Люди в погонах - Рыбин Анатолий Гаврилович - Страница 61

• Предыдущая
• 61/105
• Следующая

— Знаю: обида, — вставил Нечаев. — Считаете, напрасно вас наказали? Вы думаете, что никому не известны ваши прошлые походы к Татьяне?

Груздев испуганно вытянулся. Потом, немного успокоившись, спросил явно виноватым голосом:

— А вы знаете?

Капитан утвердительно кивнул головой и после небольшой, паузы сказал:

— Вот что, Груздев. Я не следователь, протоколов составлять не собираюсь. Если вы человек прямой, честный, а я верю, что вы именно такой, давайте поговорим откровенно, начистоту. Ладно?

Груздев помолчал, потер большой ладонью покрасневшее лицо и вдруг изо всей силы рубанул ею перед собой:

— Ладно, товарищ капитан, расскажу все...

Сквозь железную решетку окна в комнату проник лучик неяркого зимнего солнца и лег узкой дорожкой к ногам ефрейтора.

В то время, когда Нечаев разговаривал с Груздевым на гауптвахте, Мельников и Степшин сидели в штабной комнате, рассматривая полевую карту с печатью на белой каемке:

— Что ж, — вслух рассуждал комбат, бродя взглядом по красным и синим тактическим обозначениям. — Замечания академии, по-моему, справедливы. Оборона соединения выглядит у вас действительно староватой. Свежей мысли не чувствуется...

— Не знаю, — сказал Степшин, — я руководствовался уставом.

Мельников улыбнулся и, немного подумав, спросил:

— А разве устав не обязывает проявлять инициативу? Должен сказать, что узковато мы смотрим подчас на уставы, Игорь Ильич. Вот так врежемся всеми мыслями в карту, в разработки, а что делается вокруг, не видим, будто на необитаемом острове живем. А ведь события накатываются довольно бурно. Читали о так называемой «Королевской битве»?

Степшин неловко пошевелил плечами:

— Слышал, но подробностей, признаться, не знаю.

— Напрасно. Советую изучить. Эти маневры империалисты провели с учетом ядерных сил. И с довольно явным намерением. А теперь насчет вашей обороны. — Мельников взял из деревянного стаканчика карандаш и провел им по зубчатой красной линии на карте. — Начнем с позиций. Такие вот позиции мы строили в Отечественную войну. Но если тогда они удовлетворяли нас, то теперь, я полагаю, не удовлетворят. Они слишком линейны для современных условий. Их совсем нетрудно разгадать. Достаточно с самолета-разведчика сделать один снимок — и ваши позиции будут на нем как на ладони. Такую оборону легко подвергнуть атомному удару. Полагаю, что это серьезный недостаток в вашем решении.

Майор молчал. Навалившись локтями на карту, он то поджимал, то вытягивал тонкие губы, отчего в худощавом лице его моментами появлялось что-то острое, птичье. А Мельников продолжал водить карандашом по карте и спокойно говорил:

— Теперь насчет противотанкового резерва. Тут вы учли последние изменения. Да и расположили резерв в таком месте, откуда удобно маневрировать. Может, позиции для развертывания не все удачны. Левую, например, я бы несколько передвинул. Но это вопрос не принципиальный. А вот с организацией противотанкового района не согласен. Опять вы забыли о противоатомной защите.

— А стоит ли так усложнять обстановку? — спросил Степшин, явно обеспокоенный замечаниями комбата. — В задании ничего этого нет.

— Позвольте, позвольте, — остановил его Мельников и, отыскав нужное место на одном из листков, прочитал вслух: — «Наступающий противник имеет все современные средства борьбы». Это как понимать? И даже не будь такой фразы, каждый из нас обязан думать о том, что атомный дьявол на цепь еще не посажен.

Степшин поскреб затылок.

— Если так подходить к решению задачи, то, конечно...

— А как же подходить? — спросил Мельников. — Военная наука гибкости требует. Вот давайте разберемся в слабости вашего противотанкового района. Ведь все огневые средства вы поставили здесь, как говорится, намертво.

— Так положено, — сказал Степшин.

— Так было положено, — поправил его Мельников. — А теперь надо подумать. Не берусь утверждать, Игорь Ильич, но хочу заметить, что такой неподвижный район — хорошая мишень для ракетно-ядерных средств. Самая плохая разведка за двое-трое суток сумеет его нащупать. А если в обороне придется стоять две недели, месяц... Вы представляете?..

— Все это я представляю, но как же быть? — задумался Степшин. — Сделать этот район подвижным?

— Да, — уверенно ответил Мельников. — Так, пожалуй, будет всего разумнее. Конечно, подготовить запасные позиции — дело нелегкое. Но зато вы обеспечите маневренность. Кстати, танкоопасные места у вас имеются и на левом фланге, и на правом. Если хотите, могу дать вам почитать собственные разработки по этому поводу. Правда, в них много дискуссионных положений, но что-нибудь может пригодиться.

— Буду очень благодарен, — сказал Степшин.

Мельников достал из кармана пачку «Казбека» и предложил закурить. Сам он, взяв папиросу, долго разминал ее в пальцах и рассудительно говорил:

— Слишком душа у вас мягкая, Игорь Ильич. Нашему брату, военному, нельзя быть таким. Творческая острота нужна. Вы сами часто говорите офицерам: «Не забывайте о бдительности». А что такое бдительность? Это ведь не просто стоять и в бинокль смотреть. Главное — сильнее врага быть, боевую инициативу в своих руках держать. — Он зажег папиросу, глубоко затянулся и, выпуская синее облако дыма, спросил с мягкой улыбкой: — Не надоел я вам с нравоучениями?

Степшин не ответил, а спустя минуты две проговорил, не отрывая взгляда от карты:

— Выходит, я просто с биноклем стою.

Мельникову показалось, что майор обиделся. Он сказал извиняющимся голосом:

— Я ведь к слову насчет бинокля. Вы уж не очень...

— Нет, нет, — прервал его Степшин. — Это хорошо сказано. Теперь я понимаю, очень даже понимаю.

Мельников впервые видел своего заместителя таким самокритичным. Сразу вспомнился первый разговор с ним в парке у боевых машин, потом беседа в штабе перед стрельбами. Сколько было тогда в словах и поведении этого человека ложной гордости, пренебрежения и скрытой неприязни.

Мельников положил в пепельницу недокуренную папиросу, спросил:

— Так что же, переделаете свою оборону?

— Обязательно, — ответил Степшин.

— Правильно. Какие вопросы возникнут, не стесняйтесь. Если сумею, всегда помогу.

Затем Мельников хотел заговорить с майором о его семейных делах, но в этот момент в комнату вошел возбужденный Нечаев.

— Неприятные новости, товарищ подполковник, — сказал он, снимая шапку к потирая озябшие руки.

— Откуда? — спросил комбат, насторожившись.

— С гауптвахты.

— А ну, рассказывайте.

Втроем сели к столу. Нечаев пригладил волосы, сказал негромко:

— Признался Груздев. В село, говорит, попал случайно: заблудился, а там засиделся у знакомой девушки. Мог утром догнать роту, но не захотел.

— Странно. Почему тогда Крайнов не разобрался? Он же был на месте?

— О Крайнове разговор особый, товарищ подполковник.

— Почему особый?

— А вот почему. Ефрейтор Груздев еще летом дважды уходил к этой девушке. Первый раз с учений, а второй — из расположения части. Командир знал, даже посылал за ним шофера с машиной.

— А вы знали? — спросил комбат, повернувшись к Степшину. Тот отрицательно покачал головой:

— Что же получается?

— Получается то, что Крайнов скрыл происшествия, — уверенно сказал Нечаев. — Решил, вероятно, не выносить сора из избы. А Груздеву он так объяснил: «Счастье твое, что ты чемпион, а то бы разговор иной был».

Слушая Нечаева, Мельников задумчиво качал головой и поглядывал на заместителя. Как-то неловко было ворошить прошлое. Но уж очень крепкая нить связывала то, что было летом, с событием, которое произошло теперь, несколько дней назад. Чтобы оборвать эту нить, не дать ей тянуться дальше, необходимо было принять какие-то меры. А какие? Мельников пристально посмотрел на Степшина, спросил:

— Что будем делать? Вы Крайнова больше знаете.

• Предыдущая
• 61/105
• Следующая