Люди в погонах - Рыбин Анатолий Гаврилович - Страница 65

• Предыдущая
• 65/105
• Следующая

«Вот так, — подумал Мельников. — Именно так. Самостоятельность и маневренность каждого мелкого подразделения — прежде всего». Он поднялся, посмотрел издали на свои тактические обозначения и стал записывать возникшие мысли в тетрадь. Время от времени он внимательно перечитывал написанное, исправлял и писал дальше.

В половине одиннадцатого зазвонил телефон. В трубке послышался извиняющийся голос Григоренко:

— Трудитесь, да? Ну, я оторву вас минут на десять. Зайду сейчас.

— Какой разговор, пожалуйста, — ответил Мельников и подумал: «Видимо, что-то важное».

Григоренко пришел очень скоро. Шинель снимать не стал, только расстегнул. Присаживаясь на стул, кивнул на рукопись, спросил:

— Как подвигается? Жмите, Сергей Иванович. Нужно. И еще вот что. Надо перед людьми выступить. Сделайте доклад, а?

— Это можно. Только тему выбрать надо.

— А вы подумайте.

— Может, о «Королевской битве»?

— Верно, расскажите. Пусть люди знают о кознях империалистов и не благодушничают. Время я намечу.

Григоренко помолчал, глядя себе под ноги, потом снова устремил взгляд на Мельникова:

— А зашел я вот зачем. Демобилизовали ведь вашего замполита.

— Ну? А я все ждал. Думал, придет — легче работать будет.

— Я тоже думал, да видите, как обернулось. Скрутили его раны, болезнь. Два месяца на курорте лечился. Приехал, снова слег. Словом, нужно назначить нового. — Он задумчиво подержался за острый кончик уса, спросил:

— Кого?

Мельников поднял брови.

— Из наших, что ли?

— Конечно, из наших. Начальник политотдела звонил. Говорит, выдвигайте. Завтра утром в политуправление округа сообщить надо. Так что решайте.

— Чего же тут гадать, — сказал Мельников. — Нечаева.

— Правильно. Я тоже так думаю. А он согласен?

— Согласится.

— Ну что ж, — сказал Григоренко, поднимаясь со стула и застегивая шинель. — Значит, решили. Сейчас я к нему зайду, а утром дам знать в политотдел.

Оставшись один, Мельников подумал: «А хорошо, если бы утвердили Нечаева. Человек он умный и, главное, солдата понимает. Это первое качество политработника».

Часа через два пришел Соболь. Широко распахнув дверь, крикнул:

— Здорово, дружба! Ты вое творишь? Из бумаги пот выжимаешь? Напрасный труд!

— Почему напрасный? — Мельников закрыл тетрадь. — Неудачу пророчишь, что ли?

— Не в том дело. Думаю, что не потребуется твоя новая стратегия. В Организации Объединенных Наций вопрос решается. Вот договорятся о разоружении, и бросай свое произведение в печку.

Мельников покачал головой.

— Хорошие мысли, Михаил. Но пока...

— Ну, а если все-таки договорятся? — стоял на своем Соболь. — Буду радоваться со всем человечеством.

— А как же ты со своим трудом?

— Как с трудом-то? — улыбнулся Мельников. — С величайшим удовольствием отправлю его в печь.

Лицо Соболя вытянулось от удивления. Он словно захлебнулся собственными словами:

— Ты... в печку... рукопись. Нет, Серега, не верю! Такой труд — и вдруг сжечь?

— И сожгу. — Мельников подошел к столу, взял одну из тетрадей, как бы готовясь осуществить свое намерение.

Соболь поднял руку и зажмурился, будто увидел что-то яркое.

— Хватит, — сказал он после паузы. — Пойдем лучше ко мне, выпьем коньячку, потом в бильярд сыграем. А?

— Нет, не могу.

— Почему?

— Поработать надо. Сам знаешь, как со временем туго.

— Брось. В выходной отдыхают. — Соболь снял с вешалки шинель. — Одевайся!

— Честное слово, не могу.

— Эх, дружба! Зачерствеешь ты в этом захолустье. Плесенью покроешься.

— Ничего, — усмехнулся Мельников, — из плесени пенициллин делают.

— Знаю, знаю. Бодрячества в тебе много. Надолго ли хватит? Ну ладно, ссориться не будем. Приходи вечерком в клуб. Договорились?

— Вечером приду.

Больше до вечера Мельникова никто не беспокоил. В столовую он попал к ужину. И оттуда сразу же направился в клуб.

В главном зале танцевали под радиолу. Сергей открыл дверь, постоял, отыскивая взглядом Соболя. Не найдя, пошел дальше по вестибюлю. В двух больших комнатах занимались участники художественной самодеятельности: женский хор и группа солдат-плясунов. Хором руководила Мария Семеновна Жогина. Как всегда, в строгом темном платье, она энергично взмахивала руками и пела вместе со всеми. Мельников вспомнил разговор с Григоренко о поездке самодеятельного коллектива в деревню, подождал конца песни и зашел в комнату. Хористки встретили его веселыми возгласами:

— Пожалуйста, пожалуйста, товарищ подполковник.

— Может, споете с нами?

— Бог не одарил талантом, — пошутил Сергей и спросил, чтобы все слышали: — У вас нет желания в одном колхозе побывать? Очень просят. Сам председатель приезжал.

Женщины молчали.

— Не хотите? — повторил вопрос Мельников.

Кто-то ответил:

— А вдруг замерзнем в дороге, отвечать будете?

Прошуршал смех. Мария Семеновна сказала серьезно:

— Чего смеяться? Давайте решать: поедем или нет?

— А на чем ехать, на лыжах?

— Почему на лыжах? Есть клубная машина, — сказал Мельников. — Кстати, она, кажется, с отоплением. Так что можете не беспокоиться. Посадим хор, плясунов из батальона возьмем и поедем.

Снова молчание.

— Перепугались мои артистки, — с усмешкой заметила Мария Семеновна и махнула рукой. — Тепличные все стали. Срам.

— Неправда, Мария Семеновна, — всколыхнулись вдруг женщины. — Сколько раз в лыжных кроссах участвовали.

— А на спевки в пургу разве не приходили?

Мария Семеновна уступчиво сказала:

— Знаю, знаю. Морозоустойчивые. Конечно, в колхоз поедем. Правда?

Женщины завздыхали:

— Ой, так вот сразу и поедем?

— Надо же дома посоветоваться.

— Хорошо! — почти крикнула Мария Семеновна, подняв по привычке руку. — Советуйтесь! Только будьте настойчивы, поняли?

Она явно была за поездку, и Мельников с удовлетворением подумал: «Правильно я сделал, что заговорил с ней. Теперь она не даст им покоя».

Женщины долго еще спорили и шутили по поводу поездки, а когда затихли, Мария Семеновна в упор посмотрела на Мельникова, сказала:

— Вы бы, товарищ подполковник, своих людей подтянули немножко.

— Кого?

— Известно кого, Степшину.

— Что, не ходит на репетиции?

— Ходит, только на другие, — иронически ответила Мария Семеновна. Женщины переглянулись, пряча лукавые усмешки.

— Ладно, поговорю, — пообещал Мельников и, простившись, вышел из комнаты. Сделав несколько шагов, он подумал: «Опять идти к этой Дусе, дипломатию разводить. Тяжелое дело. Жаль все-таки Степшина. Терпеливый он человек. Другой бы минуты не жил с ней под одной крышей, а этот молчит и еще задания для академии выполняет».

Из главного зала по-прежнему доносилась музыка. В приоткрытую дверь были видны танцующие пары. Мельников посмотрел еще немного и зашагал к бильярдной.

В конце вестибюля ему навстречу попался Сокольский с пачкой пластинок. Мельников взял его под руку:

— Подождите, лейтенант, вопрос один есть. Вы самодеятельность когда-нибудь в колхоз вывозили?

— В колхоз? Нет. Никогда.

— А могли бы вывезти?

Лейтенант взял поудобнее пластинки, задумался.

— Как сказать? Смотря куда.

— Ну, хотя бы в «Маяк», можно?

Сокольский вдруг повеселел.

— Можно, товарищ подполковник. Только с начальством согласовать надо.

— Это понятно. А машина ваша с отоплением?

— Так точно, с отоплением.

Мельников хотел еще что-то спросить, но в этот момент появилась Степшина. Она вышла из коридорчика, что соединяет вестибюль со сценой. Сначала Сергею в глаза бросилось ее короткое зеленое платье, потом — необыкновенно высокий валик рыжеватых волос. Прошла она быстро, не глядя по сторонам, и исчезла в главном зале.

«Интересно, где эта фея могла быть?» — подумал Мельников. Но тут из коридорчика вынырнул Соболь с пятнами губной краски на подбородке.

— А, дружба! — крикнул он, весело взмахнув руками. — Жду ведь тебя. Пойдем в бильярдную.

• Предыдущая
• 65/105
• Следующая