Окаянный груз - Русанов Владислав Адольфович - Страница 67

• Предыдущая
• 67/79
• Следующая

– К-как он меня хвалить мог? – удивился Меченый и вдруг кивнул, едва сдержался, чтоб по лбу себя не хлопнуть. – Радовит! Вот болтун! Наплетет с три короба… Они, чародеи, все такие… – Он поискал глазами местного реестрового волшебника, но не нашел.

– В Хорове, – верно истолковала его взгляд Либушка. – Пан Адась Скорняга, наш польный гетман, всех реестровых чародеев собрал. Опасается, что в Выгове Контрамацию отменят… – Она вдруг встрепенулась, вспомнив о важном. – Не хочешь, пан Войцек, на своего человека поглядеть, что при телеге обретался? Поговорить, вопрос какой-никакой задать?..

– Добро. Н-не откажусь. – Пан Шпара на миг оскалил зубы, не обещая ничего хорошего беглецу.

– Тогда пошли. А люди твои пускай отдохнут. Сахон!

– Здесь, пани сотник!

– С Гервасем и Аверьяном побудь с гостями. Пускай твои люди отдохнут пока, пан Войцек. Севярын!

– Слушаю, пани сотник!

– Сажай своих на конь и в разъезд.

– Слушаю, пани сотник. Арцим, Явсей, коноводов ко мне!

Пан Войцек с одобрением слушал ясные и четкие команды порубежницы, молодцеватые ответы урядников. Кивнул своим:

– Спешиваемся, односумы…

Спрыгнув с буланого, Грай бросил поводья на руки Лексе:

– Сумеешь? Тут тебе не шинок… – Порубежник злился, что раненого Хватана, с которым их связывало неполных три года службы бок о бок, пришлось оставить на попечение братьев Беласцей.

– Ты… того-этого… Не боись, – заверил его великан и сноровисто принялся распускать подпругу.

Ендрек взял повод коня пана Бутли, а тот, прихрамывая, все-таки сказывалась неглубокая, но болезненная рана от клинка предателя Гредзика, отправился вместе с Граем осматривать телегу.

– Давай, того-этого… стреножим. Пущай пасутся, – пробасил Лекса. – А сами отдохнем в холодке, приглядим. Того-этого… И волки сыты, и дело мастера боится.

Медикус до сих пор еще не привык к исковерканным поговоркам шинкаря, а потому несколько мгновений ошалело на него таращился.

– Не спи, студиозус, замерзнешь, – хлопнул его по плечу Гапей. – Я вам пособлю.

Он, весело ухмыляясь, вытащил путы из своего вьюка.

– Слыхали, как рошиоры спорили, кто больше лужичан зарубил?

– Когда? – вскинулся Ендрек. До сих пор одно упоминание угорских гусар вызывало у него дрожь и желание спрятаться в норку поглубже.

– Да уж не вчерась! – захохотал Гапей.

– Ты… того-этого… сказывай давай, – улыбнулся в кудлатую бороду шинкарь, уже догадавшись, что предстоит очередная байка. – Оно… того-этого… работать веселее.

– Верно, борода, веселее! – радостно согласился Тыковка. – Ты давай, студиозус, седла стаскивай, ты, борода, ноги вяжи коням…

– А ты, поди, сказки сказывать собрался? – прищурился Лекса.

– Да нет, борода! Я с тобой. Куда ж я денусь? Лови!

Связка кожаных ремней с петлями прыгнула в руки шинкаря словно сама собой. Закипела работа. Ендрек, в начале пути недолюбливавший ухаживать за лошадьми, с удивлением понял, что можно получать удовольствие даже от запаха конского пота, не говоря уже о тыкающихся в плечо бархатистых теплых губах и тяжелых мордах, так и норовящих стукнуть тебя по уху.

– Так вот, односумы, слухайте! – Гапей ловко работал пальцами, не забывая оглянуться и посмотреть: здесь ли хоровские порубежники, назначенные пани Либушкой не то в помощь, не то в охрану. – Ехали как-то Жулянским трактом… Слыхали про такой?

– Обижаешь, родной, – сдержанно улыбаясь, проговорил высоченный Аверьян – выше, пожалуй, и Лексы, и пана Войцека, тоже росточком не обиженных, но гораздо уже в плечах, чем они. – С Тернова на Жулны дорога. Ее еще Каменной кличут, лет сто пятьдесят назад, еще при Зориславе Ласковом, по ней в Выгов камень возили. Под Жулнами каменоломни знатные… Бараньи Лбы вроде как зовутся.

– Верно, молодец! – похвалил его Гапей. – Возьми с полки пирожок.

– Какой пирожок? – не понял Гервась.

– С маком, братишка, с маком! – захохотал Гапей. – С мясом нам ноне не по мошне.

– Со Зьмитроком при казне скоро и с капустой не по мошне будет, – угрюмо проговорил Аверьян. – Ты давай сказывай.

– А я и сказываю! Вы ж сами перебиваете – пирожок им подавай!

– Да ты ж… – начал было Гервась, но Аверьян дернул его за рукав – мол, закройся, а то вовек сказку не услышим.

– Ехали как-то Жулянским трактом три рошиора. Во-он, навроде тех, что вы там разложили воронью на потеху. Едут, значится, и хвастают промеж собой. Один говорит: «Я в бою как саблей махну – пять реестровых лужичанских валяется!»

– Это когда ж такое… – вновь открыл рот Гервась, и опять длинный порубежник одернул его и заставил замолчать.

– Было, было, при короле Гарашке Струковиче. Ты слушай… Второй говорит: «А я еще злее в драке, почтенные мазылы. Как саблей взмахну, так десять лужичан с коня падают!» Третий только рот открыл, хотел, видно, тоже сбрехать, не поскупившись, как тут скачет порубежник трактом. Ваш ли, наш ли, не знаю, врать не буду. Только рошиоры нырь в кусты на обочине и сидят. Шапочки свои придуравушные коням на морды понадевали, а то заржут не ровен час…

Тыковка выпрямился, потер поясницу, обвел слушателей хитрым взглядом.

– А после, как порубежник проехал, вылезли, листики сухие со штанов отряхивают… А третий, последний, вдруг нос зажал и спрашивает: «А что ж от вас смердит-то так, почтенные мазылы?» А они избоченились и гордо так отвечают: «Ты не подумай, мазыл, что то от страха. То от злости!»

От громового хохота Лексы шарахнулись кони, едва не вырвавшись из рук. Ендрек боролся одновременно с пляшущим, прижавшим уши серым пана Бутли и с желанием бросить все и схватиться за живот. Аверьян сунул кулак в бок сосредоточенно нахмурившемуся Гервасю, и через мгновение они ржали оба, как жеребчики-трехлетки. Даже оглянулись пан Юржик с урядником Сахоном и высунувшимся из-под телеги Граем. Не поняли, в чем беда, но улыбнулись за компанию.

– Ну, ты даешь, родной… Как бишь тебя?.. – вытирая слезы кулаком, проговорил Аверьян.

– Гапеем мамка нарекла, но друзья Тыковкой кличут – я не обижаюсь.

– Ну, ты даешь, Гапей. Ты б деньги мог зарабатывать сказками.

– Старым стану – буду. Ты езжай с нами. Я таких сказок много знаю – не соскучишься.

– С ними хоть так, хоть так не соскучишься, – влез шинкарь.

– Не, – помотал головой Аверьян, – не получится, родной. Служба.

– Ну, как знаешь! – не стал расстраиваться Тыковка. – Наше дело предложить. Верно, Лекса?

– А то!

– Стой, Лекса, – вдруг прищурился длинный порубежник. – Ты ж тот самый шинкарь, что в десяти верстах отсель к Выгову живет? Лекса Бобыль, верно?

– Верно, я, – не стал спорить великан.

– Так ты теперь, выходит, с ними? Или проводить решил?

– С ними, с ними… Что мне того-этого… за развлечение в шинке сидеть? Кашу со шкварками купцам подавать? Тьфу!.. Я, могет быть, с детства сопливого мечтал странствовать. Как говорится, сколько волка ни корми, а во рту слаще не станет.

– Чего? – Глаза у Аверьяна вылезли на лоб и стали словно два зейцльбержских талера.

– Да чего слышал! – хохотнул Гапей. – Не бери в голову! С ним бок о бок поездишь, не того еще наслушаешься. Как он вчера выдал про рошиоров – на чужой каравай не садись, мол. Я думал, паны Климаш с Цимошем с коней свалятся.

– А я чо? Я ничо, – скромно пожал плечами Лекса, но ни одной из своих пословиц не припомнил.

Быстро шагая, к ним приблизился пан Юржик:

– Управились?

– Ну, так долго ли умеючи? – ответил Гапей.

– Вот и молодцы… – Пан Бутля потер синяк, оставленный навершием сабли Гредзика. – Оставайся, Гапей, с Лексой сторожить. А ты, студиозус, можешь вздремнуть в телеге. Досталось тебе этой ночью не по-детски.

Ендрек благодарно кивнул, глянул на шинкаря с Тыковкой – не обиделись ли? Не хватало еще славу командирского любимчика заполучить. В академии он не старался набиваться профессорам в прихвостни и даже слегка гордился тем, что его наказывают и гоняют почем зря. И тут не собирался. Лекса с Гапеем не возражали. Не велика работа – сидеть на травке под деревом и глядеть, чтоб стреноженные кони не разбредались. Тут даже вздремнуть по очереди можно.

• Предыдущая
• 67/79
• Следующая