Десять вечеров. Японские народные сказки - Автор неизвестен - Страница 32

• Предыдущая
• 32/62
• Следующая

— Появляется, частенько ее видят!

— Хо! Скажите! Ну, а какова она видом? — спрашивает любопытный паломник, поглядывая на хозяйку.

— Ведьма-то? Какова она видом? А вот такая!

И с этими словами круто повернулась к гостю. Взглянул он на нее и, завопив от ужаса, бросился вон из чайного домика, позабыв о своем дорожном мешке.

У женщины вместо лица был, что называется, ноппэрапон — гладкий шар без единой отметины. Не было на нем ни глаз, ни бровей, ни рта, ни носа.

Мчится паломник вниз по холму. Добежал до подножья и влетел почти без памяти в другой чайный домик. Задыхаясь, ухватился он за столб посреди домика, опомнился немного и кое-как добрел до скамейки. Смотрит: в чайном домике тоже стоит спиной к входу какая-то женщина и трудится над чем-то.

Стал он ей рассказывать дрожащим голосом про то, что с ним случилось.

— Ух, и набрался же я страху! Первый раз в жизни видел ведьму. А ты, хозяюшка, неужели не боишься жить в таком страшном месте?

— Я-то? Вот уж нисколько,— отвечает женщина, не оборачиваясь.

— Неужели! А я так чуть не умер от страха. Стоит вспомнить, так сразу холод пробирает.

Вдруг женщина в глубине дома спросила:

— А ведьма эта поди на меня похожа! — и повернулась к путнику. Взглянул он на хозяйку, а у нее тоже вместо лица — ноппэрапон — ни глаз, ни рта, ни носа, словно рыбий пузырь на шее качается.

У путника от ужаса встали волосы дыбом. Трясясь всем телом, стуча зубами, выскочил он опрометью из чайного домика и помчался к городу, прочь от страшного холма.

А вот что еще рассказывают в городе Кумамото. Возле храма Хоммёдзи есть пустынная поляна. Как-то раз поздно ночью шел по ней один человек с фонарем в руках. И попался навстречу ему паломник.

— Постой минутку, посвети мне фонарем,— просит паломник.

— Зачем тебе?

— Да у меня ноговицы спустились, надо их хорошенько подтянуть.

— Что ж, посвечу, дело не трудное.

Поднес прохожий фонарь к самым ногам паломника, а у того на голых икрах множество страшных глаз так и сверкают. Уставились они все, не мигая, на него. Кинулся прохожий бежать. Бежал, бежал, вдруг увидел одинокий домик. То была харчевня, где по ночам лапшой торгуют. Бросился прохожий к хозяину харчевни, от страха так в него и вцепился.

— Что с тобой стряслось? — спрашивает хозяин.

— Ах, ужас такой, опомниться не могу! Встретил я сейчас паломника. Попросил он посветить ему фонарем. Дескать, ноговицы у него спустились. Посветил я ему, а у него на голых икрах всюду глаза, глаза, глаза... И все сразу на меня вытаращились! И не помню, как сюда добежал! — задыхаясь, рассказывает прохожий.

— Вытаращились, говоришь? Вот так или еще сильнее?

Тут хозяин обнажил свои ноги и показал их прохожему.

Взглянул прохожий, а у хозяина на икрах тоже сверкают страшным светом множество глаз — еще страшнее, чем у паломника.

Тут, говорят, подкосились у прохожего ноги. Упал он и только к утру опомнился.

Вот что в старину бывало.

Жил в прежние годы возле бухты Симоура? один старый рыбак со своей женой. Заболел он ломотой в костях и слег в постель. Долго за ним ухаживала старуха, но ему все не становилось легче. Наконец говорит старик:

— Мне на еду и глядеть-то противно. А вот осьминога я поел бы. Может, мне бы и полегчало...

А пора стояла дождливая. Прикрылась старуха большим зонтом и пошла на берег моря. Заглядывает она в щели между камнями, где осьминоги прячутся. Но не увидела ни одного.

Села старуха на скалу, закрыла глаза и молит:

— Боги, милостивые боги, помогите мне поймать осьминога, чтобы могла я вылечить моего старика!

Открыла она глаза и вдруг видит: показалось возле самых ее ног щупальце огромного осьминога.

Вот радость! Отхватила она это щупальце ножом, отнесла домой и накормила старика.

В первый раз за свою болезнь поел старый рыбак с охотой, и в самом деле стало ему немного полегче.

На другой день пошла старуха к расселине между камнями,— и опять осьминог высунул из нее свое щупальце. Отрезала второе щупальце старуха и накормила своего мужа.

На третий день случилось то же, и на четвертый, и на пятый... Приелось старику мясо осьминогов. Уж он и глядеть-то на него не хочет.

Но старуху жадность одолела. Стала она носить мясо осьминога на базар и все считала, сколько у него щупальцев остается. Наконец осталось у осьминога одно последнее щупальце. Но ведь и за него можно деньги выручить!

На восьмой день рано утром поспешила старуха к морю. Наклонилась она к расселине между скалами, смотрит в воду... Тут вдруг обвилось вокруг ее шеи крепким жгутом последнее щупальце осьминога. Потащил осьминог старуху в морские волны.

Долго ждал ее старый рыбак и встревожился. Заковылял он на своих больных ногах к берегу, глядит по сторонам. Нигде старухи не видно. Наконец доплелся до прибрежных скал, заглянул в расселину...

Стоит его старуха на дне моря и держит над собой раскрытый зонт.

Завопил тут старик, не помня себя:

— Старуха, старуха, что ты там делаешь?

Кинулся он за нею в воду и утонул.

Говорят, что и сейчас, если поглядеть в том месте со скалы во время самого большого весеннего отлива, можно увидеть на дне моря старухин зонт.

Случилось это в годы Хорэ?ки[33]. Однажды в осеннюю пору от побережья Мацума?э[34] отплыл парусник. Было на нем семь человек команды во главе с кормчим Маго?скэ. Они возвращались к себе на родину в Ниига?та.

На третий день стал уже маячить вдали остров Садо и влево от него родной берег, как вдруг налетела внезапная буря. Море закипело, как в водовороте. Казалось, вот-вот парусник опрокинется вверх килем. Матросы бросились убирать паруса. А море бушевало все сильнее. Крикнул кормчий Магоскэ:

— Бросай груз за борт! Руби мачты!

Но тут набежала волна, высотой до самого неба. С грохотом обрушилась она на корабль. Корма раскололась надвое, нос корабля разлетелся в щепы, и матросы пошли рыбам на корм. Один лишь Магоскэ успел ухватиться за какую-то доску.

Море понесло его вдаль, словно обломок корабля. Дождь и ветер слепили его.

Лишь иногда удавалось ему, поднявшись на гребень волны, поглядеть вдаль, не покажется ли где парус? День склонился к вечеру, начало темнеть. Одна за другой набегали волны, похожие на громадных китов, подымали его на спину и снова бросали в пучину.

Магоскэ не мог понять, куда его несло течением, где берег, а где открытое море. Настает ночь, а навстречу ему не попалось ни одного корабля.

В отчаянии Магоскэ то умолял бога Компира о спасении, то давал обеты богу Ияхико...[35] Цепляясь за тонкую доску, он летел с гребня волны в пучину. Казалось ему, вот он, конец, пришел, но новый вал подхватывал его и выносил наверх.

Магоскэ было уже совсем отчаялся, как вдруг услышал громкие крики:

— Руби мачты! Бросай груз за борт! Держи руль!

Прямо на него в ночном мраке несся какой-то корабль. Собрав последние силы, Магоскэ завопил:

— Спаси-ите! Тону-у!

Вдруг он совсем близко от себя увидел полуразбитый корабль. Человек десять команды цеплялись за него, крича во весь голос.

Люди эти не походили на живых. Иссохшие, с синими лицами, они были видны, как смутные тени, в такой кромешной тьме, где, казалось, глаз ничего не мог бы различить. Весь корабль тоже выступил из мглы, не сливаясь с нею. Крик замер на губах Магоскэ. Корабль прошел справа от него и быстро стал удаляться.

Вдруг послышался отчаянный вопль многих голосов: «А-а-а!» И в тот же миг корабль разбило в щепы, а цеплявшиеся за него люди словно растаяли. Крики их стихли, только страшно грохотали волны.

— Корабль-призрак! — подумал Магоскэ; вспомнились тут ему все страшные рассказы об этом корабле. Теперь он был рад, что один остался.

• Предыдущая
• 32/62
• Следующая