Десять вечеров. Японские народные сказки - Автор неизвестен - Страница 33
- Предыдущая
- 33/62
- Следующая
Но вдруг опять послышались крики:
— Руби мачты! Груз за борт! Держи руль! Погибаем! — И корабль-призрак появился снова. И снова люди цеплялись за него, призывая на помощь. Набежала волна и разбила корабль в щепы... Раздался опять тот же самый дикий вопль — такой ужасный, что, казалось, никто не мог бы услышать его дважды и остаться в живых. Виденье исчезло, лишь страшно загудели волны.
Не успел Магоскэ перевести дух, как снова ветер донес до него крики:
— Руби мачты! Груз за борт! Держи руль!
И все повторилось снова. Мольбы, призывы, проклятья, последний вопль погибающих... Неужели этому не будет конца? Сердце Магоскэ замирало, душа у него готова была расстаться с телом, но он не выпускал доски из рук и все-таки держался на воде.
Наконец забелел рассвет. С первыми его лучами корабль-призрак исчез навсегда. Ветер и дождь стали утихать, волны немного улеглись. Три дня носился Магоскэ по волнам и вконец обессилел от усталости и голода. В глазах у него было темно, руки одеревенели... К чему было дольше надеяться? Жизнь уже покидала его, как вдруг в море что-то мелькнуло... На волнах качалась связка соломы. Магоскэ поймал ее. Внутри, в полотняном мешочке оказались две сухих плети со стручками красного перца, Магоскэ съел стручков десять — и воспрянул духом. А тут вскоре его заметили с корабля, вытащили из воды и благополучно доставили в залив Ниигата, назад к родным берегам.
ЧУДО МАТЕРИНСКОЙ ЛЮБВИ
В старину, в далекую старину, жили на самом краю одного маленького городка старик со старухой. Торговали они сладкими тянучками амэ.
Однажды в темный зимний вечер постучалась в дверь их лавочки какая-то молодая женщина. Стоя за порогом, она робко протянула монету в три гроша.
— Вот, дайте мне, пожалуйста, немного ваших амэ...
— Что ж вы стоите на холодном ветру, госпожа? Заходите, обогрейтесь, пока мы завернем вам покупку.
— Нет уж, я тут постою.
Взяла молодая женщина сверток с лакомством и пропала во мраке.
Пришла она и на другой вечер. Стали старики говорить между собой:
— Кто она такая и почему приходит в такую позднюю пору? Неужели у нее другого времени нет?
На третью ночь женщина пришла снова. А на четвертую старики спохватились: не монетку она им оставила, а сухой листок.
— Ах, обманщица! — заголосила старуха.— Пойди, старик, за нею вслед, она еще не ушла далеко. Кабы у меня глаза были получше, она бы мне не подсунула листок вместо монеты.
— Смотри, у порога комья красной глины... — удивлялся старик, зажигая фонарь.— И откуда только пришла эта женщина? По соседству у нас один белый песок.
Побрел он в ту сторону, куда незнакомка скрылась. Смотрит: отпечатков ног на снегу не видно, только комки красной глины след показывают.
«Да ведь здесь и домов-то нет,— думает старик.— Неужто она на кладбище пошла? Кругом одни могильные памятники».
Вдруг услышал он плач младенца...
«Верно, почудилось мне. Вот и стихло... Это ветер в ветвях свистит».
Нет, опять послышался детский плач, жалобный и глухой, словно из-под земли.
Подошел старик поближе. И верно, кто-то плачет под свежей насыпью могилы...
«Дивное дело! — думает старик.— Пойду-ка я разбужу настоятеля соседнего храма. Надо узнать, в чем тут тайна. Ужели в могиле живой похоронен?»
Разбудил он настоятеля. Пошли они к могиле с заступом.
— Вот эта, что ли? Здесь беременную женщину похоронили тому уж несколько дней,— воскликнул настоятель.— Умерла от какой-то болезни, не дождавшись родов. Да уж не почудилось ли тебе, старик?
Вдруг снова глухо-глухо послышался у них под ногами детский плач.
Стали они поспешно копать заступом. Вот показалась крышка нового гроба. Отвалили они крышку. Видят: лежит в гробу молодая женщина, будто спит, а на груди у мертвой матери живой младенец. И во рту у него сладкое амэ.
— Так вот чем она его кормила! Теперь я все понял! — воскликнул старик.— Велико чудо материнской любви! Нет на свете ее сильнее! Бедняжка сперва давала мне те монеты, что ей по обычаю в гроб положили, а как кончились они, принесла сухой листок... Ах, несчастная, она и за гробом берегла своего младенца.
Тут пролили оба старика слезы над открытой могилой. Разжали они руки мертвой женщины, вынули из ее объятий младенца и отнесли его в храм.
Там он и вырос, там и остался, чтобы всю жизнь заботиться о могиле своей матери, которая так сильно его любила.
ВЕЧЕР ШЕСТОЙ
ПЯТЬ ТАНОВ[*] ЗЕМЛИ
Некогда в селенье Оку деревни Окадзаки[36] жил один великий богач. Владел он множеством рисовых полей, и было среди них одно величиной в пять танов. Называли его «полем без межей», таким оно было широким.
Каждый год в мае, когда наступало время высаживать рисовую рассаду, богач нанимал несметное число работников. Если успеют они за один день закончить всю работу, богач бывал очень этим доволен и горд. Правда, не всегда это удавалось. Но уж на «поле без межей» непременно надо было посадить все рисовые ростки до единого в один и тот же день до захода солнца. Таков был старинный обычай в семье богача.
Однажды нанялась к нему в услужение молодая девушка тихого нрава и прекрасная собой. В крестьянских работах была она так сноровиста, что никто не мог за ней угнаться.
Понравилась девушка богачу, и решил он выдать ее замуж за своего сына. Созвал он на совет всю свою родню. Но многие из его родичей воспротивились.
— Как можно, чтоб наследник богатого дома женился на простой поденщице! Где это слыхано!
Спорили, спорили и порешили вот на чем:
— Если успеет она засадить «поле без межей» до захода солнца,— что ж, значит, так тому и быть! Пусть войдет в нашу семью как законная жена.
Сказали об этом девушке. От радости она своим ушам не поверила.
Вскоре был назначен день испытания. Девушка в то утро не могла дождаться, когда солнце взойдет. С первыми его лучами поспешила она в поле.
Сажает девушка ростки так быстро, словно за ней зеленая дорожка сама бежит, по полю расстилается.
Хоть и долгие в мае стоят дни, но одной засадить поле в пять танов — неслыханное дело! Вот и полдень настал, но девушка не дала себе роздыху, не подкрепила себя едой. Время дорого! Не поет она «песни посадки риса», не разогнет спины, не подымет головы. Скорее, скорее!
Много собралось на поле народу. Все хвалят девушку за быстроту и ловкость, да поторапливают: «Скорее! Скорее!»
Но вот уже солнце клонится к западу. Растут тени. Вот солнце края горы достигло, вот уже скрылось наполовину за горой. А девушке всего только один последний ряд остался. В отчаянье сложила она молитвенно руки и крикнула солнцу:
— Солнце, остановись! Остановись! Подожди еще немного...
И вдруг в самом деле солнце воротилось вспять и снова всплыло над горою.
Снова начала девушка высаживать ростки, еще скорее прежнего, не уследить даже. Закончила она последний ряд, и лишь тогда солнце скатилось за горы так быстро, как падает мяч.
При виде этого чуда люди словно окаменели. Когда же пришли в себя, смотрят: девушка лежит ничком на поле, мертвая. Убил ее непосильный труд.
С того часа одно за другим посыпались на богача несчастья, и скоро обнищал он вконец.
Теперь в деревне давно уже ни у кого нет большого поля, а все по-прежнему место это зовется «Пять танов земли».
КАК ВПЕРВЫЕ ВЫПАЛ СНЕГ
В глубокой древности страна А?идзу[37] не знала ни снега, ни зимнего холода. Круглый год там было тепло.
Однажды пришел туда с севера какой-то бродячий монах. В одной руке у него был посох, а в другой — широкий зонт. Устал он и решил отдохнуть в чайном домике. А там народу полным-полно. Уже долгие часы совещаются между собой крестьяне этого села, а ничего придумать не могут. У всех тревога на лицах написана...
*
Тан — единица измерения земельной площади. Пять танов — около половины гектара.
- Предыдущая
- 33/62
- Следующая