Люди в погонах - Рыбин Анатолий Гаврилович - Страница 49

• Предыдущая
• 49/105
• Следующая

— Ах, сволочь! — выругался Григоренко и еще раз выстрелил. Волк продолжал уходить, волоча подбитую ногу.

— Да что ты, железный?!

Опять грохнул выстрел. Серый вытянулся на снегу и больше не вставал.

Лес все больше наполнялся треском карабинов, шумом деревянных трещоток. Чем ближе к опушке подходили цепи солдат, тем чаще хлопали из охотничьих засад ружейные выстрелы.

Но вот подразделения, не выходя из лесу, вдруг разделились на две группы и растеклись влево и вправо. Образовались два больших крыла, которые устремились в обход ближнего населенного пункта. Григоренко не видел этого маневра: все происходило в лесу, далеко от охотничьих засад. Но замполит понимал ход «боя» по его шуму и мысленно одобрял точные действия солдат и командиров. Ему было приятно сознавать и то, что руководил этим наступлением не кто иной, как Мельников, к которому замполит уже давно питал теплые чувства.

Когда шум в лесу затих, охотники вышли из своих укрытий. Григоренко заторопился к первому убитому им волку. Интересно было увидеть, куда он загнал ему заряд, от которого серый упал как подкошенный. Разжигаемый любопытством, подполковник уже намеревался перевернуть волка на спину, как тот вскочил и, разбрызгивая по снегу кровь, бросился на человека. Григоренко успел лишь схватить ружье и сунуть его в пасть, разъяренному зверю. Отпрянув назад, серый присел, готовясь к новому прыжку. Григоренко размахнулся и ударил его прикладом по голове. Волк бешено перевернулся и готов был снова броситься на охотника. Но тут выстрелил ему в бок подоспевший Фархетдинов. Зверь упал, оскалив крупные с желтинкой зубы.

— Хитер, — сказал Григоренко, вытирая вспотевшее лицо. — Много видел волков, но такого встречать не приходилось.

— И я не встречал, — удивленно развел руками Фархетдинов. — Раненый кабан, тот залегает, а волк всегда бежит, пока есть силы, и уж если упадет, то все кончено, больше не поднимется.

— Верно, — согласился Григоренко, не отрывая взгляда от серого. — Этот, видно, особый, кабаньей выучки.

В половине десятого, прочесав лес и обойдя село с двух сторон, подразделения вышли на равнину, ослепительно блестевшую под косыми лучами зимнего солнца. Возле цепочки красных флажков, пересекающих дорогу, Мельников остановил «газик», вынул из кобуры ракетницу и, подняв ее над головой, выстрелил. Тонкая полоска черного дыма длинным шнурком повисла в чистой синеве неба — сигнал сбора. Рассыпанные по степи солдаты сразу повернули к селению.

Комбат еще долго стоял у машины, глядя из-под ладони в ту сторону, куда убегали красные флажки. Навстречу флажкам из лощины длинноногая буланая лошадь, проваливаясь в сугробы, медленно тащила сани. За ними следом брели охотники с ружьями. На санях лежали серые волчьи туши. А там, где синели на снежной целине две колеи от полозьев, крапчатым следом алела волчья кровь.

Среди охотников Мельников узнал Григоренко. В серых валенках и полушубке, он шел неторопливой усталой походкой, слегка покачиваясь и улыбаясь. Подошел к комбату, пожал ему руку и, кивнув в сторону саней, сказал весело:

— Здорово поработали. Восемнадцать штук ухлопали. Ну, а как люди чувствуют себя? Чепе никаких нет?

— Радист во второй роте заболел, — сдержанно ответил Мельников. — И радиосвязь сразу прекратилась. Все же плохо, что не все офицеры умеют пользоваться радиостанциями. Думаю взяться за это дело как следует.

— Правильно, — сказал Григоренко, смахивая с усов иней. — Начинайте, Сергей Иванович, подхватим вашу инициативу всем полком.

Они постояли немного, потом вместе сели в «газик» и поехали к селу. Туда уже прибыли бронетранспортеры. Неподалеку от колхозных ферм на утоптанном снежном плацу дымила походная кухня. В морозном воздухе растекались аппетитные запахи гречневой каши и крепкого горячего чая.

Едва Мельников и Григоренко выбрались из машины, к ним подошли Степшин и Крайнов. Старший лейтенант доложил:

— Потерян человек, товарищ подполковник.

— Кто? Радист?

— Никак нет. Радист оставлен в селе с санитаром. Неизвестно, где находится ефрейтор Груздев.

— Чемпион?

— Он самый, товарищ подполковник, — без признаков тревоги ответил Крайнов. — Был в боковом дозоре и не вернулся.

— Когда это произошло?

— Во второй половине ночи.

— Почему не доложили раньше?

— Ожидал, что подойдет.

— Долго ожидали. Видимо, с дисциплинкой у вас еще...

Крайнов насупился. Каким-то скрипучим голосом произнес:

— Это известно, товарищ подполковник, чуть что случись, виноват командир.

— В первую очередь, — сказал Мельников. — Ну, вот что. Виноватых искать потом будем. Поиски ефрейтора организовали?

— Старшина пошел с двумя бойцами.

— Этого мало. — Комбат посмотрел на стоявшего рядом Степшина. — Слушайте, майор. Берите тягач и вместе с Крайновым — на поиски. Может, человек в сугробе лежит? Поезжайте немедленно. Осмотрите все населенные пункты, балки, перелески.

— И врача непременно с собой возьмите, — подсказал Григоренко. — Вдруг человеку помощь придется оказывать.

Едва Степшин и Крайнов успели уехать, как вдали показалась машина командира полка. Она остановилась на дороге. Мельников побежал докладывать о состоянии батальона. Еще издали он приметил, что из машины вместе с Жогиным вышел в голубоватой шинели с алыми кантами заместитель командующего войсками генерал-майор Ликов. Это встревожило комбата, и он побежал медленнее, чтобы успеть продумать слова доклада.

Ликов стоял у машины и ждал. Вид у него был утомленный. Более трех часов провел генерал в воздухе на самолете. Он возвращался с больших учений и, пролетая над своей родной дивизией, не вытерпел, решил сделать остановку. В штаб дивизии не поехал — слишком далеко от аэродрома. Позвонил сразу Жогину. Полковник встретил Ликова с радостью, как старого боевого друга, и пригласил попутно заехать в первый батальон.

Мельников доложил заместителю командующего все подробно. Не умолчал даже о количестве убитых волков.

— Не понимаю, — сказал Ликов, посмотрев на Жогина. Занятия, охота, сумбур какой-то. И человека потеряли. Разберитесь, товарищ полковник.

Генерал ушел в роты. Оставшись с комбатом, Жогин, как всегда в минуты вспыльчивости, побагровел. Глаза его сверкнули злыми искрами.

— Вы почему тактическую учебу в охоту превращаете? — загремел он, с резкой отчетливостью выговаривая каждое слово. — Кто вам дал такое право? Я спрашиваю, кто позволил из полевых занятий цирковые представления делать?

— Но ведь качество занятий не снизилось, товарищ полковник, — ответил Мельников, стараясь казаться спокойным. — Я считаю, что наступление в лесу...

— А я не желаю слушать о том, что вы считаете. Есть устав, наставления, и нарушать их не позволю. Я уже предупреждал вас.

Молчавший до сих пор Григоренко подошел ближе, сказал с обычной неторопливостью:

— По-моему, никакого тут нарушения нет. А пользу колхозам принесли большую.

— Я вижу, что под вашим покровительством все это сделано, — сказал Жогин. — Очень красиво! — Затем он снова повернулся к Мельникову: — Я научу вас уважать армейскую дисциплину. Отстраняю вас от батальона. Поняли? Передайте командование Степшину.

— Товарищ полковник...

— Никаких объяснений. Передать и все!

— Слушаюсь, — тихо ответил Мельников.

Жогин разыскал Ликова и доложил ему о своем решении.

— Правильно, — сказал тот. — Теперь доложите командиру дивизии и вместе разберитесь. Поощрять безобразия нельзя.

...Ошеломленный Мельников сел в свой «газик» и задумался. Слишком быстро и неожиданно все произошло. Даже не верилось, что прозвучало это страшное слово «отстраняю». А за что? Разве плохо проведен ночной марш? Разве плохо прошли подразделения по лесу? «Но ничего не поделаешь, — вздохнул Мельников. — Замкомандующего, конечно, одобрит решение Жогина. Это факт. А что скажет командующий? Неужели он утвердит решение полковника, не разобравшись в существе дела? Нет, этого не должно быть, не должно...»

• Предыдущая
• 49/105
• Следующая