Дело о радиоактивном кобальте - Маспэн Андрэ - Страница 22

• Предыдущая
• 22/26
• Следующая

Я провел тревожную ночь. Проснувшись в шесть часов, я спустился на кухню, и Моника посмотрела на меня заспанными глазами, волнуясь, однако, что я уйду без завтрака. Я сыграл роль жертвы специально, чтобы отыграться в следующий раз, если меня будут бранить за лень.

В общем я торопился уйти, чтобы не объяснять родителям, почему я так рано поднялся.

В условленный час я позвонил в дверь Мяча. Дверь открыл мне его отец, г-н Мелио — человек огромного роста с торчащими волосами и с кирпичным цветом лица. На нем был синий комбинезон, узкий и выцветший, от многократной стирки.

— Ты Комар? — спросил он, рассматривая меня с забавным сожалением, словно я действительно был комаром. — Пойдем, ты пришел кстати! Мать насыпала не слишком много цикория в кофе.

Он повел меня в кухню, сверкающую на солнце начищенными до блеска кастрюлями вдоль стены. На покрытом клеенкой столе Мяч в это время намазывал маслом хлеб.

Он меня шумно приветствовал и налил в фаянсовую чашку дымящегося кофе. Хотя я перекусил, убегая из дому, я не отказался от кофе и бутербродов, чтобы не обидеть г-на Мелио.

— Значит, — сказал он, — зажигая сигарету и прикрывая огонь руками, как делают по привычке люди, привыкшие зажигать спичку на ветру. — Значит… — продолжал он, пуская струю дыма, — ваш товарищ, Сорвиголова, напроказил. Это здорово! Сдираешь с себя семь шкур, чтобы дать вам образование, а господа ученики лицеев предпочитают таскать цемент…

— У Сорвиголовы, если ты хочешь знать, есть деньги, — сказал Мяч, выдавая свое дурное настроение. — Его отец не тратит на него ни су.

— Ты мне не противоречь! — гневно возразил г-н Мелио. — Я знаю, что говорю. Ты мог-быть ремесленником и зарабатывать на жизнь. Если ты учишься, то это убыток для родителей. Если бы даже у тебя были средства…

— Вот этого-то и нет! — сказал Мяч. — У меня нет денег…

— Правильно, — сказал г-н Мелио, и лицо его становилось все красней. — Значит, помалкивай! Если я делаю из тебя господина, то не для того, чтобы ты презирал своего отца, который зарабатывает на жизнь руками.

— Опять пошло! — воскликнул Мяч. — Но кто тебя презирает? Если говорить начистоту, то я хотел бы стать таким же рабочим, как и ты. Меня не особенно тянет учиться… Это ты меня заставляешь…

Г-н Мелио в завершение гневно стукнул кулаком по столу.

— Великолепно! — закричал он. — И не пытайся выйти из повиновения! Ты будешь бакалавром и поступишь в университет или берегись!

Эта бурная, но сбивчивая дискуссия была мне непонятной. Мне казалось, что г-на Мелио обуревали противоречивые чувства. С одной стороны, он хотел вывести сына в люди, сделать его «господином», с другой стороны, его страшила эта возможность. Как бы то ни было, я улыбнулся, чтобы разрядить атмосферу, и кстати спросил, не время ли нам идти. Г-н Мелио взглянул на часы и вскочил.

— В дорогу, — сказал он. — Так можно без конца переливать из пустого в порожнее.

У тротуара нас ожидал ситроеновский автокар. Г-н Мелио сел за руль, мы — по обе стороны на скамьях. По пути я высказал то, что изводило меня всю ночь.

— Вы уверены, мсье Мелио, что мальчик, которого вы видели на стройке, Сорвиголова?

Г-н Мелио покачал головой.

— Нет, старина, не скажу наверняка. Я знаю этого парнишку, он часто бывает у нас. Но вот… он скорее был похож на бродягу, ночующего под мостом. Пойди догадайся, что это тот самый!

Автокар катился к Орлеанским воротам. Мы остановились невдалеке от них около большого строящегося дома на улице Брюн. Мы сошли на тротуар. Перед нами возвышался красный грузоподъемный кран, устремленный в небо. По левую сторону — горы песка и известкового камня. Рабочий со смуглым лицом смешивал известь и цемент в чане. Сорвиголовы не было…

— Подождите! Я вижу подрядчика. Спрошу его…

Он подошел к маленькому человеку с брюшком, наблюдавшему за работой подъемного крана.

Он пожал руку каменщику. Потом он пальцем указал на рабочего, таскавшего цемент. Г-н Мелио возвратился к нам.

— Не везет, — сказал он. — Оказывается, он заменил мальчиком рабочего, отлучившегося на несколько часов что-то оформить в мэрии. Мальчик больше не приходил, и, конечно, он не знал его имени. Вот как! Я, ребята, должен сейчас идти на улицу Вернель. Меня там ожидают… Если хотите, я вас довезу до лицея…

Мы с Мячом переглянулись.

— У нас еще есть время, папа… — сказал он. — Не беспокойся, мы доберемся в автобусе!

— В таком случае…

Г-н Мелио занял свое место у баранки, не лишив себя удовольствия крикнуть нам, перед тем как двинуться:

— Вы там без всяких дурачеств! И в особенности не пропускать занятий в школе… а то…

Остальное потонуло в шуме мотора.

Молча мы пошли бродить вокруг стройки. На что мы надеялись? На то, что мальчик вернется, чтобы доставить нам удовольствие, и примет образ Сорвиголовы? Я отдавал себе отчет, что это было невероятным. И все-таки какое-то интуитивное чувство удерживало меня там.

Мы уже дважды обошли шаткий деревянный забор вокруг стройки, и вдруг я увидел нечто такое, отчего вздрогнул. Остановившись, я так крепко сжал руку Мяча, что он вскрикнул. Не говоря ни слова, я показал ему большую дыру в заборе, сквозь которую виднелась гора отбросов и строительного мусора. На горе сидел мальчик, неподвижный, одичавший, и пристально глядел на нас.

— Сорвиголова! — прошептал я.

По-видимому, он заметил нас уже давно, когда мы еще бродили по территории строительства. Я чувствовал на себе этот взгляд, и наконец он встретился с моим.

Я бросился туда через пролом в заборе. Мяч бежал за мной.

Сомнений не было. Этот мальчик, с искаженным лицом и безумными глазами, в грязи, в отрепьях — несчастный Сорвиголова. Он, казалось, нас не замечал…

— Сорвиголова, — сказал я так, как говорят с больным, — Мы тебя давно ищем. Твой отец также ищет тебя…

— Я вас видел, — ответил он глухим голосом, каким никогда раньше не говорил. — Я видел вас…

— Почему же ты нас не позвал?

Сорвиголова опустил голову. Я сел рядом с ним, не обращая внимания, что это была грязная куча, и Мяч поступил так же.

— Тебе надо вернуться домой. У отца повысилось давление крови из-за тебя.

Сорвиголова еще ниже склонил голову.

— Нет, — ответил он резко, — полиция меня ищет.

— Но ведь это не ты…

На этот раз Сорвиголова поднял на меня свои глаза с их невыносимым лихорадочным блеском.

— Нет, это я украл кобальт!

Ни Мяч, ни я не произнесли ни звука. Возможно ли? Но я почувствовал, что Сорвиголова говорит правду. Спокойствие, с каким были произнесены слова, исключало сомнение.

— Да, это я украл, — повторил Сорвиголова глухим голосом. — Для моей матери. У нее рак. Нужно лечить ее кобальтом, иначе она не поправится. На Вильжуифе[14] еще нет для нее места. Нет еще… Сколько времени ей ждать? Я не хочу, чтобы она умерла. Кобальтовая пушка!.. Тогда я решился… Необходимо сейчас же… Имей я кобальт… я мог бы вылечить ее, не дожидаясь… Или врач… Бедная мамочка! Рак — это страшная вещь… Но я не мог… Мне не разрешили… Все против меня! Полиция, мой отец и вы тоже!.. Все, все против меня!

Сорвиголова говорил все быстрей и наконец закрыл лицо руками. В его сбивчивой речи было столько скорби, что я был до глубины души взволнован. И однако — это он похититель кобальта! Да, он, наш товарищ! Как мы были наивны! Между тем я понимал, что он совершил кражу, чтобы помочь своей матери вылечиться. Мне внезапно вспомнились слова г-жи Сольнье, делавшей куклы: «Страшная болезнь… Если не лечить ее лучами или не сделать операцию…». Да, я уже слышал об этом! Как же я раньше об этом не подумал! И однако… радиоактивный кобальт… Кобальтовая пушка… Какую роль должна была сыграть кобальтовая пушка во всей этой истории? Мне показалось, что, совершив проступок, Сорвиголова свихнулся.

• Предыдущая
• 22/26
• Следующая