Неожиданные встречи - Мариковский Павел Иустинович - Страница 39

• Предыдущая
• 39/72
• Следующая

Как я жалел, что наш дачный участок потерял доверие удодов!..

Рано утром удоды продолжают распевать песни. По-видимому, уже произошла разбивка на пары. Возле вокалиста часто сидит его единственная слушательница. В то время как супруг, важничая и трепеща крылышками, раскланиваясь, убедительным голоском исполняет свой несложный репертуар, его супруга молчит, она неподвижна.

После музыкального выступления следует короткий перерыв, после которого ария продолжается, но уже тоном выше. Так происходит до трех раз, потом певец снова возвращается к прежней тональности. Слух у птиц отличный. Если в это время где-то поет другой удод, то наш исполнитель подбирает тон выше и обязательно так, чтобы его песенка не совпадала по такту с песней соседа. Наверное, таковы правила их музыкальных соревнований.

Я не прекращал попыток приманить удодов в свой сад. Из множества строений, приготовленных мною, удодам, как видно, понравилась большая асбестовая труба, врытая вертикально в землю, с летком и покатой крышей. Внутри я выложил ее стенки гофрированным картоном. Девятого мая в новую квартиру забралась самочка. Самец без конца расхаживал по большому плоскому камню возле трубы и заглядывал в окошко. Затем не выдержал и нырнул внутрь, но вскоре выбрался обратно. Песня его не прекращалась ни на минуту. Изредка он разнообразил ее кошачьим шипением и нежным мурлыканьем.

Прошло около часа. Наконец из летка показалась самочка. Ее супруг нахохлился, расправил веер. Вскоре обе птицы скрылись и… больше не показывались.

Я пожалел, что заранее не замаскировал возле «удодятника», как я назвал асбестовую трубу, микрофон.

Теперь возле нашей дачи крутился только один удод. Он молчалив, озабочен, невероятно скрытен, очень боится показать, где находится его квартира. Поселился же он у соседа в углу участка среди кучи камней. Прежде чем залезть в свое подземелье, озирается во все стороны. Он очень заботлив, носит корм супруге. Она же безотлучно греет яички. Передача еды совершается молча, не то что в прошлом году, то ли еще рано и еще нет птенцов, то ли из осторожности.

Наконец удоды обзавелись птенцами. Теперь они очень заняты, им не до песен, надо кормить потомство. А пищу, по заведенному обычаю, полагается искать в земле. Бродят по ней удоды, размахивая хохолками, выискивая личинок жуков-хрущей, медведок и прочую живность, угадывают, где в почве находится их добыча, и, засунув в землю длинный клюв, вытаскивают ее на свет Божий. Затем следует несколько ударов клювом по добыче, чтобы она не шевелилась, не извивалась, не мешала полету, и удачливый охотник спешит к своему семейству.

Как удод находит насекомых, живущих в земле, пользуется ли он для этого слухом, обонянием или еще какими-то особенными органами чувств — никто не знает.

Удодята быстро подросли и стали выбираться к выходу из камней, выставив свои коротенькие клювики, окаймленные ярко-белыми пятнами, сверкают черными глазами. Мое любопытство им не нравится. Увидят, зашипят, как змеи, и пятятся в гнездо. Живут не мирно, ссорятся за право сидеть у входа. Побеждает или сильный, или самый голодный. Право первого — право на пищу. Родители нечасто балуют своих птенцов. Добыча им достается нелегко. Меня взрослые удоды по-прежнему считают неприятелем и, если я оказываюсь поблизости их обители, поднимают тревогу, даже бросают от волнения добычу.

Исчезли удодята из гнезда неожиданно. Но остался один, самый тихий и осторожный. Он подолгу сидел у входа, ожидая своих. Неужели бросили? Но на следующий день раздалось знакомое «Худо тут», и последний птенец поспешил присоединиться к родителям, братьям и сестрам.

Кончилась оседлая семейная жизнь. Удоды исчезли из дачного поселка. Стали кочевать, посещать предгорья и учить молодь уму-разуму. Но под осень на большом камне на дачном участке я увидел удода. Он низко кланялся, как будто собирался завести свою песенку, но молча, не подавая голоса. Может быть, вспомнил очаровательную весну, или это был молоденький удоденок, впервые пробующий свой голосок?

К ласточкам у меня особенное отношение: я их очень люблю. Как не любить этих милых птиц, необыкновенно миролюбивых и служащих примером безграничного трудолюбия! И песня ласточек под стать их характеру — тихое и удивительно умиротворяющее щебетанье.

Ласточкам не всегда легко живется…

К вечеру солнце село за полоску туч, повисшую над горизонтом. Потом по темнеющему небу проплыло облако. Неожиданно налетел ветер, пошумел в траве и стих. Ночью было душно и жарко, потом пошел дождь, похолодало. Утром небо затянуло облаками, они закрыли дальние горы. Наступила непогода, немного необычная для конца августа. Часам к десяти утра дождь прекратился. Температура упала до десяти градусов. Над самой землей носились ласточки-береговушки. Они летали против ветра, ныряя над травою, очевидно, ловили, спугивая с нее, свою исконную добычу — мелких насекомых, затем, слегка приподнявшись, мчались по ветру обратно и, повернув, вновь начинали облет своей охотничьей территории в поисках добычи.

Очевидно, перед непогодой, да и во время нее мелкие насекомые прячутся в траву, поближе к земле и от птиц. Не случайно существует народная примета: «Перед дождем ласточки летают над землей». Эту же особенность Сергей Есенин отразил в одном из своих стихотворений:

Мне жаль ласточек. В такое похолодание птицы явно голодали, так как их добыча — все мелкие и высоко поднимающиеся в воздух насекомые — сидела на земле.

В период длительных и внезапных похолоданий — ранней осенью или поздней весной — ласточки иногда гибнут от истощения.

Мы свернули бивак и собрались продолжать путь. Но едва я завел машину и поехал, как вокруг нас сразу заметались ласточки. Вскоре их собралось не менее сотни. Некоторые пролетали так близко к радиатору машины, что я невольно замедлял ход, опасаясь за жизнь отважных птичек. «Наверное, — предположил я, — когда выедем на дорогу, ласточки от нас отстанут».

Но и на дороге ласточки не пожелали расставаться с машиной и с величайшим оживлением носились вокруг нее.

По проселочной дороге не развить большую скорость, но иногда спидометр показывал сорок километров в час. Такая быстрота не помеха для ласточек, и они не отставали. Машина явно помогала охотникам за мелкими насекомыми. Неужели даже здесь, в сухой пустыне, звук и вибрация работающего мотора и, возможно, сотрясение земли от проезжающей машины поднимали с земли затаившихся на растениях насекомых?

А что, если взять длинную веревку и за оба конца поволочить ее по земле? Подобная мера должна быть куда более действенной. Веревка у нас была.

Едва я остановил машину и выключил мотор, как стайка ласточек сразу рассыпалась в стороны. Мы с товарищем поволокли по земле веревку, но она не привлекала внимания птиц. Быть может, от нее и поднимались потревоженные насекомые, да ласточки об этом не догадывались, а к машине у них была давняя привычка.

Жаль, что наша попытка оказалась напрасной, ласточки так хорошо кормились с нашей помощью. Где же они сейчас? Не видно ни одной!

Но едва машина тронулась с места, как ласточки вернулись и тотчас же собрались дружной стайкой. Какие они глазастые! До чего быстро обнаружили движение своего союзника по охоте.

Так и кормили мы ласточек, проехали с ними вместе километров двадцать, выручили бедняжек. И может быть, они и далее следовали бы за нами. Но вот разорвались облака, на небе появились радостные синие просветы. Через них глянуло солнце, обогрело землю, и наши милые попутчицы, покинув нас, принялись весело носиться в воздухе высоко над землей…

На Балхаше мне привелось быть свидетелем своеобразной охоты ласточек-береговушек.

• Предыдущая
• 39/72
• Следующая