Римские фантазии (сборник) - Родари Джанни - Страница 23

• Предыдущая
• 23/148
• Следующая

«Я не затратил на это никакого труда, — подумал он. — Жаль, раньше не догадался, что голос может заменить и жердь, и лестницу!»

Пока Джельсомино собирал свои груши, его заметил крестьянин, работавший на соседнем огороде. Он протер глаза, ущипнул себя за нос, взглянул еще раз и, когда окончательно убедился, что не спит, сразу же со всех ног побежал за своей женой.

— Иди-ка посмотри, — сказал он, дрожа от страха. — Я думаю, наш сосед — злой колдун!

Жена взглянула на Джельсомино, упала на колени и воскликнула:

— Да что ты! Это же добрый волшебник!

— Ая говорю тебе, что колдун!

— А я тебе говорю, что добрый волшебник!

До этого дня муж и жена жили довольно мирно. Теперь же один схватился за лопату, другая — за мотыгу, и оба приготовились защищать свое мнение с оружием в руках. Но тут крестьянин предложил:

— Давай позовем соседей. Пусть они тоже посмотрят, и послушаем, что они скажут!

Эта мысль понравилась женщине: ведь, созвав соседей, можно и поболтать с кумушками. Она бросила мотыгу.

Еще до наступления вечера все селение знало о случившемся. Мнения разделились: одни утверждали, что Джельсомино добрый волшебник, другие — что он злой колдун. Споры разгорались и росли, словно волны на море, когда поднимается сильный ветер. Вспыхнули ссоры, и кое-кто даже пострадал. К счастью, легко. Так, например, один крестьянин обжегся трубкой, потому что, увлекшись спором, сунул ее в рот не тем концом. Полицейские не могли решить, кто прав, кто виноват, и поэтому никого не арестовывали, а только переходили от одной группы к другой и просили всех разойтись.

Самые упрямые спорщики направились к саду Джельсомино. Одни хотели прихватить что-нибудь на память, потому что считали эту землю волшебной, а другие шли, чтобы стереть домик Джельсомино с лица земли, потому что считали его заколдованным. Джельсомино, увидев толпу, решил, что вспыхнул пожар, и схватил ведро, чтобы помочь заливать огонь. Но люди остановились у его сада, и Джельсомино услышал, что речь идет о нем.

— Вот он, вот он! Добрый волшебник!

— Какой там волшебник! Это злой колдун. Видите, у него в руках заколдованное ведро!

— Давайте отойдем подальше! Еще плеснет на нас этой штукой — пропадем ни за грош!

— Какой штукой?

— Вы что, ослепли? В этом ведре смола! Прямехонько из ада! Попадет на тело хоть капля — насквозь прожжет. И ни один врач потом не залечит!

— Да нет же, он святой, святой!

— Мы видели, Джельсомино, как ты приказывал грушам поспевать, и они поспевали, приказывал падать, и они падали…

— Вы с ума сошли, что ли? — воскликнул Джельсомино. — Это же все из-за моего голоса! Когда я кричу, воздух беснуется, как в бурю…

— Да, да, мы знаем! — закричала какая-то женщина. — Ты творишь чудеса своим голосом.

— Это не чудеса! Это колдовство!

Джельсомино в сердцах швырнул на землю ведро, скрылся в доме и заперся на крюк.

«Ну вот и кончилась спокойная жизнь, — подумал он. — Теперь нельзя будет и шагу ступить, так и будут ходить за мной следом. По вечерам только и разговоров будет что обо мне. Моим именем начнут пугать непослушных ребятишек. Нет, лучше, пожалуй, уйти куда-нибудь отсюда. Да и что мне делать в этом селении? Мать с отцом умерли, друзья погибли на войне. Пойду-ка я по свету да попробую добыть счастье своим голосом. Говорят, есть люди, которым даже платят за их пение. Это очень странно — получать деньги за то, что доставляет такое удовольствие. Но все же за пение платят. Кто знает, быть может, и мне удастся стать певцом?»

Приняв такое решение, он сложил свои скудные пожитки в заплечный мешок и вышел на улицу. Толпа зашумела и расступилась перед ним. Джельсомино не взглянул ни на кого. Он смотрел прямо перед собой и молчал. Но, отойдя подальше, обернулся, чтобы в последний раз посмотреть на свой дом.

Толпа все еще не расходилась. Люди указывали на него пальцами, словно он был привидением.

«Подшучу-ка я над ними на прощанье», — подумал Джельсомино и, вздохнув поглубже, заорал что было мочи:

— До свиданья!

В ту же минуту порывом ветра у мужчин сорвало шапки, а старушки бросились вдогонку за своими париками, прикрывая руками голые, как яичко, головы.

— Прощайте-е, прощайте-е-е! — повторил Джельсомино, от души смеясь над первой в своей жизни озорной проделкой.

Шапки и парики взвились, словно стайка перелетных птиц, к облакам и вскоре скрылись из виду. Потом стало известно, что они улетели за много километров, а некоторые из них даже за границу.

Через несколько дней Джельсомино тоже пересек границу и попал в самую необыкновенную страну, какая только может быть на свете.

Первое, что увидел Джельсомино, попав в эту незнакомую страну, была блестящая серебряная монета. Она лежала на мостовой, невдалеке от тротуара, на самом виду.

«Странно, что никто не подобрал ее, — подумал Джельсомино. — Я-то уж, конечно, не пройду мимо. Мои деньги кончились еще вчера, а сегодня у меня во рту не было еще и маковой росинки».

Он подошел к кучке людей, которые наблюдали за ним и о чем-то шептались, и показал им монету.

— Не вы ли, синьоры, потеряли эту монетку? — спросил он шепотом, чтобы никого не напугать своим

голосом.

— Проваливай, — отвечали ему, — да спрячь ее подальше, если не хочешь нажить неприятностей!

— Извините, пожалуйста, — смущенно пробормотал Джельсомино и, не задавая лишних вопросов, направился к магазину с многообещающей вывеской «Съестные припасы».

В витрине вместо колбас и банок с вареньем громоздились горы тетрадей, коробки акварельных красок и пузырьки с чернилами.

«Должно быть, это универмаг и здесь можно купить что хочешь», — решил Джельсомино и, полный надежд, вошел в магазин.

— Добрый вечер! — любезно приветствовал его хозяин.

«По правде говоря, — мелькнуло в голове Джельсомино, — я не слышал, чтобы пробило хотя бы полдень. Ну да ладно, не стоит обращать внимания на такие пустяки».

И, говоря своим обычным шепотом, от которого люди все-таки едва не глохли, он осведомился:

— Не могу ли я купить у вас хлеба?

— Разумеется, дорогой синьор. Вам сколько — один пузырек или два? Красного или фиолетового?

— Нет, нет, только не фиолетового! — испугался Джельсомино. — И потом, вы в самом деле продаете его бутылками?

Хозяин магазина расхохотался:

— А как же его еще продавать? Может быть, у вас его ломтями режут? Да вы только взгляните, какой прекрасный хлеб в моем магазине.

И, говоря это, он показал на полки, где ровными шеренгами выстроились сотни пузырьков с чернилами самых разных цветов. А съедобного там не было и в помине — ни крошки сыра, ни даже яблочной кожуры.

«Может быть, он сошел с ума? — подумал Джельсомино. — Если так, то лучше не перечить ему».

— Это верно, у вас великолепный хлеб, — согласился он, показывая на пузырек с красными чернилами. Уж очень ему хотелось услышать, что скажет хозяин.

— В самом деле? — просиял тот. — Это самый лучший зеленый хлеб, какой когда-либо поступал в продажу.

— Зеленый?

— Ну конечно. Простите, может быть, вы плохо видите?

Джельсомино готов был поклясться, что перед ним пузырек с красными чернилами. Он уже придумывал подходящий предлог, чтобы убраться отсюда подобру-поздорову и поискать другого продавца, который еще не успел спятить с ума, как вдруг его осенила хорошая мысль.

— Послушайте, — сказал он, — за хлебом я зайду попозже. А сейчас скажите мне, если вас не затруднит, где тут можно купить хороших чернил?

— О, пожалуйста! — ответил хозяин все с той же любезной улыбкой. — Вон там, перейдя через дорогу, вы найдете самый лучший в нашем городе канцелярский магазин.

В витринах этого магазина были выставлены аппетитные караваи хлеба, пирожные, макароны, лежали горы сыров и образовались целые заросли колбас и сосисок.

«Я так и думал, — решил Джельсомино, — тот продавец не в своем уме, оттого он и называет чернила хлебом, а хлеб чернилами. Этот магазин мне нравится гораздо больше».

• Предыдущая
• 23/148
• Следующая