Окаянный груз - Русанов Владислав Адольфович - Страница 68
- Предыдущая
- 68/79
- Следующая
Поэтому Ендрек зашагал к телеге, сопровождаемый паном Бутлей.
– Грай все проверил, – приговаривал пан Юржик. – Оси целы, тяж надорванный, так его заменить не долго. Коня для запряжки найдем… И дальше…
– А отпустят? – засомневался Ендрек.
– Да отпустят, отпустят… Сахон говорил, они тут сами с выговчанами и новым королем целоваться не спешат. Да и то представить, его так искорежило, говорят, ни один в здравом уме целоваться не полезет. Ну, и поделом…
– Зря ты так, пан Юржик, – вздохнул медикус. – Господь нас чему учит? Любить ближнего. А ты смеешься над горем человеческим.
– Ишь ты… – Бутля поджал губы, закусил ус. – Господа он припомнил. Я тех ближних люблю, кто меня любит. Вот и весь сказ. А ты припомни, как его твоей кровушкой окропить Мржек хотел. Небось он бы тебя не пожалел, а ты его…
– Я его глаза видел, – помолчав, заметил Ендрек. – Близко-близко видел. Он искренне верит, что Прилужанскому королевству под его рукой в светлое будущее дорога откроется. Верит. И выгоды своей не ищет. Вот Зьмитрок, тот так и норовит… Эх! – не договорил, махнул рукой.
– Глаза… – насмешливо протянул пан Бутля. – Я тоже хотел бы ему в глаза посмотреть. Не тогда, а сейчас. Королевство вот-вот развалится. Малые Прилужаны не сегодня, так завтра в Уховецке престол возведут да князя Януша короной увенчают. Вон Сахон сказывал, с голубиной почтой им доносят. Так урядникам не все еще расскажут… Новый великий гетман князь люлинецкий Твожимир за Елуч гусарские полки перебрасывает. Спроста ли? Хоровчане едва ли не отделяться удумали. Видишь, где у них теперь граница? Про Стрыпу и думать забыли, а кочевники только того и дожидаются. Лужичане лужичан за чубы таскают, а гауту – радость. А как развалится королевство, закипит междоусобица… Прикинь, что тогда начнется? Зейцльбержцы Лугу перейдут, угорцы уже сейчас нам палки в колеса ставят, а тогда открыто войну учинят. А начнут лужичанский пирог на куски кромсать, думаешь, Руттердах твой в стороне останется? Или Заречье?
– Не надо, пан Юржик, – едва ли не взмолился молодой человек. – Страшно…
– То-то и оно, что страшно. А все из-за чего?
– Из-за чего?
– Из-за гордыни! Князья уступить один другому не хотят. Ниже чести княжеской терновцы да выговчане почитают подчиниться уховецким. Вот и будем расхлебывать кровь и разор. Мы, а не князья!
– Нет. – Ендрек тряхнул головой с твердой уверенностью. – Не допустит король Юстын такого. Я ему верю. Зьмитроку не верю, а ему верю.
– Тьфу на тебя… Не принимал бы ты, студиозус, все тяготы бок о бок со мной, ей же ей подумал бы, что ты «кошкодрал».
– А думай, что хочешь, пан Юржик. Для меня не цвет знамени главное. Главное, когда друг рядом, за которого жизнь отдать не жалко.
Пан Бутля даже приостановился. Поглядел на него с уважением.
– Хорошо сказал, студиозус. Ладно, сигай в телегу. Передохни хоть до полудня.
Ендрек не замедлил воспользоваться советом шляхтича. Махнул через бортик. Вот чудо расчудесное! Его мешок лежал там же, с левого бока от сундука. Будто и не было страшной ночи… предательства, ужасной казни пана Стадзика, смертей Хмыза, Даника и Самоси. Студиозус закрыл глаза и вновь, словно воочию, увидел вчерашние события…
Когда он зашил рану Хватана, туго забинтовал, скорее даже спеленал, рассеченную грудь, подошли сразу трое: хромающие Цимош Беласець с паном Юржиком и держащийся за руку незнакомый воин – видно, кто-то из дворни Беласцей. Снова пришлось шить, вкладывая в работу все умение, которого так не хватало недоучившемуся медикусу, бинтовать, промывать раны. Лекса не успевал драть на полосы вытащенные из коморы простыни, щипать корпию, подносить горелку: раненым, чтоб не так болело, и лекарю – смочить иглу и конский волос, залить рану.
Позже всех пришел пан Войцек. Синие глаза его горели неистовым огнем. Хоть сейчас в седло и мчать до самого Искороста, не останавливаясь и не оглядываясь.
– По-погляди, в-верно ли замотали, – сказал он, расстегивая жупан.
Скинул одежу на лавку и от резкого движения едва не свалился сам. Ендрек видел, как мертвенно побледнели щеки пана сотника, как затуманились суровые очи.
Хорошо, Лекса успел подхватить пана Шпару за плечи и бережно усадил на лавку.
– В-видишь, студиозус, – горько усмехнулся Меченый. – Дух мой сильнее тела…
Ендрек размотал тугую повязку, отнял две еловые досочки, пристроенные вдоль предплечья, и похолодел. Жевал, что ли, кто руку пану сотнику?
– Кто ж тебя так, пан Войцек?
– Медведицу ра-разбудил. Уг-уг-угораздило же. Чуть на го-олову не наступил. К-какому же зверю понравится?
– Пан Войцек, – похолодевшими губами произнес медикус, – боюсь, не будет у тебя левой руки…
– Как так?! – Меченый даже заикаться перестал.
– Да ты ж лучше меня, небось, раны знаешь. Сам гляди – кости раздробленные не сложить, сухожилия не сшить… Нет у меня того умения. Да тут и десятка профессоров руттердахских мало будет. – Ендрек едва не всхлипнул. – Если и заживет, то саблю… Да что там саблю, ложку не удержишь…
Пан Войцек задумался. Долго смотрел на искалеченную руку, потом поднял взгляд на парня.
– Т-ты лечи, медикус, лечи… Выйдет – счастье. Ннет – она ж левая. Живы будем – не помрем.
– Боюсь я, пан Войцек. Я ж не магистр, я ж студиозус третьего года…
– А ты н-не бойся. Ты скажи, студиозус, как ты себя вылечил, когда пан Вожик тебя саблей пропорол? За три дня зажило.
– Не знаю, пан Войцек, – честно отвечал Ендрек. – Просто захотел. Захотел выздороветь…
Он решительно отбросил пропитанное кровью и сукровицей полотно, взялся за искореженное предплечье.
– Я хочу, чтобы ты выздоровел, пан Войцек. Я очень сильно этого хочу…
– Эй, вставай, студиозус, обед проспишь! – Чьи-то цепкие пальцы вцепились ему в плечо и трясли, трясли. Без жалости и снисхождения.
Ендрек открыл глаза. Так и есть – пан Юржик.
– Нет в тебе сострадания, пан Юржик… – Ендрек сел, протирая заспанные глаза.
– Ну, ты уж выбирай. Или кулеш, или поспать. Ты кулеш хоровский пробовал? Раз попробуешь – потом за уши тебя не оттащишь.
– Да?
– Два! Он мне не верит! – Пан Бутля огляделся по сторонам, словно ища поддержки. – Да к такому кулешу штоф горелки бы…
– Ну, извини, пан Юржик, – улыбнулся медикус. – Где там наш кулеш?
Парень спрыгнул с телеги, потянулся.
И остолбенел…
На толстом суку притулившегося обок дороги граба болтался Миролад. Босые ноги не доставали до земли каких-то двух аршин. Голова с посинелым лицом склонилась к плечу, багровый язык вывалился из рта.
– Еще один…
– А ты что хотел? – жестко произнес пан Бутля. – Ежели бы не они с Квирыном, глядишь, и Стадзик живой бы остался. И Хмыз. Предателю прощенья нет.
Ендрек вздохнул:
– Ладно, пошли.
Есть как-то сразу расхотелось.
– Не грусти, студиозус! – Юржик потрепал его по плечу. – Дальше поедем не как изгои. Пани Либушка обещалась до Очеретни проводить. А на Очеретинских порогах завсегда можно к купеческому стругу пристать. Нас-то теперь мало. Заводных коней сговорились продать – вот и плата за перевоз. До самого Искороста доедем. Представь только – сидишь, за борт плюешь, а версты назад ползут и ползут.
Ендрек представил. Ему понравилось. Он повеселел и отправился следом за Юржиком к костру, где гоготали уже вперемешку хоровчане и малолужичане.
На раскачивающегося под легоньким ветром Миролада он старался не глядеть.
- Предыдущая
- 68/79
- Следующая
