Люди в погонах - Рыбин Анатолий Гаврилович - Страница 55
- Предыдущая
- 55/105
- Следующая
Крайнов молчал. На его хмуром лице появился румянец.
— Почему? — повторил вопрос Жогин, подавшись вперед.
Старший лейтенант пожал плечами:
— Заблудился, товарищ полковник.
— А утром почему сидел в хате, не догнал роту? Не знаете? Взыскание наложили на него?
— Комбат сам занимается этим вопросом.
Жогин окончательно вышел из себя.
— Что комбат! Вы — командир роты! — Но, взглянув на замполита, понизил тон: — Что у вас там происходит? Топчетесь два дня вокруг одного проступка и до сих пор взыскания на виновника не наложили. Разве это воспитательная работа? А чтобы вы были разумнее, объявляю вам выговор.
Крайнов опустил голову.
— Садитесь, — сказал Жогин и стал искать глазами кого-то другого. — Где Буянов?
Буянов подскочил, как резиновый мячик. Вытянулся, задрав подбородок. Маленькое курносое лицо его сразу покраснело от напряжения.
— Как у вас? — спросил Жогин.
— Изобретатели ведут себя нормально?
— Так точно, товарищ полковник, нормально. Рядовой Зозуля стал одним из лучших.
— Стал, — с легкой усмешкой буркнул Жогин. — Когда я навел у вас порядок, тогда и стал. Теперь смотрите, держите его в руках.
— Слушаюсь.
Время занятий истекло. Полковник поговорил еще минут пять, потом умолк, надел папаху. Григоренко спросил:
— Разрешите задержать офицеров и продолжить занятие?
— Хватит, — негромко, но твердо сказал Жогин.
— Но мы же не закончили тему.
— Ничего, закончите самостоятельно. Больше с людьми надо работать, а не сидеть по кабинетам.
Когда Жогин шел обратно в штаб, у него не выходили из головы слова Крайнова: «Комбат сам занимается этим вопросом». И чем больше Жогин вдумывался в эти слова, тем сильнее возмущался: «Ишь, завели порядки. По два дня думают, какое взыскание объявить. Видно, мало я их встряхиваю. Придется встряхнуть сегодня как следует».
В штабе он зашел к Шатрову, распорядился:
— Передайте приказание Мельникову, чтобы в восемнадцать ноль-ноль построил батальон возле казармы. Я буду смотреть.
Живой и щеголеватый Шатров написал приказание на листке бумаги и отнес дежурному.
Минут через пятнадцать, когда Жогин сидел уже за столом в своем кабинете и обдумывал, что он будет говорить перед строем, зашел обеспокоенный Мельников.
— Неувязка получается, товарищ полковник.
Не поднимаясь из-за стола, Жогин ощупал взглядом вошедшего, спросил сердито:
— Какая неувязка?
— Да насчет построения приказание получено, а у нас в восемнадцать комсомольское собрание.
— Перенесите собрание.
— Со временем трудно, а вопрос важный — о дисциплине. Я просил бы, товарищ полковник...
— Никаких просьб. Что вы всегда поперек дороги стоите? Не одно, так другое находите.
— Я не искал, — попытался объяснить Мельников. — Собрание по плану. Мы к нему готовились.
— Не уговаривайте, — вспыхнул Жогин и грозно поднялся. со стула. — Вы знаете, что такое приказ командира?
— Но вы могли забыть о собрании, товарищ полковник...
— Бросьте вы школьника разыгрывать. А если завтра получим приказ немедленно в бой идти, вы тоже прибежите просить собрание провести? Несерьезный вы человек, подполковник, потому у вас и в батальоне беспорядки. Идите и выполняйте мое приказание, а собрание позже проведете.
Точно в намеченное время батальон был построен. Над городком начинало вечереть. Усиливался ветер. На широком плацу вихрился снег. Солдаты стояли в две шеренги подтянутые, с начищенными до блеска пуговицами и пряжками, поеживались от холода.
Жогин подъехал к батальону на машине. Энергично выпрыгнул из нее и широко зашагал по плацу. Выслушав рапорт комбата, он сделал еще несколько шагов, поздоровался. Солдаты ответили громко и слаженно, в один голос. Осмотрев с места шеренги строя, Жогин произнес громко и отрывисто:
— Что же получается, товарищи! Передовой батальон опозорили. Где ваша солдатская гордость? Забыли вы о ней. Вспомните, что я о вас говорил полгода назад. В пример другим ставил, на щит поднимал. А теперь?..
Время от времени полковник посматривал на стоящего рядом комбата. Мельников старался не выдавать внутреннего волнения. Жогин продолжал греметь:
— Вы знаете, что значит уйти из. роты? Это дезертирство. В боевой, обстановке за такие вещи...
Он говорил и чуть помахивал правой рукой, в которой на этот раз хлыстика не было. Полковник ощущал поэтому неловкость. Чтобы скрыть ее, он принялся расхаживать перед строем.
Темнело. Солдаты от холода поеживались, переступали с ноги на ногу. Но полковник держался бодро. Высказавшись, он, приказал ефрейтору Груздеву выйти из строя. Тот сделал несколько шагов и повернулся лицом к товарищам. В этот момент над головами солдат загорелись два электрических фонаря, осветив плац и кирпичную стену казармы. Снежные вихри уже поднимались до крыши, и фонари окутывались густой белой пылью.
— Какое взыскание наложили? — тихо спросил Жогин Мельникова, кивнув в сторону ефрейтора.
— Пока не накладывал, — так же тихо, чтобы не слышали солдаты, ответил комбат. — Жду капитана Нечаева. Он выехал в Чигири изучить некоторые подробности происшествия.
— Опять изучать! До каких пор вы будете разводить этот либерализм? Арестуйте его на пять суток.
Последнюю фразу Жогин сказал громко, чтобы все слышали, и снова заходил перед строем.
Больше часа простоял батальон на плацу. Под конец полковник повернулся к Мельникову, сказал:
— Теперь прогрейте людей. Прикажите бегом до конца городка и обратно.
...В этот вечер Григоренко имел с командиром полка серьезный разговор. Всегда осторожный и деликатный, замполит решил сейчас быть непреклонным. Зашел он в кабинет в тот момент, когда Жогин, вернувшись с плаца, широко шагал, потирая покрасневшие от холода руки. Зашел и прямо с порога сказал:
— Так дальше работать нельзя, товарищ полковник. Ненормальная обстановка в полку.
Жогин остановился, в упор посмотрел на вошедшего:
— Как это понять: «ненормальная»?
— Понять очень просто. Семинар с руководителями политзанятий поломан, комсомольское собрание в первом батальоне скомкано.
— Эх, как вы любите козырять громкими словами, — развел руками Жогин. — «Поломано», «скомкано»! Ну, продолжайте дальше придумывать эти самые словечки.
Он снова заходил по кабинету, потирая руки.
— Это не словечки, — возразил замполит. — Мы явно недооцениваем партийно-политическую работу, товарищ полковник.
— Позвольте, кто это «мы»? — вызывающе поднял голову Жогин, и лицо его вытянулось. — Говорите прямо: командир. Но не забывайте, что вы всего лишь мой заместитель. И никто не давал вам права оценивать и обсуждать мои действия. Поняли?
— Я не обсуждаю ваших действий, товарищ полковник, но долг и совесть меня обязывают сказать, что принижение воспитательной работы может привести к серьезным осложнениям. И тогда...
— Хватит, — остановил его Жогин. — Мне все понятно. Послушайте, что я скажу. — Он вытянул вперед руку и загнул один палец. — Во-первых, уясните, что вы работаете на командира, обеспечиваете выполнение его приказов и распоряжений. Второе. — Полковник загнул еще один палец. — Поймите, наконец, что командир — хозяин полка.
— Да, но есть партия, — вставил Григоренко, устремив проницательные глаза в лицо полковника. Жогина словно тряхнул кто-то. Он вздрогнул и засверкал глазами:
— Что вы пугаете партией? Я сам коммунист, и стаж у меня побольше вашего, и перед Советской властью заслуги имею. А вообще, вот что скажу: не нравится — можете подавать рапорт об увольнении. Задерживать не стану.
— Нет, — сказал Григоренко, — подавать рапорта я не буду. Дезертировать с поста, который мне доверила партия, не собираюсь.
— Дело ваше! — почти крикнул Жогин. — Но вмешиваться в мою служебную деятельность не позволю.
— Очень жаль, что вы не хотите прислушаться, — тихо заключил Григоренко, не выдавая волнения, затем надел шапку и вышел из кабинета. «Странный человек, — рассуждал он по дороге домой. — И главное, убежден, что действия его непогрешимы. Вот в чем беда-то».
- Предыдущая
- 55/105
- Следующая