Терпеливый снайпер - Перес-Реверте Артуро - Страница 18

• Предыдущая
• 18/56
• Следующая

– Ты чего за мной таскаешься, а?

– Что, простите?..

Когда я подскочила к нему, он невольно остановился. И отвечал по-испански, явно обескураженный и тем, какой скандальный тон я взяла, и тем, что «тыкаю» незнакомому человеку.

– Я спрашиваю, за каким хреном ты меня преследуешь?

– Вы… – начал он.

Я сочла, что моя агрессия дает мне известные преимущества, и решила держаться этой тактики. И еще взвинтила градус:

– Козел.

Он захлопал глазами в растерянности. Истинной или наигранной. Я была немного выше его ростом, от природы довольно крепко сложена да вдобавок поддерживаю форму, два раза в неделю плавая в бассейне. Что касается характера, то я не из тех барышень, кто визжит, дрожит и вцепляется в плечо красавчика ковбоя, – вечно одно и то же, нежные такие сучки! – когда апачи налетают на форт. Иначе говоря, я была в такой ярости, что вот только дернись он – выцарапала бы ему эти его голубые глазки, в желтоватом свете фонаря так невинно и непонимающе глядевшие на меня из-под твидового поля.

– Вы не имеете права, – докончил он фразу.

Несколько странно рассуждать о праве и долге в этот полночный час и на безлюдной улочке.

– Сегодня утром ты шел за мной по Алфаме, сейчас оказался тут… Что тебе надо, я спрашиваю?

Он очень пристально смотрел на меня. Встопорщив рыжеватые подстриженные усы, прикусил кроличьими зубами нижнюю губу, словно в раздумье. Словно в самом деле силился уразуметь, о чем я. И секунды на две голубые глаза вдруг оледенило такое выражение, что я почему-то усомнилась, что выцарапать их будет так просто, как представлялось мне вначале. Кажется, он мне этого не позволит. Ничего из такого не выцарапаешь. Но говорю же – продолжалось это не больше двух секунд.

– Вы ошибаетесь.

Он резко стронулся с места и, обогнув меня, вновь зашагал вниз по улице. Я смотрела ему вслед.

– В следующий раз голову тебе оторву, – почти крикнула я. – Кретин!

С противоположной стороны улицы на нас озадаченно смотрел райтер с двумя баллончиками в руках. Потом собрал свое барахло и молча удалился по склону вверх. А я осталась стоять перед его желто-синим граффити, вдыхая запах свежей краски и чувствуя, что адреналин растворяется в моих жилах и сердце начинает биться в прежнем, в обычном ритме. Стояла до тех пор, пока на остановке трамвая не появился еще какой-то субъект, который прошел вниз по склону и свернул за угол направо. Я двинулась следом, осторожно высунулась из-за угла, никого не увидела, свернула налево на Авениду-де-Либердаде и зашагала к моему отелю, пытаясь как-то привести в порядок мысли. Вытащила телефон из сумки и, несмотря на поздний час, позвонила Маурисио Боске – пусть и он позлится, не все же мне одной, – однако отозвался лишь автоответчик. Я оставила сообщение с просьбой перезвонить. Как можно скорей. Время от времени я беспокойно озиралась. Но больше меня никто не преследовал.

Когда я вошла в отель, дежурный портье вместе с ключом протянул оставленный мне мессидж от Сестер. Он состоял из четырех слов. И я, моментально позабыв про рыжеусого, устремилась на диван в пустом холле и подключила свой телефон к Интернету. Мессидж гласил: «Снайпер. Движуха в Италии».

– Невероятно, – сказала Джованна.

Я не могла не согласиться. Именно так. Даже в городских музеях никогда не бывало такого наплыва публики. Дворик в доме Джульетты в центре Вероны был запружен людьми, и очередь через ворота выходила на улицу, где несколько полицейских пытались поддерживать порядок. Холод никого не пугал: под ледяной крупой, сыпавшейся с серого неба, жались бесчисленные туристы с зонтиками, в куртках с капюшонами, в шерстяных шапках; многие с детьми. В изобилии были представлены и веронцы, явившиеся взглянуть на то, что газеты и телевидение с оттенком шовинистического бесстыдства трое суток кряду называли «одной из самых оригинальных незаконных арт-интервенций, когда-либо устраиваемых в Европе».

– Как он умудрился? – спросила я. – Разве здесь нет охраны?

– В доме дежурит охранник, но он ничего не видел. А ворота на улицу были заперты.

Вся Верона обсуждала это. И даже карабинеры, которые вели дознание, не понимали, каким образом Снайпер проник во дворик дома-музея, посвященного шекспировской легенде, – на этом балконе произошло свидание юной Джульетты Капулетти и ее возлюбленного Ромео Монтекки.

– Может быть, он спустился с крыши?

– Может быть… А может, прятался в доме, дожидаясь, когда разойдутся посетители.

Я оглянулась. Уже довольно давно и патио, и портал превратились в миниатюрный тематический парк, посвященный любви, – решетки унизаны замочками с инициалами, стены исписаны романтическими надписями, покрыты самозародившейся разноцветной мозаикой жевательной резинки, из которой составлены нежные фразы и признания. И сувенирная лавочка, как и несколько других на прилегающей к дому Виа Каппелло, являла собой кошмарное скопище брелочков, наперстков, пепельниц, чашек, тарелок, миниатюрных статуэток Ромео и Джульетты, подушечек, открыток и всей дряни, какую только может измыслить дурновкусие, причем главенствовали тысячи разнообразных сердечек, от изобилия которых вскоре начинало мутить. И со временем эта безбрежная муть вытеснила интерес к балкону и к бронзовой статуе Джульетты в глубине двора: большая часть туристов предпочитала теперь фотографироваться не там, а на фоне необозримого разноцветного пространства – много сотен замочков, прикрепленных к перилам, тысячи надписей и мозаика жевательной резинки на стенах. Извращенная мутация стрит-арта, так сказать. Интерактив, не побоюсь этого слова. Хотя можно, разумеется, найти и другие слова, попроще, не такие обидные.

– Что бы там ни было, – заметила Джованна, – Снайпер – просто гений.

Я взглянула на то, к чему относилось ее замечание, – на причину того, почему в промозглом месяце феврале в этом маленьком городке на севере Италии многократно увеличился приток посетителей к балкону Джульетты. Стоявшая в глубине внутреннего дворика, перед решетками, унизанными обетами и любовными клятвами, и сувенирной лавкой, густо усыпанной сердечками, бронзовая статуя веронской барышни в натуральную величину, обычно отполированная до блеска прикосновениями тысяч рук (туристы, фотографируясь, непременно хватались за нее и стерли всю патину), сегодня выглядела необычно – вся фигура Джульетты была обклеена купюрами в пять евро, покрытыми лаком, а лицо скрыто под маской мексиканского борца, представлявшей одну из тех калак, которые Снайпер всегда использовал в своем творчестве. Чтобы авторство композиции не вызывало ни у кого никаких сомнений, пьедестал украшали его подписи и фирменный знак оптического прицела.

– Не знают, что с этим делать, – засмеялась Джованна.

Да, это было видно. И очевидно. Департамент культуры впал в глубокую растерянность. Как только новость распространилась по СМИ, туристы и местные толпой ринулись взглянуть на интервенцию Снайпера. Первое побуждение – содрать коросту купюр и маску с лица Джульетты – угасло под напором неслыханного коммерческого успеха, и теперь многие тысячи посетителей рвались увидеть проведенную в Италии акцию художника-нелегала, скрывающего свою личность по причинам, о которых целыми днями гадали газеты, радио и телевидение. Дошло до того, что над изваянием в целях защиты его от непогоды установили нечто вроде навеса из алюминия и пластика. Художественные критики и университетские профессора-искусствоведы засветились перед камерами, комментируя оригинальную акцию испанского уличного живописца (были, впрочем, и такие, хоть и в явном меньшинстве, которые обзывали его вандалом), о чьем присутствие в Италии было до сей поры неизвестно. И потому муниципальные власти, принимая решение, руководствовались желанием погреть руки на этой новости, громовым эхом раскатившейся по всему культурно-туристическому пейзажу Вероны, и потому выдали нужду за добродетель. Как уверяла редакционная статья, напечатанная в то же утро в газете «Л’Арена», посреди студеного февраля, экономического кризиса и мертвого сезона по милости Снайпера и Джульетты – бедного Ромео оттеснили на обочину – божья благодать снизошла на Верону.

• Предыдущая
• 18/56
• Следующая