Следы в пыли. Развитие судебной химии и биологии - Торвальд Юрген - Страница 21

Поль незамедлительно произвел вскрытие трупа и установил, что смерть произошла из-за множественных повреждений головы. Орудием убийства был тупой предмет, возможно полено. Но со свойственной ему легкомысленной поспешностью Поль заявил, что убийство произошло дней пятнадцать-двадцать тому назад, что вызвало у Бетюэля сомнение. Если Поль прав, то здесь не может идти речь о трупе Луи Буле, который исчез лишь 30 мая. Поэтому он с нетерпением ждал посланного на улицу Бассано полицейского. Но поездка последнего была безрезультатной, так как мадам Буле уехала к детям и возвратится лишь в понедельник. Поэтому пришлось ждать до понедельника, пока расстроенная старая женщина не появилась в морге. Она опознала труп, узнав в нем своего мужа, Луи Буле. Было очевидно, что Поль ошибся.

Делом занялся следователь Жусселен, а затем в расследование включился также шеф-инспектор Рибуле. Он входил в специальную бригаду, которую в 1913 году создал префект парижской полиции Селест Анньон, занимавшийся расследованием крупных преступлений. Дальновидный и целеустремленный, Анньон, первый кадровый полицейский, достигший ранга префекта полиции, объединил Сюртэ Парижа и относящийся к нему департамент Сены со Службой судебной идентификации, превратив их в инструмент уголовной полиции.

В это же время к расследованию подключился еще один человек: Гастон Эдмон Бэль, сменивший Бертильона на посту руководителя Службы судебной идентификации. С появлением Бэля, которому суждено было стать легендарной личностью, связана слава парижской школы криминалистики в области исследования следов.

3 февраля 1914 г. скончался болевший тяжелой формой анемии и ослепший Альфонс Бертильон. До самой смерти его преследовала мысль, что детище всей его жизни — антропометрию может вытеснить отпечаток пальца — дактилоскопия. Из последних сил он препятствовал тому, чтобы во Франции заменили дактилоскопией его трудоемкий процесс идентификации. Всех окружающих Бертильон считал предателями, которые только ждут его смерти, чтобы перебежать в лагерь приверженцев дактилоскопии. У Бертильона был только один последователь, его заместитель Давид, человек пожилой, посредственных способностей, бесцветный сотрудник, который не имел ни воли, ни желания перестроиться и ввести дактилоскопию или превратить бертильоновскую Службу идентификации в естественнонаучную лабораторию. Может быть, эти радикальные изменения и произошли бы, но уже в сентябре 1914 года Селесту Анньону пришлось уступить свое кресло в префектуре милитаристски настроенным чиновникам. Наступление немецких армий на Париж и воспоминания о 1870 годе вызвали опасения, что вся парижская полиция будет использоваться в военных целях. Когда же угроза миновала, то уже никто не думал о реформах, и один мало разбирающийся в делах полиции префект сменял другого. Именно в этот период в устаревших апартаментах Бертиль- она появился неизвестный ранее химик и физик Бэль, ставший ассистентом и заместителем Давида. Он и принес с собой дух обновления.

Бэль родился в Париже в 1879 году, изучал химию и физику и с начала нового столетия долгое время работал в институте Пастера. До поступления на службу в полицейскую префектуру он работал химиком в управлении железной дороги Париж — Лион. Там он занимался вопросами тайнописи и разработкой химических методов, позволяющих сделать невидимые записи видимыми. Так как французская контрразведка использовала Службу судебной идентификации для решения своих задач, то Бэль был принят в качестве специалиста по тайнописи. Но в процессе знакомства с деятельностью криминальной полиции его покорило, как и Локара и Брюнинга, некое странное и своеобразное очарование научной криминалистики, и он понял, какие многообещающие возможности она открывает для химии. Еще в конце войны Бэль полностью оттеснил Давида и стал упорно обращать внимание префекта Ро на успешную работу Локара в Лионе. Бэль, сорокалетний мужчина маленького роста с золотым пенсне на носу, невзрачный, но упорный и честолюбивый, с нетерпением ожидавший ухода Давида на пенсию, 1 сентября 1921 г., наконец, был назначен шефом Службы судебной идентификации. И тогда страстно, целеустремленно он наверстал все, что создавалось в Лионе и Берлине начиная с 1910 года, и организовал естественнонаучную лабораторию, которая уже в 1924 году имела более современное оборудование, чем лионская и берлинская лаборатории.

Со времен работы в институте Пастера Бэль занимался проблемами быстро развивающегося спектрального анализа не только в видимых лучах, но изучал также спектральные полосы различных химических веществ в невидимых областях спектра. Границы видимых областей спектра определялись длиной волн. С тех пор как шведский физик Ангстрем вывел единицу длины световой волны, которая носит его имя и равна одной стомиллионной доле сантиметра, исследователи научились точно определять границы областей спектра.

Видимыми являются красные, оранжевые, желтые, зеленые, голубые, синие и фиолетовые полосы спектра. Видимые красные лучи имеют длину волны до 8000 А. Все лучи с большей длиной волны — невидимы. Их назвали инфракрасными лучами. По- последние видимые лучи — фиолетовые с длиной волны более 4000 А. Все лучи с меньшей длиной волны также невидимы и получили название ультрафиолетовых лучей. Исследование спектральных линий в этих областях ко времени вступления Бэля на пост шефа Службы идентификации шло полным ходом и с каждым годом приносило все новые и новые открытия, способствовавшие определению неизвестных веществ, а следовательно, и следов преступлений. Бэль стремился использовать спектральный анализ в криминалистике в таком масштабе, в каком его нигде еще никто не использовал.

Сразу после войны он приступил к изучению результатов исследований немецкого ученого Густава Кегеля о люминесцирующем действии ультрафиолетовых лучей. Кегель, с двенадцати лет воспитывавшийся в бразильском монастыре св. Августина, двадцатилетним юношей пристрастился к чтению запрещенных церковью произведений немецкого натуралиста Эрнста Геккеля. Позднее увлекся естествознанием, изучал физику, затем был послан в Рим, где ему предстояло продолжать учебу под наблюдением церкви. Во время первой мировой войны он работал в монастыре в своей собственной лаборатории, но несовместимость его мировоззрения со взглядами духовенства вынудила Кегеля покинуть церковь. Он стал профессором Высшей технической школы в Карлсруэ.

Еще в монастыре при изучении природы ультрафиолетовых лучей Кегель обнаружил их замечательные свойства. Если изолировать их от других лучей и направлять на различные предметы, то многие вещества под их воздействием начинают светиться, или люминесцировать, а другие даже фосфоресцировать, т. е. приобретают способность излучать свет и после того, как прекращалось облучение. Например, краски, казавшиеся при обычном освещении одинаковыми, после ультрафиолетового облучения принимали различные оттенки оттого, что состояли из разных субстанций. Цинковые белила выдавали себя тем, что люминесцировали желто-зеленым светом, литопонные — желтым, свинцовые — желтокоричневым светом. Сорта бумаги, даже под микроскопом выглядевшие одинаковыми, либо люминесцировали, либо нет в зависимости от различий их состава. Кегель исследовал античные письмена, поверх которых монахи, ради экономии, делали новые записи. С помощью воды и песка с них удалялся первоначальный текст, из-за чего подверглись уничтожению многочисленные произведения античного мира. Но благодаря облучению их ультрафиолетовыми лучами появлялась возможность прочесть уничтоженный в средние века первоначальный текст. В 1919 году Кегель выступил в издававшемся Гансом Гроссом журнале „Архив фюр криминологи" с предложением использовать его открытие для криминалистических исследований, и Бэль тотчас подхватил эту идею. Ему удалось сделать видимой подпись Рембрандта на картине, подлинность которой вызывала у специалистов сомнения. Невидимые при нормальном освещении пятна на тканях сразу становились видимыми, если попадали под воздействие ультрафиолетовых лучей.