Сердце - Амичис Эдмондо - Страница 13
- Предыдущая
- 13/57
- Следующая
Маленький флорентийский[21] писец
(ежемесячный рассказ)
Джулио учился в четвертом классе начальной школы. Это был изящный двенадцатилетний флорентинец с черными волосами и бледным лицом, старший сын железнодорожного служащего. Семья была большая, жалованье отца маленькое, и поэтому родители с трудом сводили концы с концами.
Отец очень любил Джулио, всегда обращался с ним мягко и был к нему снисходителен во всем, что не касалось учения. Но тут он был исключительно требовательным и строгим, так как Джулио должен был как можно скорее получить аттестат, поступить на службу и начать помогать семье. Поэтому мальчику приходилось много заниматься, и хотя он учился хорошо, отец постоянно еще подгонял и поощрял его.
Отец Джулио был уже не молод, да и чрезмерная работа состарила его прежде времени. Однако, для того, чтобы удовлетворить все нужды семьи, он, хотя и был очень занят и службе, брал еще дополнительную переписку на дом и част ночи проводил за письменным столом.
В последнее время ему удалось получить работу в одном издательстве, которое рассылало журналы и книги на дом. Отец Джулио должен был крупным и красивым почерком надписывать на бандеролях фамилию и адрес, и получал по три лиры за каждые пятьсот бандеролей.
Но это работа страшно утомляла его, и часто, сидя за обедом вместе со своей семьей, он жаловался:
— Я начинаю терять зрение, эта ночная переписка просто убивает меня.
Однажды Джулио сказал отцу:
— Папочка, разреши мне поработать вместо тебя ночью, ведь ты знаешь, что у меня точно такой же почерк.
Но отец ответил ему:
— Нет, мой мальчик, ты должен учиться. Твои занятия гораздо важнее, чем мои бандероли, и мне было бы совестно отнять у тебя хотя бы один час твоего времени; благодарю тебя, но я никогда не соглашусь, чтобы ты помогал мне, и не будем больше говорить об этом.
Сын знал, что в таких случаях спорить бесполезно, и не стал больше настаивать, однако вот что он сделал.
Он заметил, что ровно в полночь его отец прекращал работу и уходил из своего кабинетика в спальню. Несколько раз Джулио слышал, как часы били двенадцать, и сейчас же после этого отец отодвигал свое кресло и раздавались его медленные шаги.
И вот однажды ночью мальчик дождался, чтобы отец лег в постель, потом тихонько оделся, ощупью прокрался в кабинет, снова зажег керосиновую лампу, сел за письменный стол, на котором лежала стопка чистых бандеролей и список адресов, и принялся писать, в точности подражая отцовскому почерку.
Он писал охотно, с явным удовольствием, хотя и с некоторым страхом; стопка заполненных бандеролей росла; время от времени Джулио клал перо, чтобы потереть руки, а потом снова, еще быстрее, принимался писать, прислушиваясь и улыбаясь.
Он надписал таким образом сто шестьдесят бандеролей, — заработал целую лиру! Тогда он кончил, положил перо на то место, откуда взял его, потушил лампу и на цыпочках вернулся к себе.
В этот день, за обедом, отец был в очень хорошем настроении. Он ничего не заметил, так как всегда надписывал свои бандероли механически, работая до положенного часа и думая о другом, и только на следующий день подсчитывал готовые бандероли.
Итак, в этот день он сел обедать в прекрасном настроении и, похлопав сына по плечу, сказал:
— Ну, Джулио, твой отец, оказывается, еще работник хоть куда! Вчера ночью я за два часа сделал на целую треть больше, чем обычно. Рука у меня еще быстрая, и глаза еще служат исправно.
Джулио молча радовался, думая про себя: «Бедный папа, кроме большего заработка, я доставил ему еще радость чувствовать себя помолодевшим. Итак, смелее вперед!»
Окрыленный успехом, на следующую ночь, едва пробило двенадцать, Джулио снова встал и принялся за работу.
Так продолжалось много ночей подряд, и отец ничего не замечал. Один только раз, за ужином, у него вырвалось:
— Удивительно, как много керосина выходит у нас за последнее время!
Джулио насторожился, но разговор на этом окончился, и мальчик спокойно мог продолжать свою ночную работу.
Однако, работая таким образом каждую ночь, Джулио не высыпался, вставал утром усталый, а по вечерам, когда он готовил уроки, у него сами собой закрывались глаза.
Однажды вечером — впервые в жизни — он заснул, уронив голову на тетради.
— Эй, проснись, — закричал его отец и захлопал в ладоши, — за работу!
Мальчик встрепенулся и снова принялся за уроки.
Но назавтра и в следующие вечера мальчик был таким же усталым, и чем дальше, тем дело шло всё хуже и хуже.
Джулио дремал над своими книгами, утром вставал позже обыкновенного, уроки делал кое-как, и казалось, что он потерял всякий интерес к ученью.
Отец стал наблюдать за ним, потом забеспокоился и, наконец, начал делать сыну замечания, чего никогда не случалось раньше.
— Джулио, — сказал он однажды утром, — я не узнаю тебя больше, за последнее время ты стал совсем другим. Это мне не нравится. Не забывай, что ты — надежда всей семьи. Я недоволен тобой, понимаешь?
Это был первый по-настоящему серьезный упрек в жизни Джулио, и мальчик смутился.
«Да, — подумал он про себя, — так не может продолжаться, я должен кончить свою ночную работу и не обманывать больше, родного отца».
Но в тот же день отец весело сказал за обедом:
— А знаете ли вы, что в этом месяце я заработал своими бандеролями на тридцать две лиры больше, чем в прошлом?
С этими словами он вынул и положил на стол пакетик со сладостями, который купил, чтобы вместе со своей семьей отпраздновать необычный заработок.
Дети захлопали в ладоши.
Тогда Джулио приободрился и мысленно сказал себе: «Нет, мой бедный папочка, я и дальше буду тебя обманывать. Я приложу все усилия, чтобы лучше учиться днем, но буду по-прежнему работать ночью для тебя и для всей семьи».
Тем временем отец продолжал:
— Лишних тридцать две лиры! Это прекрасно!.. Но вот этот мальчик, — и он указал на Джулио, — меня огорчает.
Джулио выслушал отцовский упрек молча, проглотив слёзы, готовые выкатиться из глаз; но в глубине души ему все-таки было очень приятно.
Он заставил себя работать и дальше, но усталость всё накапливалась, и ему всё труднее и труднее становилось ей сопротивляться. Он уже два месяца работал по ночам, а отец продолжал бранить сына и смотрел на него всё более сердитыми глазами.
В один прекрасный день отец пошел в школу, чтобы поговорить с учителем, и тот сказал ему:
— Да, ваш сын делает кое-какие успехи, потому что он способный мальчик, но он уже не увлекается чтением, как прежде. Он дремлет на уроках, зевает, стал рассеянным. Сочинения его сделались короткими, и написаны они теперь всегда наскоро, плохим почерком. О, ваш сын мог бы делать большие, гораздо большие успехи.
В этот, вечер отец имел с Джулио особенно серьезный разговор. Он никогда еще не говорил с ним так строго.
— Джулио, ты видишь, что я работаю, что я разрушаю свое здоровье ради семьи. А ты не оказываешь мне нужной поддержки. Ты, значит, не любишь ни меня, ни своих братьев, ни свою мать!
— Ах, нет, не говори так, папочка! — закричал, плача, мальчик и уже открыл рот, чтобы во всем сознаться, но отец прервал его:
— Ты знаешь наше положение, ты знаешь, что каждый из нас должен идти на некоторые жертвы. Мне самому сейчас придется удвоить свои усилия, так как я рассчитывал в этом месяце получить на железной дороге сто лир премии, а сегодня утром узнал, что ничего не получу!
Когда Джулио услышал эту новость, то удержал слова признания, которые уже готовы были вылиться у него из самого сердца, и сказал сам себе:
«Нет, папочка, ты ничего не узнаешь; я буду хранить свою тайну для того, чтобы по-прежнему работать за тебя. Правда, сейчас я огорчаю тебя, но я искуплю это своей работой. В школе я всегда буду достаточно хорошо учиться, чтобы перейти в следующий класс; самое главное сейчас — это помочь тебе зарабатывать и облегчить тот труд, который тебя убивает».
- Предыдущая
- 13/57
- Следующая
