Эпидемия - Сафонов Дмитрий Геннадьевич - Страница 57
- Предыдущая
- 57/70
- Следующая
Светлана сжимала кулаки, загоняя ногти в мякоть ладоней, и старалась улыбаться, но слезы сами текли из глаз, не останавливаясь.
Затем и двум Ленам стало хуже. Светлана крепилась из последних сил и с затаенной, черной надеждой прислушивалась к себе: а она — как? Не стало ли ей хуже? Она очень надеялась, что умрет первой и боялась, что не успеет.
За свою не очень долгую жизнь она чему-то научилась: могла позабавить малышей, развеселить их чтением интересной книжки, увлечь рисованием или лепкой, придумать новую игру, мягкими уговорами заставить съесть суп… Но она не умела объяснять детям, что они умирают.
А-Эр-Си-66 проявил милосердие: через час после смерти Пети она потеряла сознание, успев почувствовать, что принимает это с благодарностью.
Карлов шел по коридору Московского управления ФСБ. Гладко выбритый подбородок (второй комплект бритвенных принадлежностей хранился в рабочем кабинете) гордо поднят, плечи расправлены, левая рука — у бедра, как у кавалериста, придерживающего шашку, правая — свободно ходит вверх-вниз в такт шагам.
Сшитый на заказ, пиджак полностью повторяет контуры мускулистого, без единого грамма жира, тела; брюки ниспадают на ботинки красивыми складками. Карлов не носил костюмов, купленных в магазине. Рукав пиджака слегка приподнимается; дорогая, но неброская запонка отбрасывает на стены и ковер золотые искры.
Генерал точно раздваивался и смотрел на себя со стороны. Он давно знал: лучший способ сосредоточиться — думать о мелочах, например, о том, как выглядишь. Хотя, если разобраться, это вовсе не мелочь: уверенный вид неминуемо рождает и внутреннюю уверенность в себе, без которой трудно рассчитывать на успех.
Он не особенно верил в образ, растиражированный множеством фильмов и книг — этакого «серого кардинала», тщедушного и разбитого ревматизмом бесполого существа, приводящего в действие пружины закулисной политики. Карлов хорошо знал, что «серые кардиналы» так и остаются безликими и серыми; век их короток, а участь, как правило, незавидна.
Сотрудники, встреченные им в коридоре, вежливо кивали; и Карлов чувствовал, что если бы не правила приличия, ему бы кланялись. Он отвечал на кивки: одним — легким движением бровей; другим — уголком рта; но рассчитывать на рукопожатие никому не приходилось.
Он без стука вошел в приемную председателя. Секретарь вскочил со стула и вытянулся по стойке «смирно». Карлов остановился на середине приемной:
— Доложите, что я здесь.
Приемлемый компромисс между возможностью зайти к председателю без стука и униженным сидением на стуле в ожидании, когда тебя заметят.
Секретарь доложил шефу по селектору и без паузы произнес:
— Проходите, вас ждут!
Карлов подождал, чтобы секретарь открыл перед ним дверь кабинета.
В обращении с младшими чинами предпочитая холодную вежливость, панибратского и сокращавшего дистанцию «ты» он удостаивал только собственного референта.
Карлов вошел в кабинет председателя.
Евстафьев поднялся навстречу и показал на стул, но генерал, поблагодарив кивком головы, остался стоять. Это была еще одна традиция, созданная исключительным положением Карлова: он оставался в рамках необходимой субординации, но вместе с тем только он диктовал условия общения, даже старшим по чину.
Карлов был кем-то вроде «железного Феликса», в свое время убранного с постамента в центре Лубянской площади; воплощал в себе цельный и несгибаемый дух спецслужбы, не позволяя никому забывать, что на свете (ну, если не на свете, то в их работе — это уж точно) существуют некоторые законы и ценности, превосходящие общепринятые, включая мораль, дружбу и любовь — ненужные, в общем-то, вещи. Мешающие.
Все, включая и самого Евстафьева, обращались к нему «товарищ генерал», а в третьем лице — говорили «генерал Карлов»; никому и в голову не приходило называть его по имени-отчеству.
Председатель вышел из-за стола и подошел к Карлову.
— М-м-м… Как обстоят дела с документами Кудрявцева? — спросил он. Обращение «товарищ генерал» отброшено, как ненужное, приказание «доложите» забыто, как невозможное.
В ответ — холодный взгляд голубых глаз и нарочитая пауза.
— Документы пока не найдены. Серьезных зацепок нет. С другой стороны — пока нет реальных оснований предполагать, что о них стало кому-то известно. В настоящее время установлены лица, которые находились в контакте с Кудрявцевым непосредственно перед его смертью. Ведется оперативная разработка.
Евстафьев понял генерала правильно. Если речь не идет о немедленной ликвидации, а только об оперативной разработке, значит…
— Думаете, это — нить? — с надеждой спросил председатель.
— Думаю, единственная, — внес поправку Карлов.
— Они смогут вывести нас к документам?
— Вероятность этого очень высока. Маршрут их перемещения представляется целенаправленным, какой-то другой понятной мотивацией объяснить его сложно. В распоряжении последних двух свидетелей имеется усовершенствованный прибор ЧИП и предсмертная записка, оставленная Кудрявцевым.
— Вы планируете взять их?
— Да, как только удастся установить их точные координаты. В настоящее время об их местонахождении можно говорить весьма приблизительно, — Карлов еле заметно кивнул, давая понять, что считает вышеизложенную информацию исчерпывающей и добавить к сказанному ему нечего. По сути, этот кивок заменял вопрос: «Разрешите идти?»
Но у председателя было еще одно поручение для генерала. Весьма щекотливое. Евстафьев побаивался Карлова (как, впрочем, все, кто его знал), но в то же время — понимал, что лучше него никто с этим не справится.
Он принялся мерить шагами необъятный кабинет.
— М-м-м… — председатель не знал, с чего начать.
Карлов стоял неподвижно и совершенно невозмутимо, но внимательный наблюдатель заметил бы, как его глаза из голубых стали серыми. Стальными.
— Я только что вернулся с совещания у президента… — начал Евстафьев издалека. — Президент недоволен предпринимаемыми мерами по нейтрализации эпидемии. Он считает, что меры должны носить упреждающий характер. В частности, он настаивает на четком и быстром разделении инфицированных и пока еще здоровых. У вас есть какие-нибудь предложения?
- Предыдущая
- 57/70
- Следующая
