В безднах Земли - Сифр Мишель - Страница 13

• Предыдущая
• 13/45
• Следующая

Среда, 18 июля

Продолжаю приводить всё в порядок, как вчера, устал

и не имею ни малейшего представления о времени. Голод

дает себя чувствовать: должно быть около 13 часов. Первый опыт стряпни: макароны с сыром. Не бог весть как вкусно, но я собой доволен. После еды занялся всякой мелкой работой, читаю, и, хотя, по моему представлению, 16 часов, мне уже хочется спать.

Проснувшись, четыре или пять раз вызываю поверхность, но мне не отвечают; из этого заключаю, что Жан-Пьер и Канова (один — спелеолог, другой — из Республиканского отряда безопасности), дежурящие у входа в пропасть, спят. Очевидно, сейчас 22 часа, хотя мне кажется, что наступило утро. Замечаю, что сверху внешняя оболочка спального мешка влажная; по внешней стенке внутренней палатки скатываются капли сконденсировавшейся воды. Пол тоже мокрый.

Четверг, 19 июля

Телефон, соединяющий меня с внешним миром, работает плохо, наушники надо все время встряхивать. Думаю, что проснулся не в 22 часа, как мне казалось, а в 2 или 3 часа утра. Я свеж и бодр; во всяком случае, время для меня вовсе не тянется долго, а, напротив, летит стрелой.

Снова навожу порядок… Проголодался. Вероятно, уже 11 часов утра. Во всяком случае, отмечаю это в своем графике; любопытно будет сравнить его с тем, который ведут на поверхности. На завтрак — опять макароны с сыром, яйцо, горячий напиток с печеньем. После этого несколько часов читаю и ложусь, думается, часов в 16.

Пятница, 20 июля

Просыпаюсь; по-моему, сегодня пятница, 20 июля, 3 часа утра.

Приступаю к геологическим изысканиям: надо исследовать циркуляцию подземных вод массива Маргуарейс… Это не так-то просто. Вычерчиваю карту гидрографической сети в горизонтальном разрезе, затем решаю зафиксировать формы кристаллов льда. Удается зарисовать кое-какие, но холод пронизывает насквозь так, что продолжать невозможно; предпочитаю попытаться их сфотографировать… Чуть не выронил аппарат, так как беспрерывно скольжу, хотя на мне резиновые сапоги. А за палаткой — отвесный ледяной обрыв высотой пятнадцать метров. Исследую ледник и на глубине 102 метров обнаруживаю небольшую галерею, куда и проникаю после трудного перехода через груды камней, покрытых шестигранными кристаллами льда; наконец добираюсь до дна колодца глубиной в три или четыре метра.

Возвращаюсь в палатку и неожиданно нахожу затерявшиеся электролампочки в 4,5 вольт, необходимые для освещения. Вот они! Вздыхаю с облегчением. Должно быть, уже 11 часов, так как хочется есть… Читаю до 16 часов, по моему расчету. Тишина нарушается лишь звоном редкой капели да грохотом ледяных обвалов в сорокаметровом колодце. Вдруг слышу грохот: обрушилась скала, а не кусок льда, я в этом уверен, рядом с тем местом, где сложили мои вещи, главным образом продукты… Вечер провожу, слушая музыку.

Суббота, 21 июля

Проснулся, как мне кажется, около часа ночи. Не знаю, окончательное ли это пробуждение или краткий перерыв во сне? Звоню наверх и чувствую, что мое пробуждение вызывает веселое оживление. Вылезать из постели не хочется, остаюсь в тепле и пишу дневник.

Этим утром меня одолевает лень. Выключаю свет и вновь слушаю музыку. Вдоволь намечтавшись, решаю позавтракать. Внимательно изучаю поваренную книгу, подарок Ноэли Шошон (генеральный секретарь клуба Мартеля). Результат: яичница, жареный в масле лук, помидоры и тушенка. Для питья — талая вода, набранная в котелок, куда я выливаю банку ананасового сока, а затем кипячу эту смесь…

Пока я это пишу — опять грохот ледопада. Я подскочил, но скорее от неожиданности, чем от страха… Начинаю зевать, хотя по моему графику лишь 18 или 19 часов. Быть не может! Сдвиг во времени — уже чуть ли не на полдня! Ведь всякий раз, когда я просыпаюсь, мне кажется, что еще очень рано — 2 или 3 часа утра. Когда хочется есть — думаю, что 11 часов. Но интервал между этими двумя моментами весьма непродолжителен, не более восьми часов. Тем не менее вскоре после еды меня клонит ко сну и кажется, что уже 16 часов. Значит, я много сплю, и мои физиологические сутки весьма непродолжительны, чем и объясняется это явление.

Вчера ночью мне снилось, будто в доме нечаянно открыли ставни и мне пришлось прервать эксперимент. Я очень рассердился во сне и потребовал закрыть ставни, так как эксперимент должен быть возобновлен, но уже только через шесть дней. Могу ли я предположить, что этот срок соответствует действительности?

Время отныне утратило для меня всякий смысл.

Воскресенье, 22 июля

Этот день кажется мне бесконечным. С трудом решаюсь покинуть койку, но все же заставляю себя подняться на морену ледника. Присев на скалистой глыбе этой морены, созерцаю свою красную палатку, освещенную лампой, фиксирующей в углу французский флаг. Остаюсь там довольно долго, погрузившись в созерцание и ни о чем не думая, так как мне уже не удается сосредоточиться на чем-то серьезном.

Понедельник, 23 июля

После обеда, часов в 13, впервые испытал настоящий страх. Большая глыба рухнула на морену совсем рядом. Нужно побыстрее забрать оставшееся снаряжение: если не сделаю этого сейчас, то страх одолеет меня, и мне никогда с этим не справиться. Сегодня время тянулось крайне медленно.

Вот первый результат влияния одиночества… Я все же иду на морену, но не очень далеко. Панический ужас овладевает мной. Кажется, что все сейчас может обрушиться. Я отчетливо вижу, как неустойчиво равновесие огромных обломков скал. Действительно, достаточно малейшего толчка, чтобы замуровать меня заживо. Короче, пока я не выберусь отсюда, у меня не будет уверенности, что я останусь в живых. Я еще слишком молод, чтобы лежать бесформенным трупом, раздавленным глыбами в столь чуждом людям мире мрака и безмолвия.

Вторник, 24 июля

Перечитываю дневник и подсчитываю количество прошедших физиологических суток. Их десять. По календарю — 23 июля, а по числу физиологических суток — 25-е. В сентябре уточним.

Среда, 25 июля

Так как у меня нет никаких ориентиров времени, я буду отсчитывать дни, основываясь на своем физиологическом ритме (пробуждение, полуденный завтрак, обед, сон). 24 июля соответствует моим десятым физиологическим суткам… Встаю и решаю отправиться на рекогносцировку вверх по леднику. Одеваюсь соответственно, беру шипы для обуви, двенадцатиметровую веревку.

Иду на приступ ледяной стены. Вначале стена поднимается довольно полого, и я легко ее преодолеваю. Первый вертикальный уступ — позади, передо мной вторая стена, за которой поверхность льда почти горизонтальна. Добираюсь до нее, едва сохраняя равновесие. Тут неожиданно мой налобный ацетиленовый фонарь гаснет. Возвращаюсь в палатку за электрическим. Затем вновь штурмую вертикальный колодец, но попытка вновь не увенчалась успехом. Сдаюсь, ноги у меня совершенно замерзли. В палатке читаю вслух поэмы Ламартина и делаю новые записи в дневнике. Вдруг замечаю, что на расстоянии полуметра чернильница кажется мне синей; между тем я знаю, что она зеленая.

Четверг, 26 июля

Время от времени ощущаю острые боли в спине. Во время прогулки по морене увидел огромную скалистую глыбу длиной четыре или пять метров, шириной два-три метра, опирающуюся лишь на пару валунов. Дрожа от страха, проскальзываю под ней и обнаруживаю еще один вертикальный колодец, ведущий, вероятно, к ложу ледника, то есть до глубины 131 метр…

Раздается угрожающий свист и грохот, в страхе прижимаюсь к стене галереи. Из сорокаметрового колодца обрушилась здоровенная глыба льда. Возвращаюсь в палатку и заклеиваю пластырем все щели, через которые может проникнуть холод. Решаю все-таки продолжать разведку ледника.

Мои усилия увенчались находкой новой галереи и великолепного колодца во льду, глубиной два-три метра. Мне удается продвинуться еще метров на десять, но затем лед и скала преграждают мне путь. На этот раз — все! Как ни влечет ледник, мне не суждено узнать, где его начало. Рекогносцировка закончена. Я доволен собой, своей деятельностью, так непохожей на пассивную жизнь, которую я вел до сих пор.

• Предыдущая
• 13/45
• Следующая