Волшебный локон Ампары (сборник) - Павлов Сергей Иванович - Страница 48

• Предыдущая
• 48/171
• Следующая

– Слух верен, милорд. Потерпел аварию люфтшниппер. Нам сообщат подробности прискорбного происшествия.

– Когда? – быстро вставил вопрос Джугаш-Улья Каганберья.

– Едва только будут подведены итоги предварительного Следствия, я полагаю. Монополия на информацию – в руках объединенной следственной комиссии, гроссмейстер.

– Благодарю, – обронил верховный пейсмейкер.

– Благодарю вас, фундатор. – Потомок рода Гвенуйферов из Аваллона учтиво склонил голову и отступил в полукруг.

– Похоже, намерен взять слово хальфе суфиата аскетов, – отвлек внимание коллег от «аварийной» темы Ледогоров. – Пожалуйста, уважаемый Умар ибн Махмуд ал-Хорезми.

Крохотным – на полступни – шагом выдвинулся из шеренги моложавый старик невысокого роста. Шафрановые щечки с румянцем, проницательный взгляд черных глаз… Выбритую до глянцевого блеска голову очень украшали белые усы и белая бородка клинышком.

– Фундатор прав, – признал белобородый хальфе, – я и в самом деле намеревался кое-что уточнить. Но сначала – преамбула…

«Боюсь старцев, преамбулы произносящих», – подумал Кир-Кор с нехорошим предчувствием. Старец продолжил:

– Пусть ни у кого не возникает впечатления, будто я уже принял чью-либо сторону на сегодняшней экседре. Пока что у меня появились свои симпатии и антипатии, но еще нет решения. Я готов принять только сторону безукоризненной объективности, и пусть грагал не будет на меня за это в обиде…

Субтильный объективист привычным для себя мимолетным движением провел пальцами по усам, обрисовывая рот овалом, и пропустил сквозь кулак клинышек белой бородки.

– Понимать так, уважаемый Умар ибн Махмуд ал-Хорезми, что безукоризненная объективность заведомо не в мою пользу? – вежливо осведомился Кир-Кор.

– Понимать так, грагал, что твое намерение быть с нами вполне откровенным плохо вяжется с твоим поведением на экседре, – сухо ответил хальфе. – Объясни мне и другим эвархам, по какой причине в преддверии нашей беседы ты предпочел воздвигнуть между собой и нами пси-непроницаемый барьер?

– По той же причине, по какой Сулейман ибн Дауд в оное время ставил на узкогорлых кувшинах свою непроницаемую печать. Запечатанные кувшины безопаснее в обращении.

– Ответ остроумен, но смысл его завуалирован туманом аллегории, – не удовлетворился хальфе. – У меня, как и у моих коллег, полагаю, была надежда на лучшую видимость.

– Я вас понимаю, – сказал Кир-Кор. – В свою очередь вы все должны понять и меня – я стараюсь выбрать краткую форму ответа. Иначе мне пришлось бы пространно рассказывать вам про уклад повседневной жизни грагалов на родимой Новастре, про хуторскую систему нашего обитания из-за проклятой нашей способности постоянно интротомировать друг друга на расстоянии ближе девятисот метров, про вынужденную привычку напяливать на себя «шубу» пси-непроницаемой защиты в общественных местах наших практически нежилых из-за этого трех городов – привычку, которую можно сравнить разве что со звериным инстинктом…

– Все это мы знаем, – сказал хальфе и досадливо дернул себя за кончик бородки. – Даже верблюду понятно, что Земля для грагалов – курортная зона, где в условиях привлекательного для вас многолюдья вы можете спокойно обретаться с открытым пси-контуром. Правда, «снимать», как сами вы выражаетесь, «шубу» можно и на планетах Дигеи… но там еще нет желанного вам многолюдья – источника легкомысленных приключений и сомнительных любовных утех.

– Отчего ж непременно сомнительных? – удивился Кир-Кор. – По большей части любовные связи грагалов развиваются на очень достойном уровне. Гораздо более достойном, чем у большинства землян. Бывает, за любовь грагалы платят и жизнью…

– Бывает, – согласился хальфе. – Чего только не бывает в этой забавной Галактике… Однако вернемся, как говорится, к нашим баранам. Если ты действительно нас понимаешь, грагал, перечисли, пожалуйста, все причины – все до одной! – которые заставили тебя полностью погасить свою псиманацию в нашем присутствии.

– Причина вообще одна, – сказал Кир-Кор. – Та, которую мы обсуждаем, эвархи. Среди миллиардов жителей Земли едва наберется две-три сотни ухватистых интротомов, и случайная встреча с феноменальным землянином у грагала практически равна нулю. Поэтому я, как верно отметил хальфе, могу позволить себе роскошь появиться в обществе людей и без пресловутой «шубы». В обществе обычных людей, разумеется, не сенситивов. Иное дело – общество эвархов! Почти каждый из вас – интротом, а каждый третий – мощный псиманант. Я даже не представляю себе, как вы ухитряетесь регулировать общение между собой при постоянно открытых пси-контурах! Вероятно, вас выручает культура пси-энергетической толерантности. Грагалы лишены такого рода культурных традиций, им остается завидовать вам. Лично я не обладаю готовностью… или смелостью, если хотите, бестрепетно интротомировать чужую мысль и безоглядно излучать свою. Других причин сдерживать свою псиманацию в вашем присутствии у меня нет.

– По-моему, – сказал Ледогоров, – объяснения грагала естественны, доводы обоснованны. Кто-нибудь возразит?

– Я. – Хальфе вскинул руку и ткнул в зенит темным от загара пальцем. – Утверждение грагала, что ему якобы нечего от нас скрывать, так и не рассеяло моих сомнений.

Ткнул пальцем в зенит и фундатор:

– Грагал обещал ответить на любой вопрос, но это не значит, что он не видит разницы между устным ответом и результатами беззастенчивой интротомии.

– Мы с тобой тоже не слепы, фундатор, однако ни ты, ни я не гасим псиманацию друг перед другом.

– Ну… если не учитывать при этом маскировочный многослойный мимесис [4]. – Было заметно, как Агафон пожал плечами под мешковиной.

– Грагалы всегда достаточно гибко используют свои пси-энергетические возможности, – не сдавался хальфе.

– Да, но они не владеют искусством мимесиса и, в отличие от нас, совершенно беззащитны перед интротомией, если пси-контур открыт. Мне, к примеру, неловко интротомировать беззащитного псимананта. Это все равно что разглядывать обнаженного человека из-за угла.

Умар Ибн-Махмуд ал-Хорезми снова дернул себя за кончик бородки, но указывать загорелым перстом в остекленный зенит почему-то раздумал.

Из шеренги выдвинулся махариши Ксюм Пикчу по прозвищу Спартак – самый загадочный для Кир-Кора участник экседры (и самый, пожалуй, грузный; махариши едва умещался в мешке: ритуальная мешковина плотно облегала его тело – как боевые доспехи торс гладиатора). Кир-Кор был много наслышан об этом таинственном человеке и, хотя никогда раньше не видел его в лицо, узнал о присутствии махариши в первые же секунды своего визуального ознакомления с полукругом философов: любуясь этнической пестротой босоногих эвархов, он вдруг почувствовал на себе чей-то взгляд, обостренный сильнейшей пси-реактивностью. Так бывает, когда в толпе псиманантно индифферентных землян один грагал внезапно встречает другого… Он с интересом посмотрел в глаза махариши: зрачки были окружены сплошной радужкой цвета самородного золота. Золотые в буквальном смысле этого слова глаза не имели обычной для глаз человека склеры…

На большой, как котел, коротко стриженой голове златоглазого в районе темени одиноко торчал султанчик подкрашенных охрой волос, туго перетянутых у основания цветными нитями. Качнув султанчиком, златоглазый представился:

– Ксюм Пикчу, риши кояженги «Пемидум по Восемнадцати Видящих». – Приложил руку к груди и с достоинством поклонился. – И да примет всех нас судьбоносное время Ампары всадниками на магических белых конях Лун-та! – Голос у него был негромкий, но проникающе-звучный, произношение четкое, ясное.

Коснувшись своего лба средним пальцем правой руки – чуть выше переносицы, где, как показалось Кир-Кору, прилипла капелька засохшей крови, – адепт магической кавалерии продолжил:

– Право грагала держать пси-контур закрытым настолько очевидно, что это просто не может быть предметом дискуссии. Римпотши, риши и махариши тоже не испрашивают у кого-либо особого позволения уходить в нек. Уходят в нек, когда им заблагорассудится и где угодно – в нижних мирах, в средних, а бывает, и в верхних, если того требует обстановка, и даже высшие силы своевольного Логоса не могут им в этом препятствовать. Узелок спора, только что развязанный фундатором, возник, на мой взгляд, из-за невнятности самого вопроса. Иными словами, Умар Ибн-Махмуд ал-Хорезми хотел выяснить у грагала не совсем то, о чем спрашивал. Я попробую поделиться с вами догадкой о том, что именно беспокоит хальфе. На мой взгляд, хальфе одолевают сомнения: не связан ли уход грагала в глубокий нек с тем обстоятельством, что ему хочется скрыть от нас кое-какие подробности о Планаре… Возможно, я ошибаюсь. Если да – Умар Ибн-Махмуд ал-Хорезми поправит меня. Благодарю эвархов и грагала за долготерпение и внимание, с которым я был выслушан на этой экседре.

• Предыдущая
• 48/171
• Следующая