Преступления и призраки (сборник) - Дойл Артур Игнатиус Конан - Страница 47

• Предыдущая
• 47/90
• Следующая

– Да, милая, вы правы. Иначе эта особа начала бы тянуть, и опаздывать, и…

Миссис Клайв посмотрела в окно:

– О, смотрите: вот она, спешит к нашему крыльцу. Ну, будем справедливы, не так уж сильно она и опоздала.

Платье было благоговейно распаковано – и заказчица, изнывая от нетерпения, немедленно облеклась в него. Вторая дама и портниха пристально наблюдали за этим священнодействием: одна – с той особой заинтересованностью, которая так характерна и естественна для женщины, подруга которой примеряет новый предмет гардероба; другая – с трепетом.

– Ах, милая, ну как, вам нравится? Мне – да! И красиво, и удобно сидит. Я опасалась, что вот тут и тут, в плечах, будет немного жать – но нет: подогнано идеально!

– О да, дорогая, согласна, что пошив отличный. Но если говорить о материале… Скажу честно: мне все-таки не кажется, что использован фуляр того же качества, как тот, что мы видели в магазине. Признайтесь, миссис… э-э… миссис Раби: вы приобрели более дешевый сорт ткани?

– Уверяю вас, мадам, что это тот же самый сорт.

– Пусть будет так, миссис… Раби, но вот нитки вы точно использовали иные, не отрицайте!

– Нет-нет, мадам: точно такие же.

Тщетно поискав, к чему бы еще придраться, зоркая наблюдательница с неудовольствием пожала плечами:

– Во всяком случае, насчет того, что платье сшито точно по мерке, возражать не стану. Приходится верить собственным глазам.

– Вот и замечательно! Особенно если учесть цену.

– Да, если учесть цену… А в остальном, дорогая, это дело вкуса. Что касается меня – то я бы все-таки предпочла купить то платье из магазина за пятнадцать гиней, а не выбрасывать десять фунтов на эту кустарную подделку.

– Ну право же, дорогая… – понимающе улыбнулась заказчица. И повернулась к портнихе:

– Хорошо, милочка: вы, признаю, неплохо потрудились, ваша работа меня в общем и целом устраивает.

После чего десять фунтов перешли в руки молчаливой и до предела утомленной женщины, которая все это время, опустив взгляд, стояла перед хозяйкой дома, ожидая ее решения.

Странны и удивительны извивы женской души, и не мужчине понять их. Опустошенная, ни о чем не думающая, миссис Раби шла домой, устало переставляя ноги: омнибус теперь был для нее слишком дорогим удовольствием. Все ее радужные надежды, которым она предавалась еще сегодня утром, рухнули в прах; все хрупкое благосостояние, с таким трудом достигнутое ее руками, теперь предстояло воссоздавать заново. Кто знает, удастся ли это вообще, а если даже так – то сколько времени и сил придется принести этому в жертву.

Уже подойдя к Бромптон-роуд, она обратила внимание на толпу уличных мальчишек, со свистом и кривлянием вытанцовывающих вокруг чего-то, распростертого на земле. Заглянув через их плечи, женщина увидела барахтающееся на мостовой существо, которое лишь по происхождению принадлежало к роду человеческому, однако подлинно человеческий облик был им безнадежно утерян: во всяком случае, на данный момент. Всмотрелась в его лицо – бессмысленное, искаженное какой-то брезгливой гримасой, покрытое уличной пылью…

По Бромптон-роуд проезжал кеб. Миссис Раби немедленно остановила его.

– Это мой муж, – сказала она полисмену, который как раз в эту минуту приблизился к толпе, собравшейся вокруг потерявшей человеческий облик фигуры. – Он болен. Пожалуйста, сэр, помогите мне посадить его в кеб. Мы живем тут неподалеку, но он, кажется, сейчас не сумеет дойти до дома.

Полисмен и кебмен, переглянувшись, помогли ей пристроить пьяницу на сиденье. Человекоподобная обезьяна, в которой только очень внимательный взгляд мог узнать мистера Раби, что-то нечленораздельно бормотала и хихикала. Женщина села рядом со своим мужем и обняла его. Одежда пьяницы была еще грязнее, чем его лицо, шляпу он потерял, спутанные, слипшиеся от пота волосы ниспадали на глаза.

Кеб тронулся. От толчка мистер Раби склонил голову на грудь своей жене. Она обняла его вновь – не как мужа, а как ребенка.

– Они смеялись над нами, да? – произнесла женщина. – Они дразнили нас, называли нас всякими гадкими прозвищами? Ну ничего: мы сейчас пойдем домой… Ты сейчас пойдешь домой, дорогой, к своей милой маленькой Элен… Ты ведь не будешь больше непослушным мальчиком, правда? Ну, вот… Все наладится, все будет хорошо…

О, слепая, нерассуждающая, глупая, ангельская женская любовь! Какого еще чуда может требовать для себя мужское племя, обитающее на этой грешной земле?!

Вдова Эсдайл, проживающая в особнячке «Под липами», город Берчспул[52], была не просто одной из благовоспитанных дам, служащих украшением цивилизованного общества; она и сама входила в когорту тех активных творцов, чьими усилиями современное общество ежеминутно обретает все большую цивилизованность. Ее личные достижения в области естественных наук поражали своей глубиной. Она была не только почетным председателем женской секции местного отделения «Общества эклектики», но и воистину ярчайшей звездой на его небосклоне. Приватно, чтобы никого не обидеть, даже высказывалось мнение, что когда профессор Томлисон читал на этой секции свой знаменитый доклад «Некоторые соображения по поводу перигенеза пластидул», миссис Эсдайл оказалась единственной слушательницей, которая смогла следить за логикой изложения даже после того, как профессор огласил название доклада. Так или иначе, на званых вечерах «Под липами» не вели светские беседы, а горячо поддерживали теорию Дарвина, посмеивались над странными заблуждениями Миварта, со скепсисом воспринимали гипотезы Геккеля и покачивали головой при упоминании последних работ Вейсмана.[53] Все это проделывалось с такой уверенной, даже снисходительной фамильярностью, что у вхожих «Под липы» университетских профессоров вызывало подлинное восхищение, зато те немногие из студентов, которые рисковали ступить под этот гостеприимный, но в высшей степени просвещенный кров, испытывали поистине священный трепет.

Разумеется, у миссис Эсдайл имелись и недоброжелатели. Собственно, у кого из выдающихся натур их нет! Можно даже сказать, что наличие недоброжелателей – своего рода привилегия, доступная лишь избранным. Злые женские языки что-то нашептывали об изнурительной зубрежке энциклопедических справочников и университетских учебников, будто бы имевшей место перед каждой из непринужденных бесед, и о тщательном ограничении обсуждавшихся под липовой сенью вопросов, которые никоим образом не должны были выходить за довольно-таки узкий круг тем, хоть относительно знакомых хозяйке. Иногда даже приходилось слышать кощунственные обвинения, будто бы небольшие объемы освоенной информации имели тенденцию меняться местами, из-за чего в ходе разговора о перспективах энтомологии хозяйка вдруг начинала употреблять термины «магма» или «базальт» – и наоборот: во время обсуждения геологических вопросов слушатели иногда бывали огорошиваемы рассуждениями о жуках или бабочках. Злопыхатели (точнее, в основном злопыхательницы) утверждали, что в каждом из таких случаев представители подлинно научной общественности испытывали решительное недоумение.

Но чего и ждать от сплетников, а особенно сплетниц! Все, кто по-настоящему знаком с миссис Эсдайл, дружно утверждают: эта собеседница столь же очаровательна, сколь и интеллектуальна. Так что было бы по меньшей мере крайне странно, не пользуйся она популярностью у местных представителей ученого сословия. Ее тщательно ухоженный дом, двое ее замечательных отпрысков, ее гостеприимство (а злопыхатели говорят – еще и доставшийся ей от покойного мужа капитал, обеспечивающий две тысячи фунтов ежегодного дохода) – все это, безусловно, только способствовало вышеназванной популярности. В ухоженном саду «Под липами» летом и вокруг жарко натопленного камина зимой вести научные диспуты было так приятно, что беседа о микроорганизмах, лейкоцитах и способах антисептики текла буквально сама собой. Даже когда представители Университета, суровые, твердокаменные материалисты, отстаивали свою позицию в полемике со столь же ортодоксальными представителями церковных кругов (благо кафедральный собор находился в чрезвычайно удобной близости от усадьбы) – так вот, даже эти дискуссии проходили без нарушений правил приличия. А в тех исключительно редких случаях, когда Научное Доказательство и Символ Веры до такой степени забывались, что уже готовы были перейти к рукопашным доводам, достаточно было тактичного и своевременного вмешательства самой миссис Эсдайл или ее прелестной дочери Розы, чтобы вновь наступил всеобщий мир и благорастворение воздухов.

• Предыдущая
• 47/90
• Следующая