Свет иных дней - Бакстер Стивен М. - Страница 44
- Предыдущая
- 44/85
- Следующая
Наверное, такое орудие пришлось бы по нраву Джефферсону и Франклину – даже если бы это означало посягательство на их собственную частную жизнь…
Из кабинета послышался шум. Приглушенное хихиканье.
Хетер босиком, на цыпочках подошла к приоткрытой двери.
Мэри и ее подружка сидели за рабочим столом Хетер.
– Смотри, как дергается, – прошептала Мэри. – У него рука то и дело соскальзывает.
Хетер узнала подружку. Саша, учившаяся на класс старше Мэри, в кругах родителей считалась девочкой, оказывавшей дурное влияние. В воздухе стоял густой дым марихуаны – скорее всего, девчонки вытащили сигареты из запаса Хетер.
На экране красовалось изображение мальчика-подростка. Хетер его узнала. Мальчик из школы. Джек? Или Жак? Он сидел в своей спальне со спущенными штанами перед софт-скрином и мастурбировал – не столько умело, сколько увлеченно.
– Поздравляю, – негромко проговорила Хетер. – Значит, ты обошла фильтр.
Мэри и Саша в испуге вздрогнули. Саша отчаянно попыталась разогнать облако марихуанного дыма. Мэри повернулась к софт-скрину спиной.
– А почему нам нельзя? Ты же это делаешь.
– Я делаю это по веской причине.
– Значит, тебе можно, а мне нельзя. Какая же ты ханжа, мамочка.
Саша вскочила.
– Я ухожу.
– Вот именно, уходишь, – бросила Хетер ей в спину. – Мэри, ты ли это? Шпионишь за своими соседями, как какая-нибудь гадкая эротоманка!
– А чем еще заняться? Мам, признайся. Ты и сама немножко возбу…
– Прочь отсюда.
Смех Мэри превратился в издевательский театральный хохот.
Заносчиво запрокинув голову, она вышла из кабинета.
Хетер в потрясении села к софт-скрину и посмотрела на мальчика. На экране, куда был устремлен его взгляд, виднелась обнаженная девушка. Она тоже мастурбировала, но при этом улыбалась и что-то говорила мальчику.
«Сколько еще человек сейчас таращатся на эту парочку? – в ужасе подумала Хетер. – Может быть, они об этом не подумали».
Отключить чужую червокамеру было нельзя, но нетрудно было запомнить, что червокамера означала доступ куда угодно для кого угодно. Поэтому кто угодно мог смотреть на эротические игры этих глупых ребятишек.
Хетер была готова поклясться, что в эти первые месяцы в девяноста пяти процентах случаев червокамерами пользовались именно для вот такого откровенного подглядывания. Возможно, это напоминало то время, когда с помощью Интернета стало возможно дома смотреть порно, а не ходить за кассетами в какой-нибудь там вонючий магазин. Согласно расхожему мнению, каждый человек так или иначе хотел бы за кем-то подглядеть, являясь от природы тайным эротоманом, и вот теперь это стало можно делать без риска быть пойманным.
По крайней мере, так казалось. А на самом деле кто угодно мог смотреть на смотрящих. Например – за Мэри и Сашей, двумя хитроумными девчонками, приятно возбужденными из-за наблюдаемого ими зрелища. А может быть, какая-то компания с огромным удовольствием следила за ней, сухопарой пожилой женщиной, старательно подвергающей анализу всю эту дребедень.
Быть может – так говорили некоторые комментаторы, – именно возможность предаться эротическому подглядыванию и стала главным двигателем успеха продаж домашнего доступа к червокамере на первых порах, да и не только продаж – а самого ее технического совершенствования. Точно так же как поставщики порнухи на раннем этапе подталкивали развитие Интернета. Хетер хотелось верить, что ее собратья-люди выше этого. Но возможно, она и тут проявляла излишний идеализм.
И в конце концов, не всякое подглядывание было нужно для сексуального возбуждения. Каждый день появлялись сообщения о людях, которые по той или иной причине начинали следить за своими близкими и раскрывали какие-то тайны или измены, и в итоге по стране прокатилась волна разводов, скандалов и семейных драк, самоубийств, раздоров между закадычными друзьями, супругами, братьями и сестрами, детьми и их родителями. «Из массы отношений, – думала Хетер, – надо выметать и выметать кучи мусора, пока все хоть немного повзрослеют и привыкнут к мысли о стеклянных стенах, об открытости».
Она заметила, что на стене спальни мальчика висит плакат с очень красивым изображением колец Сатурна, заснятых с помощью аппарата «Кассини». Конечно, мальчик и не думал на этот плакат смотреть. Гораздо больше его интересовало другое. Хетер вспомнила, как ее мать – господи, это было почти пятьдесят лет назад! – рассказывала ей, бывало, о будущем, каким она себе представляла его тогда, в более оптимистичные годы. «К две тысячи двадцать пятому году, – говорила мать, – между заселенными людьми планетами будут летать космические корабли с ядерными двигателями, будут перевозить воду и ценные минералы, добытые на астероидах. Может быть, запустят первый зонд к другой звезде». И так далее…
Может быть, в таком мире подростков сможет отвлечь от созерцания своих и чужих частей тела – хотя бы на время! – зрелище Valles Marineris на Марсе, величественной котловины Калорис на Меркурии или перемещающихся ледников на Европе.
«Но, – думала Хетер, – в нашем мире мы по-прежнему привязаны к Земле, и даже будущее кажется нам закрытым черной каменной стеной, и нам хочется только одного – подглядывать друг за другом».
Она закрыла связь с «червоточиной» и добавила новые средства защиты доступа. Мэри, конечно, этим вряд ли можно было сдержать надолго, но хотя бы на какое-то время.
Покончив с этим, измученная и расстроенная, Хетер вернулась к своей работе.
/17/
МАШИНА РАЗОБЛАЧЕНИЯ
Давид и Хетер сидели перед мерцающим софт-скрином, и их лица были залиты светом давно прошедшего дня.
… Он был рядовым, солдатом пехотного полка штата Мэриленд. Он был одним из тех, кто шел с мушкетом на изготовку в цепи, протянувшейся вдаль. Был слышен ровный, зловещий барабанный бой.
Пока они еще не узнали его имени.
Лицо у него было чумазое и потное, мундир засаленный, весь в пятнах, вымокший под дождем. Чем ближе к линии фронта, тем сильнее нервничал солдат.
Растянувшееся войско окутывал дым. Но Давид и Хетер уже слышали треск выстрелов и грохот пушек.
«Их» солдат миновал полевой госпиталь – несколько палаток, поставленных посреди расквашенного дождем поля. Около ближайшей палатки рядами лежали неподвижные, ничем не накрытые тела и – что было куда более страшно – целая куча оторванных рук и ног. На некоторых остались обрывки одежды. Двое солдат бросали руки и ноги в огонь походной печи. Из палаток доносились приглушенные, полные муки крики раненых.
Солдат сунул руку в карман мундира и вынул колоду игральных карт – помятых и перевязанных бечевкой, и картинку.
Давид, работая элементами управления червокамерой, «заморозил» изображение и навел фокус на белый квадрат. Увеличив изображение настолько, что оно стало крупнозернистым, он медленно произнес:
– Это женщина. – И добавил: – А это вроде бы осел. А это… О…
Хетер улыбнулась.
– Он боится. Думает, что не доживет до конца дня. Он не хочет, чтобы эту гадость отправили домой вместе с остальными его вещами.
Давид возобновил просмотр. Солдат бросил карты и фривольную картинку в грязь и затоптал ботинком. Хетер сказала:
– Послушайте. Что он поет?
Давид увеличил громкость, отстроил частоту. Акцент у рядового был чудовищный, но все же слова можно было различить:
«В чистой больнице с белыми стенами
Мертвые спят, им спасения нет.
Кто-то кричит, вражьей саблей израненный,
Чей-то младенец родился на свет…»
Вдоль шеренги солдат проехал конный офицер. Его черная взмыленная лошадь заметно нервничала.
«Сомкнуть ряды! Подравняться! Сомкнуть ряды!»
Акцент звучал резко, непривычно для слуха Давида…
Грянул взрыв, полетели во все стороны комья земли. Тела солдат словно бы взорвались и разлетелись на здоровенные кровавые куски.
- Предыдущая
- 44/85
- Следующая