Жизнь взаймы - Ремарк Эрих Мария - Страница 16

• Предыдущая
• 16/62
• Следующая

Клерфэ поставил машину у высокой каменной лестницы. Они поднялись к маленькому ресторанчику. Он заказал бутылку вина, ветчину, раков, рис и сыр из Валле Маджи.

— Вы здесь жили? — спросила Лилиан. — У этого озера?

— Да. Почти год. После побега и после войны. Я хотел прожить здесь несколько дней, а застрял надолго. Это было для меня лечением. Я в нем нуждался. Я лечился ничегонеделанием, солнцем и ящерицами, которые грелись на каменных стенах, я лечился тем, что часами смотрел на небо и на озеро, я старался все забыть, и наконец мои глаза перестали уставляться в одну точку и я понял, что природа даже не заметила двадцати лет человеческого безумия. Салют!

Лилиан пила легкое итальянское вино. Ей казалось, что все вокруг отдыхало.

— Здесь поразительно вкусно готовят. Может, я ошич баюсь?

— спросила она.

— Нет, вы правы. Хозяин мог бы стать шеф-поваром в любом большом отеле.

Она поставила свой стакан на стол.

— Я счастлива, Клерфэ, — сказала она. — Причем я должна признаться, что вообще перестала понимать, что значит это слово.

— И я этого не понимаю.

Лилиан стояла у окна в своей комнате. За окном было озеро. Ночь. Ветер. Весна шумела в платанах на площади и в облаках. Вошел Клерфэ. Он обнял ее. Она обернулась и посмотрела на него.

— Ты не боишься? — спросила она.

— Чего?

— Того, что я больна.

— Я боюсь совсем другого: во время гонок при скорости двести километров у меня может лопнуть покрышка переднего колеса, — сказал он.

Лилиан вдруг поняла, чем они похожи друг на друга. Они оба были люди без будущего. Будущее Клерфэ простиралось до следующих гонок, а ее — до следующего кровотечения.

— На этот счет существует одна короткая история. В Париже во времена гильотины повели на казнь осужденного. Было холодно, а путь оказался долгим. По дороге конвоиры остановились, чтобы подкрепиться вином. Будучи людьми добрыми, они протянули бутылку приговоренному. Он взял бутылку и, посмотрев на нее, сказал: надеюсь, ни у кого из вас нет заразной болезни. И только тогда выпил. Через полчаса его голова скатилась в корзину. Эту историю мне рассказала моя бабушка, когда мне было лет десять. Она выпивала по бутылке кальвадоса в день. Все пророчили ей раннюю смерть. Но она жива до сих пор. А пророки давно умерли. Из бара золь я захватил с собой бутылку старого шампанского. Говорят, что весной оно пенится сильнее. Шампанское чувствует, что природа оживает.

Клерфэ поставил бутылку на подоконник, но потом убрал ее.

— Сюда ее не надо ставить. Лунный свет убьет аромат шампанского. Это я тоже узнал от своей бабушки.

Он направился к двери.

— Клерфэ, — сказала Лилиан.

Он обернулся.

— Я уехала оттуда не для того, чтобы остаться сейчас одной,

— сказала она.

Перед ними был Париж со своими пригородами — серый уродливый город, окутанный дождем; но чем дольше они ехали по нему, тем сильнее он их завораживал. Мелькали перекрестки, переулки, улицы, совсем как на картинах Утрилло и Писарро; серые тона светлели, становились серебристыми; а потом вдруг они увидели реку. Мосты, баржи и деревья, на которых распускались почки, ряды букинистических лавчонок и каменные здания на правом берегу Сены.

— Оттуда увезли Марию Антуанетту, — сказал Клерфэ, — чтобы обезглавить ее. А в ресторане как раз напротив этого места особенно вкусно кормят. Видимо, здесь голод и история повсюду связаны между собой. Где ты хочешь остановиться?

— Там, — ответила Лилиан и показала на другой берег реки, где светлел фасад маленького отеля.

— Ты знаешь этот отель?

— Откуда мне его знать? — спросила Лилиан.

— Ведь ты здесь жила.

— Когда я здесь жила, мы прятались в подвале у торговца овощами.

— Может быть, тебе лучше остановиться где-нибудь в шестнадцатом округе? Или у дяди?

— Дядя такой скупой, что сам, наверное, ютится в одной комнате. Поедем в тот отель и спросим, есть ли у них свободные номера. Где вы живете в Париже?

— В отеле Риц.

— Я так и знала, — сказала Лилиан.

Клерфэ кивнул.

— Я недостаточно богат, чтобы жить где-нибудь еще.

Они проехали через мост бульвара Сен-Мишель и по набережной Гранд Огюстэн и остановились у отеля иссон. Когда они выходили из машины, в дверях отеля появился слуга с чемоданами.

— Вот и комната, — сказала Лилиан. — Кто-то как раз уезжает.

— Ты действительно хочешь поселиться здесь? Просто потому, что этот отель первым попался тебе на глаза?

Лилиан кивнула.

— Да. Я вообще хочу так жить, не слушая советов, без всяких предубеждений. Жить, как живется.

Свободная комната нашлась. К счастью, она была на втором этаже. В отеле не оказалось лифта. Лестница была старая, с выщербленными ступеньками. В маленькой комнате стояло очень мало мебели, кровать была на вид неплохой; имелась даже ванная. Вся мебель была новой и недорогой, за исключением столика в стиле барокко, который походил на принца в окружении челяди. Обои были старые, электрический свет недостаточно яркий, зато за окном сверкала река, виднелись набережные, Консьержери, колокольня Собора Парижской богоматери.

— Ты в любое время сможешь уехать отсюда, — сказал Клерфэ.

— Куда? К тебе в иц?

— Не ко мне, а просто в иц, — ответил Клерфэ. — Во время войны я там жил полгода под чужой фамилией, отпустив себе бороду. В дешевых номерах. А в другой половине отеля, с окнами на Вандомскую площадь, жили высокопоставленные нацистские бонзы. Это было весьма знаменательно.

Слуга внес чемоданы. Клерфэ пошел к двери.

— Зайти сегодня вечером за тобой, чтобы вместе поужинать?

— спросил он.

Лилиан взглянула на него.

— Что за глупый вопрос! Конечно, зайти.

— Хорошо. В девять?

— В девять.

Она посмотрела ему вслед. Во время поездки в Париж он ни словом не обмолвился о ночи в Асконе. Французский язык весьма удобен, — подумала она. — Легко переходить с вы на ты и наоборот, в этом нет ничего прочного, это — как бы игра. Услышав рев Джузеппе, Лилиан подошла к окну. На бульваре Сен-Мишель зажегся зеленый свет, и словно остервенелая свора гончих вслед за Джузеппе ринулся поток машин — ситроены и симка, рено и грузовики. Лилиан не могла припомнить, видела ли она когда-нибудь столько автомобилей. Во время воины их было мало. Она глубоко вздохнула. буду стоять еще у многих окон, — подумала она. — И это будут окна в жизнь!

• Предыдущая
• 16/62
• Следующая