Окаянный груз - Русанов Владислав Адольфович - Страница 56

• Предыдущая
• 56/79
• Следующая

– То-то и оно, – продолжил шинкарь. – Пан Адась того же боится. Хотя виду не подаст, само собой. Он пару полков порубежников пристрыпских к северу оттянул. Между лесами и городом сейчас рыскают. От Хомутца до Жорнища.

– Это хорошо! – улыбнулся Юржик. Видно, подумал, что неведомых преследователей порубежники вполне могут придержать. Или просто напугать, заставив отказаться от погони.

– Ох, панове, хорошо, да не шибко. Кочевники на том берегу, говорят, почуяли послабление. Уже несколько сел пожгли. У Старосельцских порогов на купцов таращанских нападали. Еле отбились… того-этого…

– Да так им и надо, «кошкодралам», – оттопырил губу пан Гредзик. – За что боролись…

– Зря ты так, – покачал головой пан Юржик. – Купцы-то в чем повинны, что князья меж собой никак не договорятся?

– В том-то и дело, – подтвердил Лекса. – Таращанцев грабят, а торговля… того-этого… и в Хорове убыток несет.

– Во – понесли, – презрительно сказал пан Гредзик. – Не до торговли, когда отчизну на куски рвут.

Шинкарь набычился. Подобострастия, обычного для людей его ремесла, Лекса не выказывал. Такой, чего доброго, может и на порог указать неглянувшемуся шляхтичу, а то и по шее накостылять, как грозинчанам под Терновым.

– Зьмитрок, похоже, так же думает… того-этого… – угрюмо произнес великан. – Давеча купцы проезжали, так сказывали: в Выгове подать на торговлю зерном да мясом подняли, а обещают и на горелку…

– Ну, тогда точно бунта не миновать, – усмехнулся Хмыз.

– Воспользуемся случаем, панове? – Пан Юржик встряхнул кувшин с остатками горелки, прислушался и кивнул. – Еще по разу хватит. А после – все! Пан Войцек запретил.

– А что вам пан Войцек? Он вон где, а вы где? – подначил Гредзик.

– Не рви душу! Я и сам не прочь по пятой и по шестой, – твердо отвечал Юржик. – Но нельзя…

– Ну, по четвертой-то выпьем? – Хмыз расправил усы.

– А то?

Пан Бутля быстренько разлил остатки. Махнул рукой:

– Садись с нами, Лекса. А ты, Квирын, собирайся, коль надумал студиозуса менять. Все готовы? За дружбу Хорова и Уховецка!

Отрядники и шинкарь с азартом чокнулись и выпили.

– За дружбу!!!

Отерев усы, Квирын поднялся, взял миску с отсыпанной кашей и шкварками, положил сверху хлеб, перестеленный салом.

– Держи. – Юржик сунул ему в руки кувшин. – Мироеду хватит горло промочить. Я оставил.

Квирын кивнул с благодарностью. А когда он ушел, пан Юржик повернулся к шинкарю:

– А скажи-ка, Лекса, чего это ты сам-один хозяйнуешь тут?

Великан пожал плечами.

– Да, понимаешь, вельможный пан… того-этого… – замешкался он на мгновение. – Понимаешь, жену с детьми похоронил. Уж шесть лет минуло. Помнишь, может, черная хворь тогда ходила? Мара-Смерть с какого только подворья хоровских земель дань не собрала?

– Слыхал, слыхал, – кивнул Юржик.

– Так вот и остался я бобылем. Прислугу пробовал нанимать – разбежалась. Да и кому она нужна? Что с возу упало, то кобыле легче… Доход у меня не велик. Шинок далеко от столичного тракта, на отшибе. Того-этого… Сам с хлеба на квас перебиваюсь. Еще платить кому-нито…

– Странно, что не одичал ты совсем в глуши своей. – Стадзик отправил в рот очередную ложку с кашей, причмокнул от удовольствия.

– Так, это… Мне много не надо. С хорошими людьми поговорил, и довольно. Чего еще желать-то?

– А лихие люди нагрянут?

– Так чего брать у меня-то? В левом кармане – вошь на аркане…

Дверь распахнулась, и через порог шагнул Ендрек. Огляделся по сторонам перепуганно. Прищурился, пытаясь в темноте не просто различить односумов, а вроде как пересчитать их.

– Эй, студиозус! – окликнул его словоохотливый пан Бутля. – Кончай ворон считать! Иди к нам.

Медикус подошел, сел на место Квирына. В отсветах очага и масляных каганцов – затянутое бычьим пузырем окошко почти не выделялось на теле закопченной стены – стал заметен румянец на его щеках и лихорадочный блеск глаз.

– Угощайся. – Лекса сунул ему в руки чистую ложку.

А Хмыз пригляделся повнимательнее:

– Никак случилось чего? А ну-ка отвечай, молодой!

Ендрек тяжело вздохнул и кивнул. Хотел было пояснить с самого начала, но не решился. Дело в том, что пришедший сменить его Квирын взял да и ляпнул Мироладу, как о само собой разумеющемся, – гляди, мол, не пей много, а то чужаки не дремлют, не зря же пан Войцек уехал и пропал. На вопрос Ендрека, к чему тут чужаки и исчезновение сотника, ответил, постучав себе по лбу:

– Иль ты дурень полный, студиозус? Все уже обо всем знают. Один ты ни сном ни духом. Десятый день кто-то едет за нами. А какая-то подлюка из наших им дорогу указывает. Может, ты и указываешь, а, студиозус?

Парень сдержался, чтоб не засветить в зубы Квирыну за оскорбление. Да и, по правде говоря, он не был уверен, кто верх возьмет, случись драка. Мошенник хоть и не отличался ростом, но уродился плечистым, не хуже самого пана Шпары, и кулаки имел что надо. Поэтому Ендрек просто спросил:

– Как указывает?

– Знамо как, – потягиваясь, отвечал Миролад (похоже, и взаправду кроме студиозуса о секрете порубежников знал весь отряд). – Ветки ломит по дороге. Затесы на деревьях рубит…

И тут Ендрека словно обухом по лбу кто огрел. Спрыгнул с телеги и едва ли не бегом бросился в шинок. Хорошо, у дверей взял себя в руки. Хватило ума войти и сесть за стол почти спокойно. Только блестящие глаза и раскрасневшиеся щеки его выдали.

Не ответив строгому Хмызу, он повернулся к пану Цвику:

– Как палец-то? Не беспокоит?

– Да чего ему беспокоить меня?

– Покажи-ка, – попросил медикус.

Непонимающе дрогнув плечами, пан Гредзик протянул ладонь, крест-накрест перевязанную холстиной.

Дрожащим от волнения голосом Ендрек спросил, обращаясь больше не к самому пану Цвику, а к бросившим еду и удивленно воззрившимся на них отрядникам:

– А что это у тебя, пан Гредзик, за пятна зеленые на повязке? Никак цветы собирал?

После студиозус часто думал, что пан Гредзик мог бы рассмеяться ему в глаза, обозвать олухом, дать пощечину. На том бы дело до поры до времени и закончилось бы. Ну, в самом-то деле, кто он таков, чтоб со шляхтича отчет требовать?

Но пан Цвик допустил ошибку. Рванул кисть на себя, а когда Ендрек, не успевший разжать пальцы, посунулся за ним, врезал кулаком в нос.

Студиозус отлетел, хватаясь за рукав пана Бутли, и едва не стащил того с лавки.

– Ты что, сдурел?!! – вскочил Хмыз, а пан Стадзик потянулся одернуть давнишнего приятеля, успокоить его.

Но пан Цвик не дал себя успокаивать и расспрашивать, что да как. Он ударил снизу по столу коленом. Каша, еще горячая, взлетела вверх диковинным грибом и залепила пану Клямке лицо. А в правой руке Гредзика уже поблескивал клинок.

Юржик пригнулся от свистнувшей над головой стали и толкнул Ендрека на пол – не высовывайся, мол, студиозус, пока привычные к оружию люди не разберутся.

– Вот он – предатель! – придушенно пискнул медикус. Не очень-то удобно разговаривать, когда сильная ладонь пан Бутли гнет твой затылок книзу.

– Убью, студиозус! – заревел Гредзик и вновь замахнулся саблей.

Положение спас Лекса. Он поймал заваливающийся стол, избавив временно ослепшего пана Стадзика от серьезных ушибов, и пихнул его обратно.

Гредзик получил толстой дубовой столешницей в середину бедра, зашипел камышовым котом, но, отскакивая к двери, полоснул воздух саблей дважды. Отогнал Хмыза, которому никак не удавалось справиться с перекрученным ремнем перевязи – рукоять кончара заехала за спину и не давалась в руки, и заставил Юржика рухнуть ничком на глинобитный пол.

– Сука, Гредзик! – орал, выковыривая кашу из глазниц, пан Клямка. – Еще другом был!

Хмыз, отчаявшись добыть оружие, прыгнул на Гредзика прямо через стол, вытянув руки со скрюченными, подобно когтям коршуна, пальцами.

– Убью!

– Не-е-ет!!! – Ендрек с пола увидел, как хищно рванулась сабля предателя к незащищенной груди гусара, и покатился, стараясь зацепить Гредзика ступней под колени.

• Предыдущая
• 56/79
• Следующая