Хроники железных драконов - Суэнвик Майкл - Страница 43

– Спасибо, – смущенно ответил он. – Это так мило с твоей стороны.

– De nada[6].

Кувшин и сумочку она поставила на пол. В сумочке находился минимум вещей, которые могут ей понадобиться, если все получится: зубная щетка, каменная фигурка Матери и смена белья.

– Где у тебя стаканы?

Питер отправился в ванную и вышел через минуту без пиджака и с двумя высокими стаканами.

– Эти подойдут?

– Более чем, – заверила она его.

Джейн выждала, пока стакан Питера почти опустел, и наполнила его заново. Под ложечкой сосало, но она должна была спросить.

– Питер, – сказала она, – ты правда девственник? – Вдруг это какая-то ужасная ошибка; может, она что-то не так поняла?

Питер кивнул.

– Богине не нужен подержанный товар. – Он сделал большой глоток. – Тебя в последнее время не было видно.

– Мы с Гвен… ну… короче, поссорились. Я… э-э… обнаружила, что она использует тебя в качестве грехотерпца. – Его лицо окаменело и побелело еще сильнее, и она быстро добавила: – Не она мне говорила, я сама вычислила.

– Что ж, я буду тебе очень признателен, если это останется между нами, хорошо?

Она тронула его за плечо.

– Эй! Ты же знаешь, я бы никогда не сделала ничего подобного.

Он вскинул голову, чтобы посмотреть на нее, и уронил ее обратно, нервно кивнув. И снова наполнил себе стакан.

– Питер? Можно личный вопрос? Понимаешь, я на самом деле… то есть это не… – Она вспыхнула. – Чем именно занимается грехотерпец?

Голова Питера вновь взметнулась, и Джейн увидела потрясенные, непроницаемые глаза лесного зверя. На мгновение Питер замер. Но внезапно взорвался смехом и рухнул от хохота на кровать. Он смеялся так заливисто и так долго, что Джейн начала за него тревожиться. Но вскоре бедняга пришел в себя и сел обратно. Напряжение покинуло его.

– С тобой такого не бывает, что, если кто-то тебе сделает плохо, ты пнешь собаку и тебе полегчает?

– Нет.

Питер повесил голову.

– Вообще-то, у меня тоже такого ни разу не было. Просто я это знаю по разговорам. Так вот, что-то похожее Гвен проделывает со мной. Ей выдали специальный ритуальный нож и книжечку с рунами. Но обычно она пользуется простым лезвием.

– Питер!

– Нет, правда, без крови ничего бы не вышло. Я покажу шрамы.

Он начал расстегивать рубашку. С координацией после выпитого у него было уже не очень, и Джейн потянулась ему помочь. Поскольку сама она тоже была пьяна, возникла заминка. Наконец, смеясь, они стянули рубашку через голову. Питер повернулся, и Джейн увидела, что вся его спина покрыта вырезанными лезвием рунами, строка за строкой, – не тело, а книга боли. Некоторые еще свежие и покрыты корочкой запекшейся крови, остальные белые и гладкие. Джейн узнала аккуратный почерк Гвен.

Она недоверчиво коснулась серебристых отметин. Кожа была горячая. Джейн провела по рунам подушечками пальцев. Она гладила их и не могла остановиться, не могла оторваться от его тела.

– Бедный, бедный Питер.

Он выпрямился и невидяще уставился на приколотый к стене постер с изображением Гвен. Взгляд ее был загадочен и насмешлив.

– Хочешь знать, что самое отвратительное? Нет, не в смысле этих ран на спине – это-то не самое страшное. Самое неприятное – это то, как сильно мне ее хочется. Я ее не выношу, но хочу безумно. – Он вытер руку о штаны. – Я хочу ее и ненавижу ее. Когда я думаю о ней, меня блевать тянет. Такие вот высокие отношения.

Джейн наклонилась и легонько провела губами по плечу Питера. Он повернулся к ней, и в следующее мгновение они уже целовались. Его руки обнимали ее, гладили вверх и вниз по спине. Она прижала его к себе и просунула руку ему за пояс. Пальцы ее проникли недалеко – дальше их не пускал ремень.

Между ними было столько одежды! Они все целовались и целовались, и – более ничего.

Наконец Джейн отодвинулась и взялась за его ремень – потянула туда, сюда. Дернула вниз молнию. Отлетела мелкая пуговица. Тем временем Питер расстегивал на ней блузку, неумело пытался справиться с застежками лифчика.

Она не могла поверить, что все будет так просто.

Надо было о стольком подумать, столько сделать, что сам акт едва отпечатался у нее в памяти. Сначала было неудобно, но потом лучше. Оба действовали неуклюже; Джейн была уверена, что сексу не полагается быть таким сумбурным и беспокойным, начисто лишенным изящества. Но в этот первый раз значение имело только само событие. Они все исправят позже, когда на них перестанет давить гора обстоятельств.

Через некоторое неопределенное количество времени движения Питера сделались более торопливыми, лицо у него оплыло и покраснело. Он негромко вскрикнул, словно сумеречная птица, и рухнул на Джейн без сил.

Она догадалась, что все свершилось.

Питер выскользнул из нее и скатился на кровать рядом. Долгое неподвижное мгновение он не шевелился. Затем глаза его открылись. Он улыбнулся ей.

– Теперь нас двое.

– Наверное.

Глаза у него были светло-светло-голубые и неописуемо прекрасные. Джейн почувствовала, что тонет в них. Питер снова обнял ее, теперь уже от избытка нежности, и это было самое дивное ощущение, какое только можно вообразить. Ее наполнила безмерная радость, словно ночь превратилась в день.

– Ты жалеешь? – спросила она его.

Питер помотал головой. Он был пьян – оба они напились, – глаза разбегались в стороны, но в его искренности сомневаться не приходилось.

– Джейн. Я думаю, может, этому суждено было случиться? Понимаешь? Я чувствую связь с тобой. Нечто на глубине. Будто… знаешь, как если возьмешь монетку, сломаешь ее в тисках и выбросишь половинку в море, а другую уберешь в шкаф, – так вот, они начнут притягиваться друг к другу. И когда-нибудь ты вытащишь из шкафа носки и случайно выронишь свою половинку на пол. А кто-то пнет ее к двери. А через неделю она уже за полквартала от дома. А другую половинку проглотит рыба, ее поймают и выпотрошат, а внутренности выбросят на помойку вместе с половинкой монеты. И вот через пару месяцев или, может, столетие ты находишь их обе лежащими в пыли на обочине какой-нибудь дороги в провинции, уютно прижавшимися друг к другу. Вот так примерно и мы.

Трепет узнавания пронзил Джейн. Нечто в ней откликнулось на слова Питера. Разве такое возможно? Неужели Гвен всего-навсего морок, ошибка, уход в сторону от того, что происходило на самом деле? Она всей душой, всем сердцем хотела, чтобы это оказалось правдой.

– Да, – сказала она. – Да, по-моему, это оно. Думаю, все так и есть.

– Не ходи сегодня домой, – попросил Питер. – Вообще не уходи домой. Перебирайся ко мне. – Он вдруг заметил постер с изображением Гвен и вылез из кровати, чтобы сорвать его, скатать в шар и швырнуть в мусорное ведро. В первый раз она видела его обнаженным, это смущало ее и приводило в восторг. – Живи со мной всегда.

– Ах, Питер, я не смею тебя даже просить.

– Нет, – произнес он с пьяной решимостью. – Слушай, по-моему, нам следует обменяться именами. Понимаешь, чтобы все по правилам. – Он набрал побольше воздуха в легкие. – Мое истинное имя Тетигис…

Он еще не произнес его до конца, как Джейн набросилась на него и накрыла ему рот поцелуем. Она сунула ему в рот свой язык – то, чего она не посмела бы сделать раньше. До чего же странно, невероятно странно было вести себя с ним вот так.

Питер освободил свои губы.

– Это значит «игла».

Джейн закрыла глаза, на нее нахлынули воспоминания о бедном Задире – бедном, обреченном, искалеченном Задире, чье имя также означало «игла». Тетигистус. И у того и у другого было одинаковое настоящее имя, и она не знала, какой в этом тайный смысл, и это пугало Джейн до глубины ее существа.

– Да, – печально отозвалась она. – Да, я знаю.

На следующий день ближе к полудню они проснулись от громкого стука в дверь. Джейн еще не разлепила глаза, когда дверь распахнулась и комнату заполнили эльфы. Казалось, их тут десятки, все в суровых костюмах и неумолимых туфлях. Они в брезгливом молчании уставились на кровать.