Терпеливый снайпер - Перес-Реверте Артуро - Страница 3

• Предыдущая
• 3/56
• Следующая

– В ближайшее время не получится, – наврала я. – Еду за границу – давно собиралась.

Мне почудился скрип его извилин. Нет, конечно, издателя озадачила не суть, а процедура. Но, к моему удивлению, он уступил неожиданно легко:

– Ну а если приглашу тебя пообедать?

– Сейчас?

– Разумеется.

Ресторан оказался не то японский, не то еще какой-то в том же азиатском роде. Назывался «Сикку». Стоял почти на самом углу Лагаски и Алькала, напротив Ретиро. Маурисио просто без ума от восточной кухни и антуража. Не помню, чтобы он хоть раз в жизни обедал в нормальном европейском ресторане. Нет, обязательно кормежка должна происходить в бешено дорогом и экзотическом заведении – мексиканском, перуанском или японском. Эти нравятся ему особенно, потому что там можно заказывать суси и сасими с мудреными названиями и блистать умением обращаться с палочками (я-то всегда требую себе вилку), а попутно объяснять, чем отличается сырая рыба с Хоккайдо от сырой рыбы с Окинавы. И прочие изыски. Убойно действует на женщин, объяснил он мне однажды, подцепляя палочками какие-то водоросли. «То есть, я хотел сказать, Лекс, – тут он на миг задумался, глядя на меня, и докончил с тонкой дипломатической улыбкой, – на женщин определенного сорта».

– Ну, давай же, не томи, выкладывай, – поторопила я его, когда мы уселись за столик.

И он выложил. Бегло и не слишком подробно, время от времени делая паузы, чтобы оценить впечатление от своего рассказа. И убедиться, что подвешенная перед мордой морковка болтается как надо и слюнки текут должным образом. Еще бы им не течь. От такого проекта железки заработают у кого угодно. Я так ему и сказала. И еще сказала, что осуществить его затею практически невозможно.

– …потому что никто не знает, где находится Снайпер.

Потому, потому… По тому, как Маурисио налил в мою чашечку теплого сакэ, нетрудно было догадаться, что в рукаве у него кое-что припрятано. Я уже говорила, кажется, что владелец издательства «Бирнамский лес» – совсем не дурак.

– Никто не знает, а ты сумеешь узнать. У тебя обширный круг правильных знакомств. Я оплачиваю все расходы и даю четыре процента от первого договора.

Я рассмеялась ему в лицо. Потому что такую птичку, как я, на мякине не проведешь.

– А долю в прибылях бродячего цирка не хочешь мне предложить? Не будем терять время.

– Послушай… – Он наставительно воздел палец. – Никто и никогда еще не выпускал целиком каталог работ этого молодца. Полное издание в нескольких томах. Нечто монументальное. И дело даже не в том…

– Он прячется вот уже почти два года. За его голову объявлена награда – в буквальном смысле.

– Знаю. В мире стрит-арта ни о ком не говорят так много, никого не ищут так усердно… Место его где-то между Бэнкси[7] и Салманом Рушди… Живая легенда и прочая муть. Но ведь он и раньше не очень-то светился. За двадцать с лишним лет, с тех пор как он был начинающим безвестным райтером, почти никто не видел его лица. Есть только бренд «Снайпер» и больше ничего. Одинокий снайпер.

– Ты только не забывай, Маурисио, что сейчас его хотят убить.

– За дело: сам напрашивается, – рассмеялся он не без злорадства. – Нарываться не надо было. Теперь пусть попрыгает.

Красиво излагает. Я представила, как Снайпер нарывается и прыгает.

– Я никогда не смогу его найти. А если даже каким-то чудом и найду – он меня просто пошлет.

– Предложение, которое ты ему передашь, – из разряда «я угощаю». Условия ставит он. А я обеспечу ему бессмертие, введу в круг небожителей, растолкав их локтями.

– Ты один?

Он задумался на миг. Или изобразил раздумье.

– Да нет, не один… За мной стоят люди с большими деньгами – британские и американские галеристы. Твердо намерены инвестировать в него как в масштабный проект.

– Кто, например?

– Пако Монтегрифо из Клеймора… И Таня Морсинк.

Это имя произвело на меня впечатление:

– Знаменитая галеристка? Королева нью-йоркских снобов?

– Она самая. Уверяю тебя, готовы вкладывать огромные суммы. Планы очень обширные, далеко идущие, так что этот каталог будет всего лишь для затравки. Аперитив, с позволения сказать.

Теперь уже я задумалась.

– Все это прекрасно, но маловероятно. Из области мечтаний. Он не захочет светиться.

– А ему и не надо. Напротив. Анонимность усилит тягу к нему. И с этой минуты Снайпер станет историей искусства. Мы включим его в какую-нибудь грандиозную ретроспективу, а устроим ее в «Тейт Модерн» или в МоМА – в какой-нибудь галерее мирового уровня… Я уже нажал нужные кнопки – все наготове… Стоит о нем упомянуть, все впадают в раж. Представь, какая будет шумиха в СМИ… Событие мирового значения.

– И все же – при чем тут я?

– Ты лучше всех. – (Ах, какая грубая лесть.) – Поверь моему слову: мне есть с кем сравнивать – я в этом бизнесе всю жизнь. У тебя есть некие особые дарования, которые помогут тебе сблизиться с ним. Затронуть нужную струну. И потом, я не забыл, что ты защитила диссертацию по стрит-арту.

– По граффити.

– Ну да. Ты понимаешь, что это за люди – те, которые носят спреи в рюкзаке и малюют на стенах. Ты сумеешь к ним подобраться.

Гримаску, которую я скорчила, можно было толковать как угодно. «Понимаешь», сказал Маурисио. И даже не подозревает, до какой степени прав, думала я, ковыряя вилкой нигири-суси или как его там. Сколько раз всматривалась я, порой даже сама не отдавая себе отчета, в пространство стен между подъездами и витринами, расписанное уличными художниками, которые так густо оставляли в городе следы своего пребывания. Почти всегда количество этих примитивных тэгов, выведенных торопливо и топорно, напрочь забивало качество: граффити того типа, от которого жители окрестных домов и лавочники поднимали крик до небес, а муниципалитет хмурил брови. Лишь в редких случаях у кого-то хватало времени или умения сделать хотя бы фон, а обычно все пространство занимал сам тэг, раскрашенный в разные цвета. Правда, недели две назад, проходя по улице невдалеке от Растро, я все же приметила нечто особенное – анимэшный воин в доспехах заносит самурайский меч над клиентами банкомата. Я продолжала рассматривать граффити – подписи, росчерки, тэги, иногда какой-нибудь невыразительный рисунок, иногда таинственный афоризм вроде «Нет зубов – нет кариеса», – пока неожиданно для себя не осознала, что здесь, как и повсюду, ищу среди них тэг Литы.

– Обещать ничего не могу, – сказала я.

– Не важно… Ты владеешь профессией, я тебе доверяю. Лучше никого и быть не может.

Я медленно жевала, взвешивая все «за» и «против». Судьба корчила мне рожи, пристроившись теперь за стойкой, на плече разделывавшего тунцовое филе повара-японца с повязкой камикадзе на голове. Судьбе, подумала я, по вкусу грубые шутки и сырая рыба.

– Бискарруэс набросится на тебя, – наконец подвела я итог своим размышлениям. – Как волк.

– Так ведь и я не ягненок. Денег у меня, конечно, меньше, но за спиной кое-кто стоит. Так что сумею защитить себя. И тебя тоже.

Ох, мне ли не знать, что уберечься от Лоренсо Бискарруэса не так легко, как хочет внушить мне Маурисио. Владелец торговой сети «Ребекка’з Бокс» – полсотни одежных магазинов в пятнадцати странах мира, 9,6 миллиона прибыли за прошлый год (по данным агентства «Блумберг»), хозяин текстильных фабрик, запрятанных в какой-то индийской глухомани, где рабочим платят десять евроцентов в день, – был человек опасный. Особенно с тех пор, как его семнадцатилетний сын Даниэль, однажды на рассвете сорвавшись с крыши, покрытой матовым титаном и хромированной сталью и имевшей угол под сорок пять градусов, пролетел в свободном падении семьдесят пять метров и шмякнулся на мостовую как раз перед широкой стеклянной дверью офиса. Здание, выстроенное в авангардистском стиле, считалось городской, что называется, достопримечательностью, принадлежало фонду, который возглавлял сам Бискарруэс, и предназначалось для временных экспозиций современного искусства – заметнейших его коллекций. Выставку, открывшуюся за два дня до этого (ретроспектива братьев Чепменов[8], должный резонанс в соответствующей среде), пресса назвала «первостепенным событием культурной жизни». После того как в шесть утра тело Даниэля было обнаружено водителем мусоровоза, а потом еще пять часов взад-вперед сновали криминалисты, полицейские и ранние пташки-хроникеры из отделов происшествий, публике вновь открыли доступ к культурным сокровищам. И посетителям, выстроившимся в длинную очередь, чтобы полюбоваться братьями Чепменами, представилась возможность увидеть и обширное розовато-бурое пятно на мостовой, огороженное пластиковой лентой с надписью «Полиция. Прохода нет». Те, кто взирал на здание издали, могли, кроме того, увидеть на стене под роковой крышей черные контуры слова «Холден» – тэг погибшего юноши, который устремился в пустоту, не успев заполнить их краской.

• Предыдущая
• 3/56
• Следующая