Игра королев - Даннет Дороти - Страница 26

• Предыдущая
• 26/82
• Следующая

Скотт, хорошо знавший ответ на этот вопрос, промолчал. Лаймонд опустился на колени рядом с огромным изувеченным телом.

— Мэт, — позвал он.

Грубое, покрытое старыми рубцами лицо Терки было перекошено от боли, но он открыл глаза и попытался улыбнуться.

— Ты сам разве не хотел сбежать?

— Нет, черт побери, нет, проклятый безголовый дурень!

Лежащий навзничь Мэт слабо шевельнулся:

— Если б тебя увезли, я не нашел бы себе места и мучился бы с утра до ночи. Передай Джонни, что теперь мне не понадобятся его порошки.

— Я передам, — отозвался Лаймонд.

— И скажи этому мальчишке, что он…

— Нет, я один во всем виноват.

— Как знаешь. Я не собираюсь спорить, -пробормотал Терки еле слышным голосом. -Если тебе удастся добраться до золота, то моя доля — твоя. И ферма… Аппин — милое местечко, но уж слишком там холодно зимой.

И его глаза остановились, а лицо приобрело такое умиротворенное выражение, как будто ему напоследок привиделись среди окружающих деревьев солнечная бухта, гладко оструганная доска и игральные кости.

Насилие безраздельно царило в крепости Трив. Как все в природе имеет свое предназначение, так и нутро этой мрачной цитадели отвечало на проявления любви, нежности или страха лишь безразличным насилием и жестокостью.

Триву миновало уже двести лет. Под властью Черных Дугласов река Ди, на которой стояла крепость, впитала в себя столько крови, что, казалось, это стало ей уже привычным. При Максвеллах обстоятельства переменились: дела Джона Максвелла с Англией сильно отражались на Триве, и до этой цитадели порою дотягивались жадные руки англичан.

Когда отряд Хантера с печально знаменитым пленником достиг Трива, преодолев Козвейэнд и реку Ди, то прием, достаточно бурный, который им оказали в крепости, отвлек Скотта от печальных мыслей о гибели Мэтью и вызвал в нем какое-то дикое ликование.

На грешную голову Лаймонда, впервые выставленного на всеобщее обозрение, обрушился поток гнева, насмешек и проклятий, которые копились все эти пять лет. Он проследовал, светлый и беззаботный, как некий лебедь, но от Скотта не укрылось какое-то тайное волнение. «Неужели, — подумалось ему, — мне удалось нащупать слабинку? Или его доконал внезапный поворот судьбы?»

К большому облегчению Скотта, Джона Максвелла в крепости не оказалось. Пока не приедет Бокклю, они с Эндрю Хантером будут весьма пристрастными тюремщиками. Максвелл, несмотря на его прежние отношения с Лаймондом, вряд ли рискнул бы своим новым положением, чтобы помочь ему, но вдали от памятливых желтых глаз можно было полней насладиться ситуацией.

Трив, с выщербленными от древности стенами, но по-прежнему грозный, возвышался над ними. Пока готовилась камера, Лаймонда непочтительно сдернули с лошади и привязали к стене одной из четырех башен. Он совсем побелел, пальцы его были прикручены к кольцу в стене, что заставляло его стоять очень прямо. Скотт, разговаривавший с жизнерадостным упитанным мужчиной, комендантом крепости, увидел, как вокруг башни беснуется толпа, и отвернулся. Оглянулся он только тогда, когда услышал, что каким-то непостижимым образом гул голосов зазвучал в иной тональности.

Они поспешили к башне. Лаймонд, вроде бы просто от скуки, стал отвечать толпе. Скотт расслышал звук его голоса, затем оглушительный рев, потом заговорил кто-то другой, потом снова Лаймонд, и снова рев. Но в этом реве уже не было ничего угрожающего — он был скорее восхищенным. Через минуту, подумал Скотт с яростью, рев превратится в смех, а смех, как и любовь, отмывает все оковы.

Чтобы получить максимум удовольствия от происходящего, толпа решила учинить шуточный суд. Скучившись вокруг фигуры беззаботного пленника, они выкрикивали обвинения, а он отвечал им с издевкой, двойной и тройной смысл которой был груб, а порою непристоен. Комендант оглушительно хохотал — он весьма развеселился и присоединился к перепалке: к возмущению Скотта, он, по-видимому, не усматривал в этом ничего дурного. Замок опустел, вся прислуга высыпала во двор.

Представление продолжалось минут десять, но внезапно Лаймонд замолчал. Толпа продолжала задирать его, но он лишь нетерпеливо пожимал плечами. Они вопили, но Лаймонд не отзывался, они визжали еще громче, но он молчал. Возможно, он устал от игры, а может быть, в этих крайних обстоятельствах остроумие его выдохлось. Во всяком случае, гвалт сейчас звучал недвусмысленно: посыпались угрозы, полетели камни.

Комендант прокладывал себе путь в толпе:

— Эй, потише там. Нам он нужен живым. Что с тобой стряслось? Ответь же им! Ну! С тобой по-человечески говорят!

Лаймонд молчал, но во взгляде его читалось оскорбление.

— Какой же ты щепетильный! Не хочешь отвечать простым смертным вроде меня?! Ну погоди же, ты у нас соловьем запоешь, не сойдя с этого места. Ну же, открой ротик, дай нам услышать твой голосок…

Молчание.

Капитан повысил голос. Скотт успел заметить, что он пользуется здесь популярностью.

— Ах так? Хорошо. Мы знаем, что делать с такими упрямцами. За отказ отвечать он должен понести законную кару. Алек, есть у нас гири? Нет — ну тогда цепи. Побольше цепей, Дейви. Вон там, высоко, два кольца. Сними веревки и подвесь его туда. Вот так! Хорошая цепь, а? Немного заржавела, но это не беда: не пачкать же об тебя чистое железо. Первую повесим на шею.

Эта пытка применялась к тем, кто отказывался отвечать: грузы добавлялись один за другим, пока подсудимый не умирал. Скотт воскликнул:

— Подождите! Нам следует доставить его живым. Судьи не простят нам, если мы казним его раньше времени и лишим их такого удовольствия.

Капитан укладывал первую цель, словно то был римский акведук: он даже не обернулся.

— Не бери в голову. Он у нас заговорит так, что язык устанет.

Его заставят, конечно. Лаймонд, может быть, своенравен и легкомыслен, но отнюдь не глуп. Цепь повисла у него на шее как некий орденский знак, он весь напрягся, раскинув руки наподобие крыльев. Лицо его казалось отлитым из железа. Только теперь Скотт почувствовал в полной мере всю силу духа этого человека.

Под одобрительный гул толпы комендант приблизился к Лаймонду, напоказ держа в руках еще одну цепь. Лаймонд выдержал и это со странной смесью нетерпения и покорности. Скотт, зачарованный невиданным, хотя и страшным зрелищем, чуть не пропустил короткий взмах ресниц: Лаймонд кинул мимолетный взгляд куда-то вверх, на окна замка. Скотт незаметно обернулся.

У одного из раскрытых окон второго этажа стояла Кристиан Стюарт. Он успел только разглядеть ее напряженное лицо и взметнувшиеся рыжие волосы — и тут с шумом, куда большим, чем стоял во дворе Трива, показался отряд его отца. Острый взгляд Бокклю скользнул по толпе, по распятой фигуре пленника, по коменданту, подскочившему к нему, по багровому лицу сына.

— Цепи. Что-то новенькое. Слава Богу, ты их не прихватил в Крамхо… Вы комендант? Так вот, Хозяин Калтера конечно же бич Божий, но все же он…

Окно опустело. Кристиан ушла, подумал Скотт. Слава Богу, она не слышала имени. Затем он заметил просвет в толпе: Кристиан локтями прокладывала себе путь; рыжие волосы разметались по плечам. Разгневанная, она неслась вперед, как стрела, а Сим бежал рядом с нею.

— Бокклю? Здесь убивают человека. Ваш сопливый щенок и эта обезьян…

— Эй! — воскликнул капитан возмущенно.

Бокклю, ничего не понимая, был озабочен и встревожен.

— Вы гостите здесь? Ступайте в замок: там Хантер, я видел его. Здесь никого не убивают, но девушкам тут не место.

Но Сим уже тянул ее вперед — и она не обратила на слова Бокклю никакого внимания.

Весь обвешанный железом, с посиневшими руками, Лаймонд смотрел на нее, как кошка на мышонка, откинув голову назад. Его взгляд заставил даже Сима побледнеть. Приблизившись к нему почти вплотную, Кристиан сказала:

— Господин Кроуфорд!

• Предыдущая
• 26/82
• Следующая