Шерлок Холмс на орбите - Рьюз Гэри Алан - Страница 65

Я медленно продирался через страницы, не приступая к следующей, пока не убеждался, что все понял в предыдущей. Когда я закончил, мои мысли пришли в еще больший беспорядок. Если бы эту рукопись не передал мне собственный отец, то я был бы твердо уверен, что это самая хитрая подделка в истории литературы.

Если даже самая малая часть того, что здесь написано, правда, то мой отец прав: моей жизни действительно угрожает опасность. Я никак не могу подтвердить истинность этой информации, не привлекая внимания к себе и давая ему возможность определить мое местонахождение и времянахождение.

Подумав над этим вопросом несколько дней, я решил распечатать рукопись, сделать копии ее страниц и распределить их по как можно более многочисленным каналам, чтобы он не смог предотвратить ее публикацию.

Я понимаю, что большинство читателей воспримут эти строки как всего лишь очередное забавное произведение в жанре фантастики и забудут о них на следующий день. Но если хотя бы один-два человека отнесутся к этому признанию серьезно, то мы сможем остановить его, перед тем как станет слишком поздно. Я уверен, что теперь ваше любопытство достаточно возбуждено. Ну что же, я удаляюсь в сторону и предоставляю вам самим прочитать последнюю рукопись моего предка.

Благодаря моему литературному успеху в журнале «Стрэнд» внимание публики было привлечено к нашим с Шерлоком Холмсом личным делам. По большей части внимание это оказывалось недоброжелательным, особенно это касается досужих домыслов и непристойных намеков по поводу нашей дружбы. Я могу только предположить, что те, кто пишет подобные отзывы, обладают огромным количеством свободного времени, которое они не умеют потратить с пользой.

Правда заключается в том, что наша дружба носит исключительно профессиональный характер. Холмс и я договорились о партнерстве по взаимному соглашению, и оно принесло нам гораздо больше выгод, чем оба мы предполагали изначально. Но по мере развития ситуации мы заходили в тупик. Мы держали тигра за хвост. Никто из нас не мог порвать с соглашением, не опасаясь понести личный ущерб и, как мне кажется, никто из нас даже не собирался по-настоящему отпускать хвост этого самого тигра. Вместе мы были знамениты и удачливы. Но кем бы мы стали по отдельности?

Хотя мы весьма уважали способности друг друга, никто из нас не питал к другому партнеру особых чувств. Точнее сказать, нам нужны были способности другого. Холмс обладал прирожденной остротой ума и проницательностью, превосходящими его довольно-таки посредственный интеллект; у меня были литературные способности, но не как у журналиста или репортера, а как у сочинителя сказок.

И главное признание в этой исповеди — то, что такого Шерлока Холмса, каким он известен широкой публике по обоим берегам Атлантического океана, просто не существовало. Это чистейшей воды выдумка.

Позвольте мне с самого начала сообщить, что я вовсе не претендую на непричастность к этой выдумке. Я также виновен в обмане, как и человек, выдающий себя за Холмса. (Ради удобства я буду называть его Холмсом на протяжении всей этой рукописи.) Хотя большую часть физических обстоятельств блестящей карьеры Холмса следует отнести на счет человека, известного под именем Холмс, литературный образ Шерлока Холмса с его превосходным интеллектом и способностями к дедукции в криминалистике был обманом, автором которого я должен назвать себя. Нас обоих немало забавляло то, что мы сотворили такой замечательный образ Шерлока Холмса, выдающегося детектива.

Я не говорю, что Шерлок Холмс вовсе не расследовал криминальных загадок. На самом деле он распутал очень большое — больше, чем какой-либо другой детектив — количество разных дел, к великой зависти скончавшегося инспектора Лестрейда. Даже те приключения, которые не были подробно освещены в моих записках, как, например, любопытный случай с гигантской крысой с Суматры, были хорошо известны в Скотланд-Ярде как свидетельство невероятной ловкости Холмса в обращении с фактами.

В одном из моих рассказов, а именно в «Знаке четырех», я вложил в уста Холмса следующую фразу: «Отбросьте невозможное, и то, что останется, каким бы невероятным оно ни казалось, и есть истина». Холмсу она очень понравилась, и после того как рассказы был опубликован, он стал часто повторять ее; ему присуще было тщеславие, и не раз мне приходилось в буквальном смысле слова вырывать его из рук поклонников. Это раздражало его. Ему нравились обмороки молодых девиц и сердечные приветствия зевак, но я беспокоился, что он ненароком может сказать нечто не согласующееся с общепризнанным образом Шерлока Холмса и дать повод для нежелательных расспросов и расследований, в результате которых мы оба поплатились бы карьерой. Тогда я считал, да и теперь считаю, что покров тайны обоим нам был на пользу.

Даже когда я давал ему советы в присутствии влиятельных лиц, никто из них не пожелал довести логическое рассуждение до конца и понять, что Холмс смеется над ними, и вычислить причины его небывалых удач.

Я должен сделать здесь паузу и признать, что даже сейчас мне трудно обсуждать вопрос об этом пресловутом поясе. Мне это кажется предательством всего того, над чем мы так долго работали. Тем не менее я чувствую себя обязанным оставить письменное объяснение по поводу настоящей причины мастерства Холмса.

Человек, который впоследствии стал известен публике под именем Шерлок Холмс, впервые подошел ко мне после смерти моей жены Тэсс. Он сказал, что у него есть для меня предложение. Он был американцем, с характерным гнусавым выговором американцев, свидетельствующим о том, что он вырос в той стране, где литературный английский язык на протяжении поколений подвергался систематическим надругательствам. Звали его Дэниел Джеймс Икинс, и он сказал, что родился в штате Калифорния. Когда я заметил, что Калифорния не штат, а территория, он покраснел от смущения и извинился; иногда, судя по его словам, он забывает, когда находится.

— «Когда»? Что за странная манера выражаться? — удивился я.

Тогда он рассказал мне любопытную историю.

— Представьте, — начал он, — что время похоже на длинную улицу. Если мы пойдем вдоль нее на запад, то окажемся во вторнике. Но если пройдем достаточно далеко на восток, то можем поспеть на прошедший воскресный ужин с куропаткой. Что бы вы делали, если бы обладали такими способностями?

— Забавная выдумка, — признал я. — Вам следовало бы попытать удачи на литературном поприще. Возможно, журнал «Стрэнд» заинтересуется подобными фантазиями.

— Но что, если то, что я вам сказал, не выдумка, доктор Уотсон? Что, если на самом деле существует приспособление, которое помогает передвигаться во времени?

— Это очень опасное приспособление. А вдруг вы убьете своего собственного дедушку до того, как родится ваш отец?

— Ничего опасного не случится, — сказал он. — Я пробовал. Парадоксы тут невозможны. Он умер. Я остался.

Затем он распахнул пальто, чтобы показать какой-то странный пояс с ремешками и различными кнопками-заклепками.

— Это пояс времени, — сказал он. — С его помощью я могу путешествовать в любом направлении.

Заявление это было чересчур дерзким, и я сразу же решил, что передо мной стоит пациент, сбежавший из того заведения, в котором содержат опасных для общества душевнобольных.

— Я знаю, о чем вы подумали, доктор Уотсон, — сказал он. — Но я вам докажу. Прямо сейчас.

Он вынул из кармана газету «Ивнинг Стандарт» и показал мне ее.

— Посмотрите на дату, — сказал он. Газета была помечена завтрашним числом. — Сохраните ее до завтра. Потом купите экземпляр «Ивнинг Стандарт». Если они совпадут, то вы, пожалуй, спросите себя, а как же я купил завтрашнюю газету до того, как она была напечатана? Я переехал вперед во времени и привез ее назад. Вот так.

Я тщательно осмотрел газету. Если это подделка, то очень умелая. Но ведь в таком случае зачем тратить энергию на подделку, если ее можно будет разоблачить так легко?