Черный принц - Демина Карина - Страница 19
- Предыдущая
- 19/143
- Следующая
Третий лишний?
Кэри приняла фетровую шляпку, украшенную тремя фазаньими перышками.
— Вы уезжаете?
— Конечно. — Шляпка сидела идеально. — Я уезжаю… не могу же я пропустить и этот сезон?
…кровь кипела. И живое железо откликнулось на зов.
— Леди, это не безопасно!
Вероятно. Кэри только начинала строить порталы… училась… чего ради она училась? Кристаллы растить, медленно подпитывая силой каменные друзы-инкубаторы, осторожно, боясь пережечь, исказить структуру…
…или вот разбираться в схемах энергетических контуров… зачем?
От порталов хотя бы польза есть.
Контур покачнулся, грозя завалиться, но Кэри поспешно плеснула силой, заставляя распрямиться жесткие узлы. Она слышала, как рвется пространство, и грохот в висках вызывал какое-то мучительное дикое удовольствие.
Энергия уходила быстро. И прежде, чем портал схлопнулся, Кэри поправила шляпку и решительно шагнула в окно… она очень надеялась, что окно открылось именно туда, куда ей было нужно.
В противном случае пропущенный сезон будет наименьшей из ее проблем.
ГЛАВА 7
Семейный ужин.
Зимняя белизна скатерти. Льдистый блеск стекла. Металл и лен. Леди Сольвейг одобрительно кивает: все идеально.
Почти все.
Место Райдо пустует, и стул, придвинутый к столу вплотную, смотрится вызывающе. Взгляд отца время от времени останавливался на нем, и тогда отец хмурился.
Постарел и изменился, он и прежде-то не отличался красотой, ныне же погрузнел, оплыл. Щеки его обвисли, и наметился второй подбородок, скрывший и без того короткую шею. И отец то и дело поводил головой, отчего-то влево, подсовывал пальцы под воротничок рубахи, словно тот становился ему тесен.
Вздыхал.
Раздраженно фыркал. И вновь смотрел на пустое кресло.
Матушка точно и не замечала ни его раздражения, ни всеобщего напряженного молчания. Она ведь специально оставила и кресло и прибор. Все еще ждет, что Райдо одумается?
В последнем письме тот спрашивал о родителях, здоровы ли, и само это письмо было живым, насмешливым. Кейрен отнес его матушке, и та, благосклонно кивнув, велела:
— Напиши, что все в порядке… у отца в последнее время сердце пошаливает, доктора утверждают, что ему следует похудеть, но разве он захочет?
Младшенький.
Послушный.
Золотой мальчик, который встречает матушку у дверей Управления, сносит ее визиты и корзинки с пирожками, неизменные букеты цветов, уборку на столе. О нет, матушка не лезет в его бумаги, она лишь приводит их в порядок. И всякий раз, когда Кейрен намеревается попросить ее не делать так больше, смотрит с нежностью и упреком, отчего Кейрен сам себе кажется чудовищем.
Разве ему сложно доставить матушке радость?
Не так уж много от него и требуют.
Помолчать.
Улыбнуться. И вести себя прилично.
…отцу, к слову, подали не бифштекс, но парового судака с вареной спаржей. Он вскинулся было, но мягкая рука леди Сольвейг коснулась его рукава.
— Дорогой, пожалуйста…
Всего-то два слова, и отец опускает взгляд. И рыбу он ест, хотя Кейрен знает — отец рыбу искренне ненавидит в любом виде, но судака расковыривает старательно, ищет несуществующие кости. Спаржей давится. Запивает, правда, вином, что вызывает матушкино неодобрение.
— Кейрен. — Отец вытирает губы салфеткой, и в жесте этом сквозит с трудом сдерживаемое раздражение. Братья смотрят с сочувствием, но вмешиваться не будут.
— Да, отец?
— Идем.
Салфетку отец бросил на тарелку, где осталась недоеденная рыба.
— А десерт?
— Мне не дадут, а ты обойдешься…
— Без сладкого оставишь?
Раньше у Кейрена не получалось долго выдерживать взгляд. Все-таки Гаррад из рода Мягкого Олова был сильным бойцом. Постарел?
И вправду постарел. Седины в волосы набралось, и пахнет от него… нет, не болезнью — усталостью, которой отец не скрывает. От нее и мешки под глазами, и сами глаза красны, воспалены.
— Выдрать бы тебя. — Он уже не злится, да и… никогда ведь всерьез не злился.
С Райдо тоже помирится.
Наверное.
— Выдери. — Кейрен покаянно опустил голову, и отец лишь рукой махнул, ответив:
— Поздно уже.
В его кабинете царил идеальный порядок. Кейрен с таким сосуществовать не мог, а вот отец, наверное, привык. Фыркнул, сунул пальцы под воротник и проворчал:
— Опять она… за свое. Ведь говорил же не лезть! А твоя матушка… — Он сдвинул вазу, и потревоженные еловые ветви опасно закачались. — И ты не лучше. Садись.
Сам он придирчиво осмотрел кресло, провел пальцами по столешнице. Нахмурился и передвинул чернильницу из левого угла в правый, раскрыл папку…
Кейрен ждал. Он прекрасно понимал, о чем именно пойдет беседа, но не торопился каяться.
— Рассказывай. — Отец расстегнул пуговицы и стащил сюртук, оставшись в полосатом шелковом жилете, с виду несколько тесноватом. В подмышках жилет жал, а на животе полосы изгибались, отчего сам живот гляделся несоразмерно большим.
— Нечего рассказывать.
— Не дури.
— Я не дурю. — Кейрен положил руки на подлокотники кресла. От кожи неуловимо пахло кисловатым пивом. — Я не понимаю, какое кому дело до моей личной жизни.
— Личная жизнь, значит… — Отец приподнял массивное пресс-папье. — Если бы ты свою… личную жизнь так не выпячивал, никто бы тебе и слова не сказал.
Нефрит и серебро. Острые стальные перья на бархатной подставке, отец перебирает их, меняя местами. В этом Кейрену видится протест против того чересчур идеального порядка, который установился в кабинете.
— Молчишь?
— Молчу.
— Бестолочь. — Гаррад из рода Мягкого Олова произнес это почти ласково. — Женить тебя пора.
— Я бы воздержался…
Гаррад пробежался пальцами по корешкам папок, выбрав нужную, вытащил, раскрыл и, повернув, подвинул к Кейрену.
— Сурьмяные предлагают союз.
Стандартный договор о намерениях. Вязь витиеватых формулировок, которые сводятся к одному.
— Нет. — Кейрен закрыл папку, не дочитав.
— Да.
— Отец, я…
— Ты подпишешь этот клятый договор. И завтра отправишься знакомиться с невестой. Возьмешь в зубы веник, нацепишь костюм и улыбку и постараешься вести себя так, чтобы девушка не разочаровалась.
Гаррад из рода Мягкого Олова не повышал голоса. В глаза смотрел, и сейчас выдержать этот взгляд было не в пример сложнее.
— Нет. Хватит! — Кейрен отодвинул папку. — Я уже взрослый. И способен сам принять решение…
— Неужели?
Если бы он кричал, было бы легче. К крику Кейрен давно уже притерпелся.
— Взрослый, значит? — тихо поинтересовался отец. — А ведешь себя как озабоченный мальчишка! Взрослые люди головой думают, а не тем, что ниже пояса.
Он встал, одернул жилет, повернулся спиной.
— Думаешь, матери приятно выслушивать рассказы о твоих похождениях? Над нею смеются. Пока смеются, а скоро начнут презирать.
— Мне жаль.
— Кейрен, — отец все же повернулся, — я тебя понимаю. Все мужчины время от времени увлекаются… заводят любовниц.
— Все?
Гаррад крякнул и поправился:
— Почти все. Это естественная сторона натуры. Но это не значит, что ты должен выставлять эту сторону на всеобщее обозрение.
— Прятаться, значит?
— Проявлять благоразумие. — Он подошел к окну и, нарушив идеальные складки, раздвинул портьеры, оперся на подоконник. — И думать о будущем.
— Чьем?
— Своем, Кейрен. И рода.
Молчание. И запах коньяка, который, если ничего не изменилось, отец хранит в тайнике на книжной полке, в старой энциклопедии. А матушка, зная о тайнике, следит, чтобы слуги к нему не приближались, и делает вид, что представления не имеет, почему Гаррад время от времени запирает дверь в кабинет. И, пожалуй, отец в самом деле не заводил любовниц. Они с мамой подходят друг другу. Счастливы? Наверное…
— Этот союз нужен роду?
Гаррад не спешит отвечать. Он тяжело оперся на подоконник, уткнулся массивным лбом в заиндевевшее стекло.
- Предыдущая
- 19/143
- Следующая