевич - Страница 4
- Предыдущая
- 4/4
– Что ж, – сказала она задумчиво, – может быть, я бы его скрутила.
– Ну, ты ему здорово запала в сердце. Я знаю Чарли, это человек долгих страстей. Но ты его отвергла. Я вижу эту страшную ночь, которую он провел в Гамбурге после нашего отъезда. К утру он вырвал тебя из своего сердца. Это сильный человек. Будь уверена, при встрече он тебя не узнает.
Настойчивость, с какой Пише объяснял озадаченной девушке, что ей следовало полюбить другого, была неутомима. Вероятно, здесь действовала жажда разоблачать, потребность восстановить в сознании людей истинное положение вещей, затемненное предрассудками, уродливым воспитанием, страстями.
– Ты не узнала принца, – кричал он, – переодетого принца! Ты оттолкнула славу, богатство и любовь!
Девушка молчала. Ее глаза стали непроницаемы. Ее маленький лоб хмурился.
«Она вспоминает его, – соображал Пише, – он Чаплин. Это меняет дело. Его молчаливость теперь сходит за глубокомыслие, уродливость за породу, маленький рост за элегантность. Напротив, моя веселость теперь выглядит тупостью, занятия литературой – сутенерством, а то, что у меня хорошая фигура, подтверждает, что я болван».
– Ну что, Мицци, – сказал Пише вслух, – ты теперь видишь, что он не так уж дурен?
– Молчи! – крикнула Мицци и убежала.
Пише покачал головой и пошел к себе в каюту читать «Ежегодник всеобщей американской статистики». Он заснул, опустив эту толстую книгу на живот. Его разбудил стук в дверь.
– Войди, – крикнул он, удивляясь неожиданной деликатности со стороны Мицци.
Коридорный сунул голову в каюту.
– Вы, кажется, знали даму из каюты номер пятьдесят? – пробормотал он.
Пише выбежал на палубу.
Судовой врач отходил с видом человека, которому здесь делать нечего.
Капитан, недовольный остановкой, вполголоса ругался. Вахтенный разгонял публику. Молодой матрос, вытащивший Мицци, отжимал мокрое платье. Все сходились на том, что это на редкость несчастливый рейс для «Мавритании».
Одинокий мальчик, подперев щеки кулаками, не отрываясь смотрел на Мицци.
Большая лужа воды стояла под ней.
Пише поправил ей волосы.
Черт возьми, это была девушка, которая так часто гладила его по голове и говорила: «Мой сынок»…
Нераспорядительность, господствовавшая на этом пароходе, – быть может, как следствие убыточности рейса, – сказалась и на обращении с утопленницей. Никто ее не обряжал. Оркестр в большом зале играл как обычно, пока «Мавритания» пересекала пустынный океан, влача на себе тело немецкой девушки.
- Предыдущая
- 4/4
