Затяжной выстрел - Азольский Анатолий - Страница 50

• Предыдущая
• 50/55
• Следующая

Какой проступок и кто его совершил — этого не знал пока никто. Барбаш мстительно захохотал, когда у него попросили подходящую кандидатуру, и выдал ее. Она вылетела из его кабинета и шмякнулась на стол перед кадровиком: офицер, командированный вместе с матросами в винный совхоз «Массандра» для оказания шефской помощи, матросов отослал на корабль, а сам пятый день пил и буянил. Способ самоустранения как нельзя лучше соответствовал содержанию приказа, руки уже вознеслись над клавишами машинки, но испуганно отдернулись, как только Барбаш сообщил фамилию офицера. Адъютант потянулся к телефону, жеманно заговорил с кем— то, кого он называл Юлой, и попросил Юлу немедленно связаться с Москвой, успокоить Дарью Ивановну, сообщить ей, что сын ее нашелся, с ним полный порядок… Выручил кадровик, вспомнил о каком— то Лерникове или Ведерникове, который что-то совершил, будучи в призывной комиссии Воронежского горвоенкомата, и не беда, что материалов на него нет, материалы появятся, как только грамотно будет составлен запрос о недостойном поведении. Однако в приказ Лерников— Ведерников не пошел, каким— то образом на крейсерах и эсминцах прознали о судилище у Барбаша. Флагманский артиллерист позвонил из дому, предупредил, что если капитан-лейтенанта Черникова включат в приказ, то он дойдет до Москвы, но невиновность его докажет, а виновные в облыжном приказе понесут наказание. Вслед за флагартом стали названивать командиры бригад, отстаивая своих офицеров, фамилии которых так и посыпались на стол из уст адъютанта, когда провал с Лерниковым— Ведерниковым стал очевиден.

И никто не заступался за Манцева, никто не просил о смягчении наказания! Он отдан был на заклание, обречен. И Долгушин прозревал все более и более. Знает, знает командующий о том, где ст. Долбино и что Манцева губят. Знает — и молчит, потому что он командующий. потому что власть— это всегда компромисс, учет всех факторов, и среди этих факторов и Манцев, который все— таки артиллерист, а не «командир подразделения», и кадровик, презираемый многими за усердие в комплектовании «королевской бригады», и навязанный Москвою адъютант, с которым ни один офицер эскадры словом даже не перебросился. Все учтено командующим в предвидении обстоятельств, которые могут так измениться, что понадобятся новые жертвы, и тогда— то троицу эту обвинят в фальсификации данных, на основе которых ошельмован был Манцев. Мудр, мудр командующий. И ложную цель выставил, второго нарушителя, на защите которого продемонстрируют лучшие человеческие качества те принципиальные товарищи, которые побоялись вступиться за Манцева и которые могут затаить в себе недобрые чувства к командующему. Где— то между пишущей машинкой и типографским станком испарится абзац со старшим лейтенантом Галаховым, недостающим элементом воздвигаемого здесь сооружения. Что натворил этот Галахов — не знал, наверное, сам Галахов. Напутствуя адъютанта, кадровик поставил перед ним сложную задачу: надо было узнать у командующего, где и на какой должности использовать Манцева, потому что приказ о кадровых перемещениях по ЧФ будет подписывать командующий флотом, подавать приказ на подпись будет он, старший офицер ОКОСа, и к приказу следовало бы присовокупить словесное дополнение, с командующим эскадрою, мол, согласовано.

Несколько обескураженным вернулся адъютант, вину за собою чувствуя. Перо командующего исправило абзац, лежавший под строчкой «За допущенные нарушения приказываю…» Галахову — не 10 суток ареста с содержанием на гарнизонной гауптвахте, а 5 суток. Манцеву же — предупреждение о неполном служебном соответствии. Мягкость наказания возмутила интеллигентствующего доверенного. «Так нельзя! — воскликнул он с ожесточением. — Где же карающая десница порядка? Мы флот развалим!..» Тем не менее он, ловко засунув под валик бумагу, быстренько отшлепал текст. Кадровик же пристал к адъютанту: как решено с местом будущей службы Манцева? Адъютант сказал, что четких указаний не последовало, однако на карте Черного моря палец командующего прочертил дугу, соединившую две географические точки: остров и мыс. «Там или там», — выразился командующий, и что это означает — надо еще подумать.

Позвали Барбаша, стали вместе думать. На острове — батарея береговой обороны, пост СНИС (служба наблюдения и связи), пирс для приема мелкотоннажных судов. Мыс — южная точка Черноморского побережья, на самой границе, что по речонке, на мысе — пост СНИС, более ничего. Итак, все ясно: командир поста СНИС. А где именно — п усть кадровик решает.

Заговорил Долгушин, возразил гневно: остров — ни в коем случае! Остров некогда был местом ссылки, и между службою Манцева и ссылкою никаких аналогий прослеживаться не должно!

Политически обоснованное предложение принято было единогласно. Остров отпадал, кадровик, однако, преследовал свои цели. Он выразил сомнение в том, что палец командующего остановился именно на мысе. Если, указал кадровик, толщину пальца командующего взять в масштабе карты, которая в домашнем кабинете, то с одинаковой вероятностью можно предположить, что палец имел в виду как мыс, так и Поти, и скорее всего Поти, конечно же, Поти!

Адъютант внес важное уточнение: дугу прочертил не указательный палец, а мизинец, даже более того, ноготь мизинца. Кадровик тем не менее упорствовал, ему надо было заткнуть какую— то должностную дыру в Поти, и он сказал, что палец, конечно, двигался по восходящей дуге от острова, и ноготь, указав истинное место службы Манцева, по инерции проскользил до мыса. Адъютант, оскорбленный до глубины души, заявил, что палец перемещался по нисходящей ветви и мыса коснулся, подобравшись к нему с юга, пол— Турции отхватив.

Это было решающим доводом, споры прекратились. Кадровик позвонил на «Безбоязненный», где он брал машинку, оттуда прибежал матрос.

Уехали. Барбаш достал гантели, размял мускулы. Молчал. Молчал и Долгушин. Тут заскрипели ступени, поднялся кто— то, несколько боязливо, сконфуженно даже, в нерешительности потоптался, набрался смелости, показал себя в коридорчике.

— А, Николашенька!.. — приветствовал Барбаш капитан-лейтенанта Николашина. — Ну что, мой ласковый? Кой— чего наскреб? Покажи.

Капитан-лейтенант Николашин предъявил служебную записку, читать которую Барбаш не стал, закинул ее в ящик стола.

— Верю тебе, родной, верю. Мерзавец этот Манцев, спору нет. Да поздно уж. Сковырнули мерзавца, не быть ему артиллеристом. На мысе служить будет, командиром сигнально— наблюдательного поста, три смены сигнальщиков, три радистки, девицы дай бог. Хана Манцеву! Ликуй, Николашенька, твоя взяла. Благодарность объявляю!

— Собственно, я… — засмущался Николашин, а Барбаш, посадив его рядом с собою, участливо стал спрашивать, как жена, как дети, нет ли стремления к берегам Невы, в академию имени Крылова.

Стремление имелось, о чем и поведал Николашин. Барбаш погладил его по плечу, обещал помочь, поднял, вывел в коридор. Поскрипели ступеньки, открылась и закрылась дверь.

— Вот и все, — сказал Барбаш.

Эскадра ушла в море без Долгушина. Его вызвали в Симферополь, в обком, на совещание. В Севастополь он вернулся через три дня, вечером. Было уже темно, в домах зажглись огни. Иван Данилович шел по улице Ленина к Минной стенке и на повороте к ней натолкнулся в темноте на офицера, явно поджидавшего кого— то. Минутою позже Долгушин обеспокоенно вспомнил, что с этим офицером он уже встречался трижды — у дома на проспекте Нахимова, у штаба флота и на стенке, — и всякий раз ему казалось, что офицер что-то ищет или кого— то ждет.

Офицер шел следом за ним, в руках он держал то ли толстый справочник, то ли папку. Но в конце концов всегда найдется дело офицеру на Минной стенке. С учений уже вернулись в базу три крейсера и оба линкора, лодки в море не выходили.

К барказам офицер не свернул, направлялся, видимо, на миноноску. Иван Данилович поднялся в свой кабинет, глянул в окно: офицера не было. Значит, сейчас появится. Шинель и фуражку Долгушин не стал снимать. Сел за стол. Развернулся к двери.

• Предыдущая
• 50/55
• Следующая