Прекрасное далеко - Брэй Либба - Страница 34

• Предыдущая
• 34/158
• Следующая

— Представить не могу, чтобы Бригид среди ночи выбралась из постели, чтобы разрисовать камни. Она же целыми днями напролет жалуется, что у нее спина болит, — напоминаю я им.

Сесили окунает щетку в ведро с мутно-красной водой.

— А если предположить, что это просто хитрость с ее стороны? Что, если она на самом деле ведьма?

— Она так много знает о феях и всяком таком, — округлив глаза, говорит Марта.

Подозрения превращаются в игру. Фелисити тоже таращит глаза, копируя Марту. И наклоняется к ней.

— Ты подумай вот о чем: разве у хлеба, который она печет, нет привкуса детских душ? Я сейчас упаду в обморок!

И она прижимает ладонь ко лбу.

— Я серьезно говорю, Фелисити Уортингтон! — сердится Марта.

— Ох, Марта, да ты же никогда не бываешь серьезной! — поддразнивает ее Фелисити.

— Но зачем было помечать восточное крыло кровью? — спрашиваю я.

Сесили некоторое время размышляет над моим вопросом.

— Из мести. Чтобы напугать рабочих.

— Или чтобы пробудить злых духов, — предполагает Марта.

— А что, если это знак какой-то колдуньи… или самого дьявола? — шепчет Элизабет.

— Это может быть и для защиты, — говорит Энн, продолжая скрести камень.

Элизабет фыркает.

— Для защиты? От чего?

— От зла, — отвечает Энн.

Сесили щурится.

— Да ты-то откуда знаешь?

Энн внезапно осознает, что вступила на скользкую почву.

— Я… я читала о таком… в Би-библии.

Что-то особенное мелькает в глазах Сесили.

— Это ты сделала?

Энн роняет щетку в ведро, и грязная вода выплескивается ей на фартук.

— Н-нет… Я… я этого не делала!

— Тебе завидно, что мы счастливы, что разговариваем о чайных приемах и вечеринках? И ты хочешь все это разрушить!

— Нет! Не хочу!

Энн вытаскивает щетку из ведра и снова принимается за работу, но при этом бормочет что-то себе под нос.

Сесили хватает ее за плечи и поворачивает лицом к себе.

— Что ты сказала?

— Прекрати, Сесили! — говорю я.

Энн краснеет.

— Н-ничего.

— Что ты сказала? Мне бы хотелось это услышать!

— Мне тоже, — вторит ей Марта.

— Ох, Сесили, да что с тобой? — возмущается Фелисити. — Оставь ее в покое, слышишь?

— Я имею право знать, что она сказала у меня за спиной, — заявляет Сесили. — Ну же, Энн Брэдшоу! Повтори это! Я требую, чтобы ты повторила!

— Я сказала, что однажды ты об этом пожалеешь, — шепчет Энн.

Сесили хохочет.

— Я — пожалею? Да что, скажи на милость, ты можешь мне сделать, Энн Брэдшоу? Что вообще ты могла бы мне сделать когда-нибудь?

Энн смотрит на камни. И принимается тереть щеткой одно и то же место.

— Думаю, ничегошеньки, — продолжает Сесили. — Через месяц ты займешь надлежащее место прислуги. Ты для него предназначена. И давно пора понять и признать это!

Наша работа наконец закончена, мы выплескиваем из ведер омерзительную воду и тащимся к школе, измученные и грязные. Разговор перешел на предстоящий бал и костюмы, которые мы наденем. Сесили и Элизабет хотят быть принцессами. Им не терпится начать выбирать шелк и атлас, из которого им сошьют чудесные платья. Фелисити твердит, что она будет валькирией. Я говорю, что мне хотелось бы выступить в роли Элизабет Беннет, героини мисс Остин, но Фелисити заявляет, что это самый скучный костюм за всю историю костюмированных балов и что, само собой, никто и не поймет, кого я изображаю.

— Мне хотелось посоветовать Сесили прыгнуть в озеро, — бормочет Энн.

— И почему ты этого не сделала? — спрашиваю я.

— А что, если она наврет миссис Найтуинг, будто это я разрисовала камни? Что, если миссис Найтуинг ей поверит?

— «Что, если, что, если», — с раздраженным вздохом передразнивает ее Фелисити. — А что, если бы ты хоть раз восстала против нее?

— У них вся власть, — жалуется Энн.

— Да потому, что ты сама им ее отдала!

Энн отворачивается от Фелисити, задетая.

— Я и не ожидала, что ты поймешь.

— Да, — рявкает Фелисити, — ты права. Я никогда не пойму твое вечное желание просто лечь и умереть. Если ты хотя бы не попробуешь бороться, мне будет ничуть тебя не жаль!

Время у нас расписано, как у солдат. За уроком музыки — урок французского языка, потом — перерыв на ленч, и нам подают скучнейшую вареную треску. Потом урок танцев. Мы заучиваем движения кадрили и вальса. Поскольку сегодня день стирки, нас отправляют в прачечную, чтобы мы отдали прачке свое белье и платья, а заодно и заплатили ей за работу. Потом мы переписываем предложения из «Николаса Никльби» мистера Диккенса, совершенствуя каллиграфию. Миссис Найтуинг шагает между ровными рядами столов, делая замечания о красоте петель и завитков букв. Если мы сажаем на лист кляксу — а при том, что чернила стекают с перьев и пальцы у нас устали, это неизбежно, — мы должны заново переписывать всю страницу. Когда директриса объявляет о конце урока, у меня косят глаза, а пальцы, похоже, никогда больше не смогут разогнуться.

Когда опускается вечер, мы окончательно измотаны. Я никогда не была так рада виду кровати. Я натягиваю тонкое одеяло до подбородка, и как только голова касается подушки, я погружаюсь в сон, запутанный, как лабиринт.

Леди в лавандовом платье кивает мне, выглядывая из густого лондонского тумана. Я следую за ней к книжной лавке. Она вытаскивает с полок книги, пока наконец не находит ту, которая ей нужна. Она кладет ее на стол, открывает и начинает рисовать, покрывая страницы непонятными линиями и значками, которые напоминают мне карту. Она с бешеной скоростью чертит по странице, но нас перебивает стук лошадиных копыт. Глаза леди расширяются от страха. Окно вдруг затягивает морозными узорами. Холодный туман вползает сквозь трещины в двери. Дверь внезапно распахивается. Гнусный монстр в оборванном плаще принюхивается — это ищейка из Зимних земель.

— Жертва… — завывает монстр.

Я просыпаюсь и обнаруживаю, что сбросила все до единой книги с полки. Они грудой лежат на полу.

Энн сонным голосом окликает меня:

— Джемма, почему ты устроила такой шум?

— Я… у меня был кошмар. Извини.

Она переворачивается на другой бок и снова засыпает. Сердце все еще бешено колотится, я начинаю перебирать книги. «Джейн Эйр» совершенно изодрана. Я горюю над ней, как будто пострадала я сама, а вовсе не мисс Эйр. «Книга джунглей» мистера Киплинга тоже изорвана. «Гордость и предубеждение» мисс Остин слегка потрепана, но в общем осталась цела. Но единственной книгой, полностью избежавшей надрывов и царапин, оказалась «История тайных обществ», и я должна порадоваться, что хоть что-то выжило после моего ночного налета.

Я аккуратно возвращаю книги на полку, корешками наружу, кроме «Гордости и предубеждения», потому что мне нужно утешение давнего друга. Мисс Остин составляет мне компанию в свете лампы, мы вместе до самого утра, когда я наконец засыпаю, и мне снится мистер Дарси, который так хорош, как только может мечтаться любой девушке.

— Я просто поверить не могу, что я, Энн Брэдшоу, увижу Лили Тримбл в ее величайшей роли!

— Да, в общем, ты ее увидишь, но не как Энн Брэдшоу.

Я прикладываю к простой соломенной шляпке темно-зеленую ленту. Она не делает меня красавицей, но я выгляжу вполне достойно.

— Мне очень жаль, что ты не можешь пойти туда под собственным именем, Энн.

Она кивает, уступая.

— Это неважно. Я ее увижу, и это все, что меня интересует.

— Ты уже обдумала свою иллюзию? — спрашиваю я.

— О да!

Энн сияет.

— Очень хорошо. Значит, попробуем?

Я беру Энн за руки. Энн еще удерживает в себе малую толику магии, и та соединяется с новой порцией, которую я передаю подруге. Я ощущаю, как сила перетекает из моих рук в руки Энн и обратно, как нас связывает невидимая нить.

— Ладно, продолжай, — улыбаясь, говорю я. — Превращай себя в кого хочется. Мы подождем.

— Это займет всего минутку! — взволнованно восклицает Энн, щеки у нее пылают. — Обещаю!

• Предыдущая
• 34/158
• Следующая