Люди Зимнего дворца. Монаршие особы, их фавориты и слуги - Зимин Игорь Викторович - Страница 26

• Предыдущая
• 26/156
• Следующая

Кабинет-спальня Николая I в Зимнем дворце

…Кажется мне, тогда же арестован и привезен ко мне Рылеев. В эту же ночь объяснилось, что многие из офицеров Кавалергардского полка, бывшие накануне в строю и даже усердно исполнявшие свой долг, были в заговоре; имена их известны по делу; их одного за другим арестовали и привозили, равно многих офицеров Гвардейского экипажа.

В этих привозах, тяжелых свиданиях и допросах прошла вся ночь. Разумеется, что всю ночь я не только что не ложился, но даже не успел снять платье и едва на полчаса мог прилечь на софе, как был одет, но не спал. Генерал Толь всю ночь напролет не переставал допрашивать и писать. К утру мы все походили на тени и насилу могли двигаться. Так прошла эта достопамятная ночь. Упомнить, кто именно взяты были в это время, никак уже не могу, но показания пленных были столь разнообразны, пространны и сложны, что нужна была особая твердость ума, чтоб в сем хаосе не потеряться»[156].

Рано утром 15 декабря 1825 г., в первый день своего царствования, Николай I объехал войска, всю ночь охранявшие Зимний дворец: «Утро было ясное; солнце ярко освещало бивакирующие войска; было около десяти или более градусов мороза. Долее держать войска под ружьем не было нужды; но, прежде роспуска их, я хотел их осмотреть и благодарить за общее усердие всех и тут же осмотреть гвардейский экипаж и возвратить ему знамя. Часов около десяти, надев в первый раз Преображенский мундир, выехал я верхом и объехал сначала войска на Дворцовой площади, потом на Адмиралтейской; тут выстроен был гвардейский экипаж фронтом, спиной к Адмиралтейству, правый фланг против Вознесенской. Приняв честь, я в коротких словах сказал, что хочу забыть минутное заблуждение и в знак того возвращаю им знамя, а Михаилу Павловичу поручил привесть батальон к присяге, что и исполнялось, покуда я объезжал войска на Сенатской площади и на Английской набережной. Осмотр войск кончил я теми, кои стояли на Большой набережной, и после того распустил войска»[157].

Когда Николай I возвращался в Зимний дворец, мимо него провезли арестованного князя Е. П. Оболенского: «Возвратясь к себе, я нашел его в той передней комнате, в которой теперь у Наследника бильярд. Скоро после того пришли мне сказать, что в ту же комнату явился сам Александр Бестужев, прозвавшийся Марлинским. Мучимый совестью, он прибыл прямо во дворец на комендантский подъезд, в полной форме и щеголем одетый. Взошед в тогдашнюю знаменную комнату, он снял с себя саблю и, обошед весь дворец, явился вдруг к общему удивлению всех во множестве бывших в передней комнате. Я вышел в залу и велел его позвать; он с самым скромным и приличным выражением подошел ко мне и сказал: „Преступный Александр Бестужев приносит Вашему Величеству свою повинную голову“. Я ему отвечал: „Радуюсь, что вашим благородным поступком вы даете мне возможность уменьшить вашу виновность; будьте откровенны в ваших ответах и тем докажите искренность вашего раскаяния“»[158].

Портрет императора Николая I. 2-я пол. 1820-х гг.

Поскольку все значимые арестованные доставлялись в Зимний дворец, то уже к середине дня 15 декабря стихийно сложилась некая процедура их прохождения «по инстанциям». Всех арестованных привозили к Салтыковскому подъезду и препровождали по коридору на главную гауптвахту Зимнего дворца. Затем генерал В. В. Левашов докладывал императору об арестованном, и, если следовало повеление, его под конвоем вели в кабинет царя на втором этаже Зимнего дворца (№ 172). По воспоминаниям императора: «Доколь жил я в комнатах, где теперь сын живет, допросы делались, как в первую ночь, – в гостиной. Вводили арестанта дежурные флигель-адъютанты; в комнате никого не было, кроме генерала Левашова и меня. Когда я перешел жить в Эрмитаж, допросы происходили в Итальянской большой зале, у печки, которая к стороне театра… Единообразие сих допросов особенного ничего не представляло: те же признания, те же обстоятельства, более или менее полные. Но было несколько весьма замечательных, об которых упомяну. Таковы были Каховского, Никиты Муравьева, руководителя бунта Черниговского полка, Пестеля, Артамона Муравьева, Матвея Муравьева, брата Никиты, Сергея Волконского и Михаилы Орлова.

Пестель был также привезен в оковах; по особой важности его действий, его привезли и держали секретно. Сняв с него оковы, он приведен был вниз в Эрмитажную библиотеку. Пестель был злодей во всей силе слова, без малейшей тени раскаяния, с зверским выражением и самой дерзкой смелости в запирательстве; я полагаю, что редко найдется подобный изверг»[159].

14 декабря в ходе допросов выяснилось, что некоторые из тех, кто поддержал Николая I, являлись членами тайного общества. Император тогда отчетливо осознал насколько шаткой была ситуация, когда малейшая слабость с его стороны могла поколебать соратников, укрепить противников и оттолкнуть колеблющихся.

Дж. Доу. Портрет В. В. Левашова

Сам Николай I упоминал, что «между прочими показаниями было и на тогдашнего полковника Лейб-гвардии Финляндского полка фон Моллера, что ныне дивизионный начальник 1-й гвардейской дивизии. 14 декабря он был дежурным по караулам и вместе со мной стоял в Главной гауптвахте под воротами, когда я караул туда привел. Сперва улики на него казались важными – в знании готовившегося; доказательств не было, и я его отпустил»[160]. Надо заметить, что карьеры А. Ф. фон Моллеру (1796–1862) император не сломал и тот дослужился до чина генерала от инфантерии.

В этот день, 15 декабря 1825 г., оценивая произошедшее, Александра Федоровна записала в дневнике: «Вчерашний день был самый ужасный из всех, когда-либо мною пережитых. И это был день восшествия на престол моего мужа!.. Совсем с новым чувством проснулась я на другое утро, с новым чувством смотрела я на моего Николая, как он проходил по рядам солдат и благодарил их за верную службу; затем он покинул Дворцовую площадь, и все вернулись к своему обычному спокойному состоянию; внутренне же ужас этого дня еще долгое время не будет изжит. Мне день 14-го представляется днем промысла Божия, так как эта открытая вспышка даст возможность скорее и вернее установить как участников, так и самые размеры заговора»[161]. Императрица умолчала о том, что со дня столь потрясшего ее 14 декабря у нее при малейшем волнении начинала непроизвольно дрожать голова, а тогда ей шел всего 28 год.

А. Ф. Моллер

Мятеж декабристов, прекрасно задуманный и бездарно проваленный, стал первым днем царствования Николая I. Для самого царя день 14 декабря навсегда остался важнейшим событием его жизни. И не только потому, что это был день вступления на престол, а потому, что в этот день он отчетливо ощутил, как неустойчиво покачиваются чаши весов его судьбы и судеб его близких. В этот день все лица, прямо или косвенно принимавшие участие в событиях 14 декабря на стороне государя, приглашались в Зимний дворец, где в Малой церкви совершалось благодарственное молебствие. Во время службы сначала провозглашалась вечная память «рабу Божию графу Михаилу (Милорадовичу. – И. 3.) и всем, в день сей за веру, царя и Отечество убиенным», а в заключение многолетие «храброму всероссийскому воинству». Затем все присутствовавшие допускались к руке императрицы Александры Федоровны и целовались с Николаем I, как на Пасху. Ежегодно в этот день, после завершения церковной службы, Николай I отправлялся в Конногвардейский и в Преображенский полки, которые первыми прибыли на Дворцовую площадь. Эта традиция пресеклась со временем, когда в этих полках уже не осталось ветеранов 14 декабря[162].

• Предыдущая
• 26/156
• Следующая