Стожары - Мусатов Алексей Иванович - Страница 20

• Предыдущая
• 20/46
• Следующая

Санька задумчиво смотрел на отцветающую черемуху, роняющую белые лепестки, отчего земля казалась кругом обрызганной известкой.

— Мать говорит, — бубнил Петька: — как вот сена на корову накосим, мне больше в колхозе и делать нечего.

— Уйди, Девяткин, — глухо сказал Санька.

— Чего?

— Уйди, говорю!

Работы на участке хватало по горло. Посевы требовали, чтобы их пропалывали от сорняков, подкармливали удобрениями. На грядках часто приходилось рыхлить землю.

Дед Захар каждое утро раздавал ребятам наряды и к вечеру придирчиво принимал выполненную работу. Затем все собирались у шалаша, Маша доставала синюю тетрадь, и дед подводил «итоги дня».

— Похвально работал, с прилежанием, — обычно говорил он про Степу Так-на-Так. — Спины не разгибал, на солнышко не щурился… Так и запиши, Машенька.

Доходила очередь до Семушкина:

— У нашего Алеши все по-старому. Спешит — людей смешит. Две травины выполет, три пропустит. За стрекозами много бегает.

Маша едва успевала записывать за стариком.

— Чего ухмыляетесь? — замечал дед Захар ребячьи улыбки. — Такой наказ имею от Татьяны Родионовны. Полную вам аттестацию произвести — кто как труд любит да землю чтит.

Затем старик с точностью до одной сотой определял каждому его дневную выработку: сорок соток трудодня, сорок пять, пятьдесят…

Но в синюю тетрадь Маша заносила не только ребячьи «аттестаты» и трудодни. По старой привычке, привитой еще Андреем Иванычем, она записывала в нее свои наблюдения над жизнью растений: время сева, появление ростков, начало цветения.

Захар не скупился на советы, и частенько пионеры узнавали от него что-нибудь новенькое: как с корнем уничтожить злостный сорняк, как подкормить пшеницу, как пасынковать помидоры. И неизменно в руках Маши появлялась синяя тетрадь.

— Что ты там строчишь каждый день? — однажды спросил ее старик.

— А это дневник, дедушка. Ваши советы записываем.

— Ну-ну… — довольно улыбнулся старик и после этого случая «советы» свои стал излагать более подробно и живописно. Если же замечал, что советы его идут не впрок, то не на шутку сердился.

Однажды он остановился около Семушкина, который пропалывал сорняки на клетках с посевами. Чтобы не наклоняться низко к земле, Алеша захватывал сорняки за верхушку и тянул к себе. Одни растения легко вырывались с корнем, другие обрывались.

— По верхам скачешь, а корешки где? — зашумел старик.

Он нагнулся, глубоко подрезал узкой железной лопаточкой корневище сорняка и вытащил его на свет:

— Что видишь?

— Пы…пырей, дедушка… злостный сорняк.

— Знать знаешь, а щадишь. Раз злостный — значит, под корень убивать надо… А кому на пользу твоя работа — тыр-пыр, суета! Землю и червяк роет. А ты со смыслом трудись. Кто ты такой есть? Завтрашний колхозник, хозяин на земле. Царь природы, можно сказать… Ты всем зеленым миром повелевать должен уметь.

Ребята доставляли деду немало хлопот.

Кроме «плановых», как любил выражаться дед Захар, овощей и посевов, пионеры выращивали на участке несколько сортов помидоров, тыкву, раннюю клубнику и целый ряд растений южных краев, до сих пор не известных в Стожарах: амурскую сою, кок-сагыз, клещевину, дагестанскую коноплю, земляной орех.

Дед сначала относился к ним с недоверием: южане, неженки, не приживутся.

Но ребята сумели защитить всходы от заморозков, и южные гости росли теперь на участке, как дома. Старик начал им заметно покровительствовать и нередко покрикивал на ребят:

— Это почему гостей забываете? Коль зазвали, так кормите-поите досыта!

Дни стояли жаркие, душные, земля покрылась коркой. Растения требовали влаги. Ребята не скупились на поливку. Целыми днями по самодельному водопроводу тонкой струйкой текла на участок вода и наполняла бочки, ушаты, кадушки.

Приходилось таскать воду из речки и ведрами. Сердобольной Маше казалось, что без воды на участке все засохнет, и она поливала подряд: овощи, злаки, плодовые саженцы.

Однажды, пошептавшись с Зиной, Маша наносила воды с речки и принялась поливать пшеницу на пятой клетке.

Подошел дед Захар:

— Воздержаться! Я кому говорю?

— Так, дедушка, — удивилась Маша, — сохнет же пшеничка… вот и желтые листки появились. И вид у нее скучный.

— Овощи поливайте! Гостей своих с юга… А пятую клетку не троньте… — И он отобрал у девочки лейку.

— Почему, дедушка?

— «Почему, почему»! Это же особенная пшеница. Сортовая. Ее нельзя нежить. Она все испытать должна: и засуху и холод. Выдержит — значит, большая в ней сила. Не стыдно такую пшеницу колхозу в подарок поднести от старых да малых.

— Это как тот сорт, какой Егор Платонович выращивал? Правда, дедушка?

— Возможное дело…

— А может, еще лучше будет?

— Хорошо бы и такой получить.

— А получим? — не унималась Маша.

— Ох, стрекоза! Не пытай ты меня! — взмолился Захар. — Ничего пока не видно. Потерпи, дай срок.

Он вколотил на углу клетки фанерку и крупно написал: «Поливать строго воспрещается».

Однажды на участок забежала Лена Одинцова — по старой привычке она часто навещала деда Захара.

Она обошла все посевы, заглянула в каждый уголок.

— Что, беглянка, заскучала по старому хозяйству? — подмигнул ей старик.

— Хорошо у вас, Захар Митрич! — призналась Лена. — И холодок, и вода течет, и ягоды поспевают… А у нас в поле печет, кругом ни кустика…

Она спросила, доволен ли дед ребятами.

— Да ничего помощники. Выдумщики только большие.

— Что так?

Захар хотел было рассказать про посевы южных растений, но вдруг заметил в углу участка укрепленный на высоком шесте флюгер из жести, дождемер, какую-то будку.

— Еще новая затея! — развел он руками.

— Это метеостанция, дедушка, — храбро заявила Маша. — Мы погоду будем предсказывать.

— Ну-ну, — хмыкнул старик. — Только со мной не тягайтесь. У меня ноги как загудят от ревматизма — зараз скажу, что дождь будет. Без ошибки!

— У них же ноги не гудят, — засмеялась Лена.

Потом она отвела Машу в сторону и спросила:

— А разве Саня Коншаков не работает с вами?

— Неинтересно ему наше дело, — пожаловалась Маша. — «Пустяками, говорит, занимаетесь».

— Как — неинтересно? — удивилась Лена. — А вы бы участок ему показали. Пшеницу свою… От нее же глаз не оторвешь.

На другой день Маша отправилась к Коншаковым. Дома хозяйничала одна Феня. Она сказала, что Санька работает на конюшне, встает чуть свет и домой приходит только обедать да ночевать.

— А с матерью у него как?

— Совсем плохо, — пожаловалась Феня. — Мамка говорит: «Учиться будешь», а Санька: «Не буду. Я трудодни зарабатываю». Хлопнет дверью — и на конюшню. Мамка уж плакала сколько раз. Упрямый он у нас, Санька.

— Упрямый… — согласилась Маша и заглянула в окно. — Смотри, смотри, идет ваш конюх!

— Ой! — всполошилась Феня. — А у меня еще обед не готов.

Саньку сопровождал Никитка. Влюбленными глазами он смотрел на брата и упрашивал взять его в ночное.

— Там видно будет, — неторопливо ответил Санька и, присев на ступеньку крыльца, начал разуваться.

Никитка принес с колодца ведро холодной воды и долго лил из ковша брату на руки, на обгорелые плечи, на спину.

— Еще плесни! Не жалей! — фыркая и отдуваясь, вскрикивал Санька и будто нечаянно брызгал холодной водой на Никитку, отчего тот радостно взвизгивал.

— Ну, не балуйся, Санька!

Умывшись, Санька прошел в избу, расчесал перед зеркалом мокрые волосы, сел за стол.

— Здравствуйте, товарищ конюх! — засмеялась Маша, выходя из-за перегородки и ставя перед Санькой хлеб. — Как ваши дела?

— У нас не заржавеет. Дела идут… А у вас как? Лимоны, апельсины еще не поспели?

— У нас, Саня, пшеница на пятой клетке начала колоситься! — с гордостью сообщила Маша. — Хочешь посмотреть?

— На какой пятой? — не понял Санька.

— Я же тебе говорила… дед Захар один такой сорт нашел. Мы его и посеяли на клетке номер пять.

• Предыдущая
• 20/46
• Следующая