Убийца из города абрикосов. Незнакомая Турция – о чем молчат путеводители - Шабловский Витольд - Страница 34

• Предыдущая
• 34/40
• Следующая

Доктор Мустафа Гюнеш тоже большой поклонник Тетушки:

— Это была big woman! Она говорила: не секс важнее всего, а любовь.

Проблема в том, что Гюзин Абла боролась в одиночку.

— Нам нужно всеобщее сексуальное образование, — говорит доктор Гюнеш. — Нам нужна Гюзин Абла в каждой турецкой школе. Не для того, чтобы подбивать детей делать fik-fik. А чтобы объяснять им, что любовь прежде всего. Как можно в европейской стране не рассказывать молодежи о сексе?! Ведь и так ясно, что они этим занимаются!

Мы минуту молчим. Пьем чай. Через какое-то время доктор то ли спрашивает, то ли вздыхает:

— Польша нас, наверное, лет на сто опередила?

Дело было так: обед, смотр войск, беседа с военным руководством. 14 декабря 2008 года Джордж Буш прощался с Ираком. Под конец он вышел к журналистам. Отвечал на вопросы, широко улыбался. В общем, очередное скучное официальное мероприятие.

Вдруг один из журналистов снял ботинок и запустил им в Буша.

— Это тебе, собака! — крикнул он. — От иракских вдов и сирот! — И метнул вдогонку второй ботинок.

Бушу удалось увернуться. Его агенты в суматохе чуть не затоптали пресс-секретаря Белого дома. Без всякой на то нужды. Ведь у террориста было только две ноги. Иракские охранники повалили его на землю.

Фургон для доставки товара подбрасывало на ухабах турецкого побережья Черного моря. Водитель-курд курил сигарету за сигаретой, чтобы не заснуть. Он завидовал шефу, который дремал, прислонившись головой к оконному стеклу.

Обоих оживил телефонный звонок: +964… Иракский номер. Рамазан Байдан, мужчина лет тридцати с трехдневной щетиной на щеках, нажал на зеленую кнопку “ответить”.

Полгода спустя на ломаном польском он рассказывает мне, что этого телефонного звонка ждал всю жизнь. Всегда чувствовал, что когда-нибудь ему позвонят, и это перевернет его судьбу.

Человеком, перевернувшим судьбу Рамазана, стал Абдулла, его контрагент из Мосула.

— Рамазан! Ты новости смотрел?

Да когда ему! Весь день развозил товар по магазинам на побережье.

— В Багдаде один парень бросил ботинком в Буша…

— Masallah! Прекрасно! Попал?

— Нет.

— Тогда чего ты меня дергаешь понапрасну?

— Рамазан! По телевизору только об этом и говорят. Газеты будут писать только об этом!

— И что с того?

— Рамазан! Это был ТВОЙ ботинок!

Имам Халил Юсуф не знает, что делать с ботинком, полетевшим в Буша. Он разглядывает его со всех сторон. Кладет на пол и снова берет в руки.

— Я купил их машинально. Их шьют на все той же фабрике. Посмотри, даже назвали… Помоги, здесь по-английски… Bye bye Bush. Вот-вот, байбайбуш. Будь я на месте того парня, я бы тоже кинул.

Мы сидим дома у имама, рядом с мечетью в азиатской части Стамбула, и пьем чай. Имам — ему под шестьдесят, седая борода, на лбу две глубокие морщины — размышляет вслух.

— Я бы бросил. Но стыжусь этого. Ислам — религия любви. Если тебя кто-то обидел, ты должен подставить другую щеку. Но, если взглянуть иначе, Буш — убийца, и иракца можно только похвалить. Он метил так, чтобы попасть подошвой. — Мы оба смотрим на толстую подошву байбайбуша. — У нас это считается сильным оскорблением, — говорит имам, но ему не удается скрыть симпатию к бросившему. — Здесь дело не в ботинке. И даже не в Буше, — добавляет он и расчесывает бороду пальцами. — Здесь дело в вас. В людях скопилось много злости по отношению к Западу. К Америке, к Евросоюзу, к вам. Я содержу приют для наркоманов. Много лет езжу на конференции по всей Европе. И всегда говорю: “Мы живем иначе, но проблемы у нас те же: как обеспечить детям лучшее будущее, старикам — достойную старость, миру — спокойствие”.

Но для вас спокойная жизнь — это жизнь по вашим правилам. Вы говорите, что ислам — религия отсталая, что наша демократия слабая, а традиции дурные. Вы требуете от нас перемен, ибо только вам дано знать, как жить в XXI веке. Но над нашими попытками измениться — ведь со времен Ататюрка мы ничем другим не занимаемся — вы лишь насмехаетесь. Вот, например, у меня борода и мусульманский головной убор. Стоит мне выйти в город, вы набрасываетесь на меня с фотоаппаратами! Как на какую-нибудь обезьяну!

— Ходжа, это любопытство, а не насмешки, — я пытаюсь смягчить обстановку.

— Нет, Витольд. Здесь нечто большее. Моя страна любой ценой хочет стать западной и современной. Мы готовы на все, лишь бы вам понравиться. Полвека назад послали войска в Корею, чтобы американцы с нами считались. И что получили взамен? Ничего! Даже визы для нас не отменили. Мы носим джинсы, снимаем фильмы наподобие ваших. А вы по-прежнему приезжаете и воротите носы.

— Не каждый…

— Витольд, с тобой невозможно разговаривать. Лучше не нервируй меня, а пойди и поговори с теми, кто покупает эти… байбайбуши.

Исполнителем ботиночного покушения был журналист Мунтазар аль-Зейди. Холост, детей нет, двадцать девять лет.

— Какой президент, такое и покушение, — сказал на следующий день один турецкий сатирик.

— Думаю, он не вынес улыбки этого придурка, — говорит мне по телефону Диргам аль-Зейди, брат журналиста. — Мунтазар третий год работал на телеканале “Аль-Багдадиа”. Вначале я был у него оператором. Каждый день мы показывали, как живут самые бедные иракцы: вдовы, сироты, калеки. Война оставила страшные следы. Ваше телевидение этого не показывает. У вас цензура, потому что это ваша война и ваша вина. Кроме того, ваши журналисты бояться заглядывать в такие места. Мунтазар не боялся. Он принимал близко к сердцу то, что видел. Наш двоюродный брат погиб во время теракта. Каждая семья потеряла кого-то из близких. Бросил ботинок? Я от него такого не ждал. Скорее всего, это было спонтанное решение. Но я им горжусь.

Гордились почти все иракцы. Когда оказалось, что аль-Зейди грозит больше десяти лет тюрьмы, тысячи людей вышли на улицы, чтобы выразить солидарность с Мунтазаром-метателем. В руках и привязанными к палкам они несли ботинки. Приклеивали их к плакатам с изображением Буша и скандировали: “Американская собака!”

Рамазан Байдан, как только пришел в себя после разговора с Багдадом, поехал в ближайшую гостиницу. Во всех новостях (а гостиничное телевидение ловило турецкие, грузинские и — пусть и нечетко — иракские каналы) показывали его ботинок.

— Я плакал, — говорит мне Байдан полгода спустя. — Я сам спроектировал эту модель и первые пять лет сам шил ботинки. Ведь мне за всем приходится следить самому. А теперь моим ботинком восхищается весь мир!

Но я понимал, что нужно действовать быстро. Уже на следующий день десять фабрик начали похваляться, что это их ботинки полетели в Буша. Две из Китая, одна из Сирии и по одной из Ливана и Ирака. Остальные из Турции, ведь мы производим больше всего одежды и обуви в регионе. Я увидел по иракскому телевидению какого-то идиота, который размахивал мужскими туфлями и кричал, что это его ботинок был в руках Мунтазара-метателя. Да я б его голыми руками придушил! Видно же, что байбайбуш летит медленно. Только благодаря этому Буш и сумел увернуться. Это был тяжелый ботинок, а не какая-то свадебная туфелька.

В том, что байбайбуш никакая не туфелька, убедился Реджеп, владелец маленькой кондитерской.

— Я их надел на обрезание двоюродного брата. У меня ноги горели весь день. Невозможно было выдержать. Может, тот парень из Ирака тоже не выдержал при такой жаре? Снял, спрятать было некуда, вот он и кинул ими в Буша, — шутит кондитер. И хвастается, что ему поступило уже несколько заказов на торт в форме ботинка. — С тех пор как выяснилось, что ботинок турецкий, все только об этом и говорят! Я тоже считаю, что все турецкое — лучшее. Турецкое и арабское. То есть исламское. Ты знаешь, что наши банки вообще не пострадали от кризиса? Точнее, турецкие банки, во всем следующие за Западом, немножко пострадали. Но исламским, руководствующимся Кораном, живется все лучше и лучше.

• Предыдущая
• 34/40
• Следующая