Первый дон - Пьюзо Марио - Страница 47
- Предыдущая
- 47/87
- Следующая
Александр взглянул на Чезаре, но его лицо оставалось бесстрастным. Так или иначе, Пландини сделал удачный ход. Все знали любовь Папы к своим детям. Он мог понять мотивацию человека, сидящего перед ним в кандалах.
Стоя у окна, залитый ярким солнечным светом, в окружении портретов милосердной Мадонны, Александр в очередной раз осознал, сколь велика лежащая на нем ответственность. В этот самый день сидящего перед ним мужчину могли повесить на площади, лишив его самого всех радостей жизни, а детей, пятерых сыновей и трех дочерей, повергнуть в горе. И уж конечно, трое остальных соучастников должны умереть, даже если он и помилует Пландини. А может, стоило казнить и его?
Александр снял с головы митру, даже матерчатая, легкая, очень уж сильно она давила. Приказал страже освободить узника от остальных кандалов и поставить на ноги.
Увидел изувеченные плечи Пландини, результат пытки на дыбе.
Сокрушенный печалью, вызванной не столько жалким видом этого грешника, как злом, которое переполняло мир, он шагнул к Пландини, обнял его.
– Святая мать сострадания говорила со мной. Ты не умрешь. Я тебя помилую. Но тебе придется покинуть Рим и оставить семью. Ты будешь жить в монастыре, расположенном далеко отсюда, и замаливать свои грехи перед Господом.
Он усадил Пландини на арестантское кресло и дал знак увезти его. Что ж, решение он принял соломоново: помилование останется в тайне, остальных соучастников казнят, он же сумел послужить и Богу, и церкви.
Внезапно его охватила радость, какую он испытывал нечасто. Почувствовал, что в этот момент его устами говорил сам Господь. Безмерно доверяющий ему, уверенный в его вере. Но оставалось только гадать, доступен ли Чезаре такой же экстаз от проявления милосердия.
Следующий проситель отличался от первого, как небо от земли. «С таким, – думал Александр, – негоже проявлять мягкость. Может оказаться себе дороже». Предстояла жесткая торговля, и он собирался до конца отстаивать свою позицию. Милосердия этот господин определенно не заслуживал. Папа решительно вернул митру на место.
– Мне подождать у секретарей? – спросил Чезаре, но Папа махнул ему рукой, предлагая следовать за ним.
– Возможно, тебе это будет интересно.
Для встречи Папа выбрал другую приемную, не настраивающую на милосердный лад. На стенах висели портреты Пап-воинов, поражающих врагов церкви мечом и святой водой. На других полотнах неверные обезглавливали святых, Христосы смотрели с крестов, в крови и терновых венцах. Приемная эта называлась залом Мучеников.
К Папе подвели главу знатной и богатой венецианской семьи Розамунди. Ему принадлежала сотня кораблей, развозивших товары по всему миру. Но об истинных размерах его состояния никто ничего не знал: в Венеции богатством не кичились.
Бальдо Розамунди, чуть старше семидесяти лет, одевался скромно, в черное и белое, но пуговицами на его костюме служили драгоценные камни. По лицу старика чувствовалось, что он настроился на деловой разговор, какие у них уже случались, когда Александр был кардиналом.
– Так ты предлагаешь канонизировать свою внучку? – весело спросил Папа.
Бальдо Розамунди заговорил уважительным тоном:
– Ваше святейшество, я бы не посмел обратиться к вам со столь дерзким желанием. Народ Венеции подал петицию с просьбой начать процесс канонизации. Священники, посланные курией, проверили изложенные в петиции факты и сочли их убедительными. Как я понимаю, все этапы уже пройдены, дело только за вашим окончательным одобрением.
Александр получил необходимую информацию от епископа, занимающего пост Защитника веры, который и рассматривал петиции о канонизации. Дора Розамунди относилась к категории белых, не красных, святых. То есть достигла святости благодаря абсолютной добродетели: жила в бедности, раздавала милостыню, заботилась о больных и убогих, возможно, совершила одно-два чуда. Каждый год в курию поступали сотни прошений о канонизации белых святых. Александр их не жаловал, отдавая предпочтение красным святым – мученикам, погибшим за веру.
Документы показывали, что Дора Розамунди не пожелала жить в достатке и благополучии, как остальные члены семьи. Помогала бедным, а поскольку в Венеции их практически не было, город лишал своих обитателей даже права на жизнь в бедности, путешествовала по маленьким городкам Сицилии, собирала беспризорных детей, заботилась о них. Помимо целомудрия и жизни в бедности, Дора бесстрашно ухаживала за жертвами эпидемий, которые постоянно обрушивались на Италию. И сама умерла во время одной из них в возрасте двадцати пяти лет. Семья начала процесс канонизации всего через десять лет после ее смерти.
Разумеется, доказательством ее святости служили чудеса. Во время одной из эпидемий некоторых заболевших признали мертвыми и уже положили на гору трупов, чтобы сжечь, но они чудесным образом ожили после того, как Дора помолилась над ними.
После ее смерти молитвы на ее могиле излечивали от смертельных болезней. А в Средиземном море моряки видели ее лик, появляющийся над их кораблями во время шторма. Чудеса, разумеется, подтверждались документами. Вот эти документы вкупе с неограниченными финансовыми ресурсами семьи Розамунди и позволяли продвигать петицию по церковным инстанциям.
– Ты просишь о многом, но моя ответственность еще больше, – изрек Александр. – Как только твоя внучка станет святой, она по определению будет восседать на небесах рядом с Господом и отмаливать грехи своих близких. В вашей церкви будут выставлены ее мощи, пилигримы со всего мира будут приходить, чтобы помолиться им.
Это очень ответственное решение. Что ты можешь добавить ко всем этим свидетельствам?
Бальдо Розамунди почтительно склонил голову.
– Мои личные впечатления. Когда она была маленькой девочкой, я уже обладал огромными богатствами, но они для меня ровным счетом ничего не значили. Не находил я радости в жизни. И вот семилетняя Дора, заметив мою грусть, убедила меня помолиться Богу и попросить счастья. Я помолился и стал счастливым. Она ничего не хотела для себя, ни ребенком, ни молодой девушкой.
Я дарил ей самые дорогие драгоценности, но она никогда их не носила. Продавала, а деньги тратила на бедняков.
После ее смерти я тяжело заболел. Врачи пускали мне кровь, пока я не стал прозрачным, как призрак, но состояние мое не улучшалось. И однажды ночью я увидел ее лицо, услышал обращенные ко мне слова: «Ты должен жить, чтобы служить Богу».
Александр воздел руки к небу, словно благодаря Господа за чудеса, укрепляющие веру, снял митру, положил на стол между ними.
– И как же ты стал служить Богу?
– Вы, должно быть, знаете, – ответил Бальдо Розамунди. – Я построил в Венеции три церкви. В память о внучке содержу дом сирот. Я отказался от плотских наслаждений, недостойных мужчины моего возраста, и вновь обрел любовь к Иисусу и Благословенной Мадонне, – он выдержал паузу, и на его губах промелькнула кроткая улыбка, которую Папа хорошо помнил. – Ваше святейшество, только скажите, как еще я могу послужить церкви, и я все исполню.
Александр сделал вид, что обдумывает его слова.
– Тебе, должно быть, известно, что после избрания на папский престол моя величайшая мечта – возглавить новый Крестовый поход. Привести христианскую армию в Иерусалим и вернуть христианам место, где родился Христос.
– Да, да! – с жаром воскликнул Розамунди. – Я использую все свое влияние в Венеции, чтобы вы получили в свое распоряжение прекрасный флот. Вы можете рассчитывать на меня.
Александр пожал плечами.
– Венеция, как ты знаешь, обхаживает турок. И венецианцы никогда не станут подвергать опасности свои торговые пути и колонии, поддерживая Крестовый поход.
Я это понимаю, как, разумеется, и ты. Что мне действительно нужно, так это золото на жалованье солдатам, на продовольствие и вооружение. Священный фонд недостаточно велик, несмотря на налоги со священнослужителей, несмотря на десятину, которую платит каждый христианин. С римских евреев я беру две десятины. Но денег на Крестовый поход все равно не хватает, – тут Александр улыбнулся и добавил:
- Предыдущая
- 47/87
- Следующая
