Черный Янгар - Демина Карина - Страница 35

• Предыдущая
• 35/88
• Следующая

Его голос дрогнул, а пальцы выпустили черную косу.

– И с площади Девичьих Слез тоже. Там казнят тех, кто преступил закон паши. И меня, если бы поймали, отправили бы туда. Или на арену. Не знаю, что хуже.

Он цепляется за мою шерсть, и я ворчу, успокаивая. То, что было, уже не вернется. Остались за морем и площадь, и казармы, и сам благословенный Кишем, которого я никогда не увижу. Да и Янгар вдруг вспоминает о том, что рассказывать собирался вовсе не о той далекой стране.

– Так вот, – он вновь спокоен, – Олений город вовсе не так уж велик, а дворец кёнига не так уж роскошен, как думает Вилхо. Да, он построен из камня. И два десятка колонн держат потолок тронного зала. А пол в нем вымощен белыми плитами. И тянется по нему алая дорожка, ступить на которую позволяется лишь просителю. Два десятка шагов делает он к трону… и на коленях.

Еще одна коса отброшена за спину, а Янгар продолжает рассказ:

– Я на колени становиться отказался. У подножия трона стража стоит. Дюжина аккаев в золоченых доспехах. И поверь, что сложно найти воинов лучше. Они попытались поставить меня на колени.

Янгар улыбнулся этим своим воспоминаниям.

– И я одолел всех. А потом сказал кёнигу, что не желаю ему зла, но хочу присягнуть на верность. Тогда он показался мне человеком, достойным клятвы. Я стоял у подножия золотой горы и смотрел на него. Он был гигантом с голосом, подобным грому. И солнечный свет покрывалом лежал на его плечах. Пожалуй, тогда я подумал, что в его жилах и вправду течет кровь богов. Но все ложь, маленькая медведица.

Я лизнула запястье, утешая. А Янгар потрепал меня по холке.

– Я попросил его о малости – дать мне сотню воинов. И врага. Он же рассмеялся и сказал, что я нагл и надо бы дать мне сотню плетей, но… у Вилхо много врагов. А драться сам он не способен. И я получил пять сотен аккаев, а с ними приказ подавить мятеж.

Улыбка исчезла с лица Янгара, и потемнели глаза.

– Тогда мне было безразлично, маленькая медведица, с кем сражаться. Я больше ничего не умел. И до сих пор не умею. Только убивать. А уж кого, разницы не было. Мы взяли поместье с лету. И я сам казнил мятежников, а головы отправил своему кёнигу. Что до остальных, то пять сотен аккаев славно повеселились в те дни. Потом было другое имя и третье, и вскоре не осталось никого, кто дерзнул бы выступить против кёнига.

Так родилась легенда о Черном Янгаре, верном мече кёнига Вилхо.

Наклонившись, Янгар коснулся губами моего носа.

– И меня отправили к границе…

В тот день Янгар задержался дотемна, и я, по сложившемуся уже обычаю, провожала его до окраины леса. С опушки видно было поле, оцепленное кострами, и тени шатров.

Рука Янгара лежала на моем загривке, и он время от времени останавливался, словно не желая, чтобы недолгий путь закончился.

– Маленькая медведица, – он ласково провел ладонью по голове, – скажи: ты же не совсем медведица?

Я осторожно перехватила запястье клыками. Ответ ли это? Янгар поймет.

И понял. Остановился и руку убрал.

Несколько мгновений тишины, разодранных голосом неясыти. И вновь прикосновение, нежное, скользящее.

– Мне надо уехать. Пойдешь со мной? – спросил Янгар.

Он присел и, обхватив морду руками, заглянул в глаза.

Пойду.

И нет. Останусь.

Я не хочу быть ручным медведем, удивительно разумным для обыкновенного зверя. И не настолько верю Янгару, чтобы стать человеком. Да и куда уезжать? Вернее, откуда? Мой лес почти безопасен, Горелая башня – дом, который я не хочу покидать. А с Янгаром… Однажды у нас уже не получилось быть вместе. И пробовать снова, довериться…

– Хорошо. – Он уткнулся лбом в мой лоб. – А если я уеду и вернусь сюда, то найду тебя снова?

Пожалуй.

Я готова подождать его.

И буду рада услышать вновь. Его и его громкое сердце, которое мне хочется попробовать на вкус.

Вот только после его ухода я не нахожу себе места. Мне тесно становится в доме моем.

Давным-давно, когда разломанный пополам мир вновь стал целым, он был плоским, как тарелка. И старик Йонхо гонял стадо солнечных оленей от края до края. Мир гремел, прогибался под ударами оленьих копыт и однажды треснул. Провалился в трещину самый большой и красивый из оленей Йонхо, да так, что только рога над землею подымались деревом дивным. Как ни пытался старик оленя достать, не сумел. И, обиженный, увел все стадо на небо – мол, оно попрочней будет.

Говорят, что тысячу лет стояло Оленье дерево, пока однажды не пришел с изнанки мира человек без имени. Он был огромен и черен волосом, а глаза имел узкие и синие. Его кровь и поныне сильна в каждом из аккаев. Срубил тот человек Оленье дерево и построил из него дом.

Так появился первый дом на Севере.

А после и город возник.

Он и вправду был куда меньше тех городов, в которых довелось побывать Янгару. И теперь, подъезжая к холму, укрытому за пеленой дождя, Янгхаар Каапо вспоминал их.

Седые стены и песок, что подобрался к стенам вплотную. Занесенные русла каналов. Старые акведуки, которые каждый год расчищали и укрепляли, но не в человеческих силах было вернуть им молодость. Каменные пустоши старых кладбищ, где среди роскошных каменных гробниц обитали гули и шакалы, и вой их разносился в ночи.

Квадратные дома, защищенные от ветров, и крохотные внутренние дворики, где было место прохладе и тишине. И Хазмат, когда случалось настроение, устраивался под мандариновым деревом и, раскурив кальян, говорил. Он любил толковать о послушании и награде, глотая дым. Голос постепенно становился сиплым, а речь – неразборчивой. Напившись белого дыма, Хазмат замолкал, приваливался к стволу дерева и сидел. А из приоткрытого рта текла слюна, и в этом было что-то умиротворяющее.

Площадь Бейсам, на которой раскинулся самый большой невольничий рынок. Здесь пахнет мясом и розовым маслом. Неторопливо движутся паланкины. Снуют мальчишки-водоносы, и гортанные голоса зазывал мешаются друг с другом.

Грязь рыночных окраин и сладостные ароматы центра, где стоят дорогие шатры. Там особый товар, который не каждому по карману. И этот товар берегут.

– Не вертись, – шипит распорядитель, дергая за цепь. И Янгар подавляет рычание. Он снова на этой площади, и спина привычно саднит, хотя ее три дня натирали маслом, чтобы поскорей сошли следы плети. За битого меньше дадут.

Впрочем, хозяин согласен и на малую плату.

Вот только распорядитель вздыхает: рабы ныне упали в цене, и сильно. Все из-за войны, благородный Кизмет, верно, слышал… Идут и идут караваны, а с ними приходят на площадь Бейсам мужчины, сильные, как волы, и женщины красоты удивительной. И просят за них совсем недорого. Вот есть у распорядителя на примете верный человек, у которого можно прикупить рабов… Нет, не интересует? А жаль. Дешево ведь. Война же рано или поздно закончится, и тогда… Все равно нет? Что ж, как благородный Кизмет скажет. Но и сильные рабы стоят ныне непозволительно мало. А тут мальчишка поротый-перепоротый. И по глазам видно – упрямый, что шайтан, который в песках обретается. За такого и дирхем просить много.

Но хозяин мнет тощие руки Янгара, лезет пальцами в рот, растягивая губы.

Да, мальчишка упрям, но и вынослив. Худой? Зато жилистый! День без воды провел и не поморщился. А упрямство… Любое упрямство лечится. Просто нужен кто-то с твердою рукой и не столь добрым, как у благородного Кизмета, сердцем.

Площадь Бейсам пустеет к полудню. Открываются чайные дома и курильни, в которых звенят фонтаны и царит прохлада. И там, в центре рынка, хозяева спешат укрыть дорогой товар от солнца. Спешат разносчики с прохладной водой из горных ручьев, с зеленым терпким чаем, со сладостями и маслами.

А на окраинах распорядитель тычет палкой в ребра:

– Иди в тень!

Янгу переползает под навес. В клетке осталось пятеро. Один к вечеру умрет, и распорядитель то и дело поглядывает на него, верно гадая – не проще ли сразу добить. Но нет, за раба даден залог, и хозяин не вернет его.

• Предыдущая
• 35/88
• Следующая