Краткая Воровская ЭНциклопедия - Майер Вячеслав Андреевич - Страница 56

Океаны ломают сушу,

Ураганы сгибают небо.

Исчезают земные царства.

А любовь остается жить.

Погибают седые звезды.

Серый мамонт вмерзает в скалы.

Острова умирают в море.

А любовь остается жить.

Топчут войны живую зелень.

Пушки бьют по живому солнцу.

Днем и ночью горят дороги.

А любовь остается жить.

Я к тому это все, что если

Ты увидишь, как плачут звезды,

Пушки бьют по живому солнцу,

Ураганы ломают твердь ~

Есть на свете сильнее чуда:

Рафаэль написал Мадонну,

Незапятнанный свет зачатья

На прекрасном ее лице.

Значит день не боится ночи.

Значит сад не боится ветра.

Горы рушатся. Небо меркнет

А любовь остается жить.

Не знаю, действительно ли воскресают из мертвых, но вот от минутного унынья, сетования на пресную жизнь, ~ это правда. Воскресают!!! Мистика?! Нет, сама жизнь. Вот такие дела. Ко всему еще и добавим слово ~ вера. Вера в лазурное утро. В синь нового дня. В звездные ночи. В соловьиное пенье. Вера в будущее. Вера в новое.

Надюшка, ты не огорчайся только и не злись на меня, ладно? К сожалению у меня нет своей фотографии и я вряд ли смогу что-то выслать тебе. Но я напишу маме, и если остались какие-то мои снимки, то обещаю тебе их выслать. Здесь же я не имею ни малейшей возможности сфотографироваться, потому что нет в поселке даже самого захудалого ателье. А любительские снимки, которые делают некоторые из наших, настолько плохи, что их попросту говоря, приходится выбрасывать.

Что еще написать тебе? Право, я даже не знаю. Писать о работе, о свободном времени — значит повторять все уже написанное. А ипохондрия эта уйдет от меня, я знаю. Представляешь, какая все же она нудная штукенция, порой по целым часам валяешься на койке и смотришь в белый потолок, вроде и ничего то там нет, а перевести свои мысли в клубок стремлений попросту не хватает сил. Вот и идут дни за днями в таком ритме.

Осень. Побелорусски сентябрь называют «вересень». Правда, красивое имя? Березы желтые свои листья сбрасывают. Шумит и шуршит по тайге листопад. А рябина горит рубиновым светом. Я ведь сейчас в выходные часто ухожу в лес. Как-то чувствуешь себя по другому там. Душевноеравновесие обретаешь, что ли? Словом, и грустно и радостно. Других эпитетов не найду, пожалуй, вот сейчас все.

Надюшка, приезжай обязательно, буду ждать. Конечно, если сможешь… Буду ждать, видишь, снова повторяю. Ивооб ще, я всю жизнь готов ждать. Ну ты напиши, как живешь у себя, дома. Что нового? Жду тебя и писем твоих. Очень.

Черные, глубокие как недра,

Потянулись тучи у виска…

Отними у человека небо -

И ему останется тоска.

День сегодня необычно светел,

Закачались ветки… Ну и пусть! ~

Отними у человека ветер —

И ему останется лишь грусть.

Клин гусиный, выверенный точно,

Где-то опускается на лес…

Надо ли говорить за то, что

Мне не хватает ветра и небес?

Или в полдень, где сквозь все границы

Солнце пробивается опять.

Мне к плечу любимой прислониться,

Просто, помолчать?

Просто, помолчать? Не знаю. Но Боже!

Так хочется говорить обо всем, обо всем.

А рядом — никого. Пустота. Приезжай.

Письмо от 24.09.1974.

За стеклами окна, в сумерках наступающей сентябрь ской ночи шуршит своими струями дождь. // этот шум дождя, и эта ночь, и комнатный полумрак настолько сегодня по душе мне, что я улыбаюсь невольно и пишу для тебя свое письмо. «Добрый день, Надюшка!», — шепчу я, как волшебное заклинание, эти слова, словно ты и впрямь можешь услышать их…. А впрочем…. Я ведь знаю, ~ ты не спишь, ты лежишь, наверное, с открытыми глазами и ждешь, ждешь, ждешь своего чуда, которое столь долго не может прийти к тебе.

И так пройдет ночь и начнется новое утро нового дня, — дня совсем обыденного, без излишних прикрас и чудес. «День, как день», ~ вздохнешь ты с сожалением, что вновь не принес он для тебя чуда. Но, как бы хотел я сказать тебе, вдохнуть в тебя свою веру, что будет чудо, будет! Настанет оно, придет к тебе тогда, когда ты меньше всего будешь ждать его. Верь мне. Будет чудо. Будет Луна в полнеба! Будут звезды светить в ночи. Ведь все-все впереди.

Пусть будут у нас тоскливые, тянущиеся дни, недели, месяцы, но мы будем верить, что они все равно кончатся. Переживем. Не впервые.

Не завидую мирной, спокойной реке;

Равнодушные воды лениво текут

И теряются где-то, как будто в песке —

Не река, а гнилой, застоявшийся пруд.

Сердце тянется к волнам стремительных дней!

О, душа, мне бы ритм твой заветный сберечь

От летящих навстречу гремящих камней,

Что готовы меня, словно птицу, подсечь

Где-то жадный вампир кровь людскую сосет.

Друга трус предает. Праздник празднует вор.

Но довольно! Ничто их уже не спасет,

Хватит сил у меня, чтобы дать им отпор.

Загляну я в пустые глаза палачу, ~

Путь ему прегражу и отброшу назад.

Если подлость увижу, вовек не смолчу ~

Пусть в меня остроносые камни летят.

Пусть порою в меня попадают они,

Устою, нестерпимую боль затая, —

 От бесчестия только, Бог, сохрани,

Заклинаю! (Хоть в Бога не верую я).

Жизнь не жизнь без страданий, тревог и забот,

Жизнь — стремление ввысь, и полет, и борьба…

Что, скажите, безвольного, слабого ждет,

Что мучительной доли смеренной раба?!

Жизнь щедра — одаряет и злом, и добром,

У меня и печали, и радости есть,

То пою, то груду неизвестно о чем,

Есть враги и друзей, неподкупных не счесть.

Ну, а если душа словно лед холодна,

Безразлично ей все, никого ей не жаль-

Жизнь пуста… Каравану подобна она,

Что плетется унылой дорогою вдаль.

Рамз Бабаджан

Нужна ли нам, такая душа, как лед? Нет, нет, нет. Лучше смерть, чем смотреть на мир сквозь призму уныния и безразличия! Верно ведь, Надюшка?! Вот потому, наверно, и выбрал я для себя, для жизни своей, для тропы в будущее не патетический афоризм, не словеса краснобайства, самое простое, чего нужно придерживаться — всегда и всюду.

Что бы ни было ~ помнить надо

Принцип жизни моей неизменен:

«Мы должны научиться не падать

В самый горестный час на колени!».

И не фразёр я. Нет. Трудно писать о себе. Кто я? Не знаю. Просто ~ я человек. Пожалуй, и все, что нужно о себе сказать. Увы, но я и не идеал, ведь как и у каждого, у меня, наверное, существуют свои недостатки. А вообще-то, мне двадцать два. Много это или мало, право же, не могу сказать. Но иногда у меня возникает такое впечатление, словно я уже старик, что за плечами не два десятка, а целых пять. И впечатление это так поражает меня, что я уже начинаю думать не о количестве лет, а о том, что как короток путь человеческий. Странно, не правда ли?

Но я люблю жизнь. Я ее люблю такую, какая она есть. Помню, еще раньше, когда мне было шестнадцать лет, я видел в жизни лишь красочные идиллии и романтику. Прошло время. Я стал иным. И уже привык принимать от жизни и радости, и горечи, и добро, и зло… Потому что — это жизнь. В детские, самые счастливые воспоминания, улетели идиллистические пасторали, разноцветные стеклышки, сквозь которые я смотрел на мир восторженными глазами. Детские воспоминания, почему они самые яркие, самые светлые? Да потому что в них самое дорогое мне — ласковые руки матери, добрые лица бабушки и деда. Плеск голубиных крыльев над крышей родного дома. Шуршание сена и запах парного молока. Белый цвет черемухи, песни соловьиные в ивовых кустах. Игры моих сверстников. Словом, это тот мир, за который сейчас бы я отдал всю жизнь свою, если бы взамен мне предложили целый день жизни в детстве. Так сладко и больно вспоминать все это! И бешеный галоп лошади, рвущей воздух своим стремительным бегом. И ты сидишь, прижавшись к ее шее и чувствуешь, как по телу хлещут струи воздуха. А сердце стучит в ритм бега, ~ «та-та-та, та-та-та»… И озеро, заросшее прекрасными белыми лилиями. И сосновые боры, дурманящие голову своим смолистым запахом. И белые березы, шепчущие на ветру о вольной шири земли.