Химия чувств. Тинктура доктора Джекила - Фантаски Бет - Страница 11

• Предыдущая
• 11/56
• Следующая

– Спи, сынок, – настойчиво сказал он, направляясь к двери. – Не бери в голову, спи. Дай мне слово.

– Хорошо, – ответил я. Но это удивительно: сам он почему не спит? Так поздно он никогда не засиживался. – Я постараюсь…

Я лег на мокрые от пота простыни, безуспешно стараясь успокоить разыгравшееся воображение, я слышал, как отец пошел в свою комнату, потом он открывал и закрывал шкафы. А когда он пошел в душ, я встал и подошел к полке с книгами, нашел «Сновидения» Карла Юнга – отец дал мне эту книгу, когда у меня начались кошмары.

– Это придаст тебе уверенности – пообещал он. – Сны действительно что-то говорят о внутреннем мире человека, но они не являются истинно в последней инстанции.

Как и уверял отец, временами книга действительно меня успокаивала. Но сегодня я отложил «Сновидения» в сторону и полез за романом, который был спрятан за ними. За первым изданием «Странной истории доктора Джекила и мистера Хайда», которое дедушка подарил мне накануне – в прямом смысле этого слова – своей смерти.

Я нащупал знакомый надрез на кожаной обложке – словно кто-то надругался над этой полной насилия книгой. Я достал ее. Включил лампу и открыл первую пожелтевшую страницу, где дед оставил свою подпись: «Тристену с благодарностью за его силу в минуту моей слабости».

Там было еще и пятно. Отпечаток пальца. Иногда я прикладывал к нему собственный палец, проверяя, подходит ли он, и гадал, на кого указывает этот перст – на деда или на меня? И если я действительно замешан во всей этой путаной истории, то чем она обернется для меня – и для девушки из моего кошмара?

Ночь, река и она. И тот вечер с дедом. Сломанная рука Флика. Кошмар, который действительно становился все более реальным и ярким. Бумаги, о которых сказала мне Джилл Джекел…

Я смотрел на темное пятно в книге, вспоминая о предложении одноклассницы… и ее саму – на трибуне, она казалась такой маленькой и робкой. И очень умной. А еще у нее были документы, невероятно ценные документы.

Вдруг туман и дымка над рекой точно рассеялись, я принялся листать книгу, терзая страницы в поисках дословной цитаты, вспыхнувшей вдруг в моем мозгу. Наконец нашел ее и с выражением прочел вслух:

Я закрыл книгу, мысли вихрем проносились у меня в голове.

Препарат Джекила не только породил Хайда…

Джилл хотела, чтобы я ей помог, но, может, и она окажется мне полезна?

Идея казалась почти абсурдной. Но я был готов ухватиться за самую тонкую соломинку. Стоя в спальне, слушая, как отец посреди ночи принимает душ, вспоминая жажду крови, с которой я очнулся от кошмарного сна, и осознавая, сколько страшного я не мог – или, быть может, не хотел – вспомнить, вдруг внезапно и четко осознал, что если в том ящике, которого я еще не видел, не скрыто решение моей проблемы, то я обречен.

Я передвинула мольберт поближе к окну в гостиной, чтобы успеть поработать, пока солнце еще не село. Работа застопорилась. Я писала автопортрет – это было самое серьезное задание в этом году, и оценка за год на двадцать процентов зависела от него.

Я подняла повыше свою прошлогоднюю школьную фотку, с которой рисовала, сделала шаг назад, чтобы посмотреть на холст под другим углом, сравнить рисунок с фотографией. Где моя ошибка? В улыбке? В глазах?

Мисс Лэмпли, моя преподавательница, согласилась с тем, что что-то в портрете не так.

– Технически у тебя все верно, как всегда, – задумчиво прокомментировала она, подойдя ко мне на уроке. – Но сущности Джилл Джекел тебе уловить не удалось. Чего-то не хватает.

Я смотрела в глаза собственному портрету. Мне пришлось очень постараться, чтобы передать их непростой каре-зеленый цвет, который никогда мне не нравился. Но попадания в цвет оказалось недостаточно.

В чем моя «сущность»?

Я разочарованно вздохнула и попыталась прикрепить снимок к холсту, но, услышав громкий стук в дверь, уронила его.

Я резко развернулась в сторону прихожей, удивившись и насторожившись.

Не открывай, сказала себе я. Уже вечерело, к тому же я обещала маме, пока она на работе, никого без спроса домой не впускать.

Тут снова постучали, на этот раз еще громче, и я тихонечко пошла в прихожую, чтобы проверить замок, убедиться, что дверь заперта. Но едва я протянула к ней руку, как услышала:

– Джилл? Ты дома?

Раздался знакомый голос, и я заколебалась. «Никого не впускать» однозначно подразумевало «не пускать парней».

– Джилл, я знаю, что ты там. Я тебя слышал, – сказал он. – Открой, а?

Ну неужели сейчас я должна послушаться маму, а не Тристена Хайда, который стоял на крыльце с сумкой через плечо, скрестив руки, и ждал? Я открыла и увидела его высокую, внушительную фигуру.

– Э, вообще-то мне не положено…

Но Тристен уже шагнул через порог и объявил:

– Джилл, я еще раз подумал над твоим предложением по поводу конкурса. Считаю, что за это стоит взяться. – И хотя я так и стояла у него на пути, он прошел мимо меня и направился в гостиную. – Давай обсудим.

– Тристен, погоди… – Я поплелась за ним. – Мамы нет дома, и…

Но Тристена это не беспокоило, мне показалось, что его заинтересовало что-то в гостиной.

Поначалу я подумала, что он смотрит на картину, и у меня внутри все похолодело.

– Я еще не дорисовала, – выпалила я, защищая свое творение от возможной критики. – Я понимаю, что с выражением лица тут что-то не так!

Но когда Тристен повернулся ко мне, я осознала, что он смотрел не на портрет. Он показал в дальний угол комнаты и спросил взволнованно:

– Джилл, это то, что я думаю?

И хотя мне хотелось поговорить о конкурсе, а ответила, что наш старый рояль не настроен, но Тристен решительно направился к нему, пройдя мимо мольберта и даже не обратив внимания на портрет. Инструмент, на котором мы с мамой складывали всякое барахло, точно магнит притянул его к себе.

– Джилл, это же старинный «Стэйнуэй», – сказал он, бросив свою сумку на пол, и убрал со стула стопку журналов.

– Хороший? – поинтересовалась я, следуя за ним. Проходя мимо мольберта, я спрятала свою работу, повернув ее лицом к стене.

– О, да. – Тристен поднял крышку, обнажив клавиши, которые не видели света уже несколько лет. – У меня дома тоже «Стэйнуэй». Миньон. Есть что-то в этих древних инструментах… – Он вопросительно посмотрел на меня, уже коснувшись пальцем клавиши. – Можно?

– Да, – сказала я, вспомнив ту прекрасную мелодию, которую слышала на компьютере. – Хочу еще раз послушать, как ты играешь.

У Тристена изогнулись брови.

– Еще раз?

Я осознала, что проговорилась, и лицо мое вспыхнуло.

– Я слышала запись у тебя на «МайСпейсе», – призналась я.

– Правда? – На его губах обозначилась улыбка. Та же самая улыбка, которую я видела в первый день этого учебного года в кабинете химии, когда Тристен подумал, что я за ним наблюдаю. – Слышала?

– Я… То есть Бекка открыла твою страницу. – Я свалила все на подругу, снова краснея.

– Ах да, Бекка. – Улыбка его угасла, и он повернулся к роялю.

Я вдруг вспомнила, что она начала рассказывать о том, как виделась с Тристеном прошлым летом. Но не закончила. Что тогда между ними произошло?

– Посмотрим, на что годится этот заброшенный инструмент, – сказал Тристен, меняя тему, и уселся за рояль.

Я стояла посреди комнаты, единственная слушательница, и чувствовала себя крайне неловко. Я ждала, когда Тристен заиграет ту чудесную мелодию, которую я слышала прежде. Чего я не предполагала, так это того, что Тристен так сильно преобразится.

Он закрыл глаза, поднял руки над клавиатурой, напряг пальцы. И когда заиграл, легко ударяя по клавишам, извлекая из них нежную мелодию, показалось, что он здоровался с инструментом, предлагал ему свою дружбу. Мне стало ясно – он очень необычный человек, и все, что он делает, похоже на… волшебство.

• Предыдущая
• 11/56
• Следующая