Конец авантюристки - Рокотов Сергей - Страница 32

• Предыдущая
• 32/54
• Следующая

— Ну хорошо, — сменил гнев на милость Рахимбаев. Он встал, по сыновнему приобнял крохотную старушку и помог ей встать. Старушке было, видимо, не менее ста лет, странно было, что она вообще ещё жива. — Ольга Феоктистовна, ваш вопрос мы практически решили. Быть в нашем краю дому ветеранов партии! Я вам это обещаю, Ольга Феоктистовна, и именно вы, член партии с двадцать второго года, будете открывать это учреждение. А пока идите, вас отвезут домой. — Он нажал кнопку звонка. — Товарищ Агеев, отвезите Ольгу Феоктистовну домой и проследите, чтобы у неё было все необходимое — продукты, бытовые мелочи. Мы должны ценить таких людей…

— Я вам тоже обещаю, Ольга Феоктистовна, что будет дом ветеранов партии, — подтвердил слова секретаря Иляс. — Кстати, этот вопрос уже решен губернатором. Мы отдаем под дом ветеранов бывший санаторий обкома партии. Там ведь очень уютно, правда, Юнус Абибуллаевич? Наверняка, немало славных воспоминаний связано у вас с этим местом?

Рахимбаев густо покраснел, глядя в наглые глаза Иляса. Воспоминания, действительно, были. Хороша была в санатории сауна, тогда единственная в регионе… Эх, сколько плотской радости принесла эта сауна им, молодым обкомовским работникам… Да и немолодым тоже…

— Идите, Ольга Феоктистовна, идите, — Рахимбаев стал легонько подталкивать старушонку к выходу, где её уже ждал строгий шофер-охранник товарищ Агеев.

— Спасибо, Юнус Абибуллаевич, — улыбалась беззубым ртом столетняя старуха. — Я всегда говорю молодым, что партия…

При этих словах шофер, выпустив старушку из кабинета, захлопнул дверь.

— Господин Муромцев и вы, Шурик, тоже свободны, — сказал Иляс, садясь на место старушки напротив Рахимбаева. На колени он положил черную папку.

Жерех и охранник вышли, а Рахимбаев подозрительно поглядел в желтые глаза Иляса.

— Слушаю вас, — уселся он в кресло и снова уставился на Иляса.

Иляс выдержал паузу и произнес:

— Мэром Южносибирска хотите быть?

— Что?! — раскрыл от удивления рот Рахимбаев.

— Вы вообще на каком языке говорите, кроме интернационального, Юнус Абибуллаевич? Вы и русского тоже не понимаете? — раздраженно спросил Иляс. — Мэром, говорю, хотите быть? Насколько я понимаю, у вас прежде было такое желание. Неужели теперь оно пропало?

— Оно не пропало, и если сограждане сочтут нужным отдать свои голоса мне…, — начал было Рахимбаев, но у Иляса не было времени слушать эту чушь.

— На выборах мэра Верещагин наберет шестьдесят процентов, ну плюс минус два-три. Белогорцев набирает двадцать процентов, а вы, Юнус Абибуллаевич, извините меня за горькую правду, процентов пять — семь. И вы это знаете не хуже меня. Так что не надо насчет сограждан. Я вам предлагаю отобрать у Верещагина все его голоса. Совершенно серьезно. И стать мэром Южносибирска.

— А как же… Эдуард Григорьевич? — промямлил Рахимбаев.

— Он не оправдал оказанного ему высокого доверия. Он фраер и позер, простите за жаргон. И им скоро займется Генеральная прокуратура. К тому же он развратный человек и на него имеется компромат. Короче, Верещагин снимает свою кандидатуру, и вы остаетесь один на один с Белогорцевым. Мы вам даем эфирное время, мы агитируем за вас и в то же время льем потоки грязи на Белогорцева. И через месяц вы из этой халупы перебираетесь в особняк Верещагина.

— А как же…? — Рахимбаев опасливо поглядел на строгого вождя на стене.

— Это пускай, он нам не мешает, — махнул рукой Иляс. — Нам мешает закрутившееся дело вокруг нефтеперерабатывающего комбината. Белогорцев имеет на руках серьезные компрометирующие документы, и вскоре тут может завязаться очень серьезная возня, которая, скрывать не стану, нам вовсе не на руку. А вы, когда станете мэром, закроете глаза на все, что там творилось и будет твориться. На депутатские выборы идем нога в ногу — наше «Единство» или «Медведь», как его теперь называют и ваша КПРФ. В Думе будем заседать на равных, а Белогорцева, которого поддерживает «Отечество — Вся Россия», задавим. Ладно, детали обсудим позже. А пока у меня к вам один вопрос. Вы согласны, или мне подыскать другую кандидатуру?

— Согласен, — ни секунды не думая, ответил Рахимбаев. Но стыдливо поглядел на вождя и добавил: — Но ведь на этом комбинате творятся жуткие дела, ведь обманывают народ…

— Вы семьдесят лет обманывали народ, — спокойно ответил Иляс. — И то, как ни странно, многие вам до сих пор верят. А тут, подумаешь, не так приватизировали, вместо сотни хозяев всего-то трое. А скоро будет только двое, третий отколется, как ненужный нарост. Вы понимаете, кого я имею в виду, Юнус Абибуллаевич?

— Разумеется, — побагровел Рахимбаев, вспомнив ледяную улыбочку Верещагина и его роговые очки. А потом вспомнил вальяжную Веру Георгиевну и побагровел ещё сильнее. Как же он ненавидел эту сладкую парочку…

— Я делюсь с вами, как со своим человеком, обратите внимание и на этот аспект нашего разговора. После того, что вы уже знаете, вам отсюда только две дороги — либо в мэрский особняк, либо на городское кладбище. И то, что вы выбрали особняк, это, я полагаю, правильное решение. Разумеется, ваши действия будут контролировать наши люди. Вашим доверенным лицом на выборах отныне будет Олег Александрович Муромцев, активный, исполнительный человек и мой близкий друг. Он вежлив, аккуратен, очень смел, умеет делать абсолютно все — водить все виды машин, стрелять с обеих рук, драться всеми возможными способами, танцевать вальс, готовить бешбармак, лазать по стенам. И главное — врать, безобразно врать всем. Кроме меня, разумеется. — добавил он. — Олег Александрович! — крикнул он, приоткрывая дверь. — Пройдите сюда, нам нужны ваши консультации.

Жерех с постным лицом зашел в кабинет и скромно сел у двери, строго глядя на Рахимбаева и Иляса.

— Олег Александрович, вы немедленно должны ехать на телевидение и сообщить гражданам, что Верещагин снимает свою кандидатуру. Затем слово будет предоставлено Юнусу Абибуллаевичу. А вы должны за эти пару-тройку часов хорошенько обдумать, что вы будете говорить избирателям. Говорите все, что угодно. Кроме одного. — Он зверским взглядом поглядел на воспрявшего духом Рахимбаева. — Кроме дел на комбинате. Об этом ни слова, ни намека. Если будут вопросы на эту тему, ответите, что, на ваш взгляд, там все происходит согласно закону. Итак, действуйте. А завтра, я полагаю, по телевидению выступит сам Семен Петрович. И вы воочию убедитесь в его поддержке. Мы верим в вас, Юнус Абибуллаевич! Мы полагаем, что вы будете достойным мэром маленького, но очень важного для России города. И не позволите себе того, что позволял этот Верещагин. Кстати, чтобы не быть голословным, могу показать вам его заявление в Избирком, где он просит снять с выборов его кандидатуру. — Он вытащил из черной папочки бумагу и протянул её Рахимбаеву. Увидев документ воочию, Рахимбаев затрепетал от радости. Уж не сон ли это? Уж не небесные ли силы пришли к нему на помощь? Нет, скорее, силы другие. А, впрочем, все равно, хоть с дьяволом, но против этих выскочек, ворюг, позеров, наживающихся на народной нищете! Поглядит тогда на него Верещагин! Из-за решетки поглядит… Воистину, смеется тот, кто смеется последним. Рахимбаев вспомнил какой-то прием у губернатора области, куда пригласили и его, как руководителя местной организации КПРФ. Как смаковала эта сучка, жена Верещагина, его имя-отчество, как она иронизировала над его низкими процентами, над его постоянным упорным желанием стать мэром. Ему доложили, что за глаза Верещагина называет его «упорный Юн-су.» Да, порадовались тогда на него эти золоченые господа… От блеска её бриллиантов слепило в глазах, платье на ней было не иначе как от Версаче или Валентино. И он, в своем мешковато сидящем сером костюме, не успевший даже погладить брюки, он, безнадежно проигравший выборы, вторично проигравший. Он уже не мог заикаться о фальсификации результатов выборов, какая там фальсификация, когда девять процентов против семидесяти пяти? С каждым разом все меньше и меньше… Неужели эти люди настолько всесильны, что могут из его семи сделать семьдесят? А ведь могут, он верит, что могут…

• Предыдущая
• 32/54
• Следующая