Разгадай меня - Мафи Тахира - Страница 80

• Предыдущая
• 80/101
• Следующая

Я начинаю хватать ртом воздух.

— Тебе здесь не место, — говорит он. — Тебе не место среди этих людей. Они затянут тебя вместе с собой, и тогда тебя убьют…

— Но у меня нет другого выбора! — Я в негодовании, я возмущена. — Но я лучше останусь здесь с теми, кто хочет помогать, кто пытается сделать жизнь другой! Они по крайней мере не убивают невинных людей…

— Ты полагаешь, твоим друзьям не приходилось раньше убивать? — кричит Уорнер, указывая на дверь. — Ты думаешь, Кент не убил ни одного человека? И Кенджи не стрелял в грудь незнакомцу? Они были оба моими солдатами! И я своими собственными глазами все это видел!

— Они пытались выжить, — говорю я, стараясь отогнать ужасы, которые представляет мне мое воображение. — Они никогда не были верны Оздоровлению…

— Моя верность, — заявляет он, — тоже не принадлежит Оздоровлению. Я предпочитаю верить тем, кто знает, как нужно жить. В этой игре у меня имеются только два варианта, любовь моя. — Он тяжело дышит. — Убить. Или быть убитым.

— Нет, — говорю я и отступаю на шаг. Мне становится плохо. — Так не должно быть. Ты не должен так жить. Ты можешь уйти от отца, от той своей жизни. Ты не должен быть тем, каким он тебя хочет видеть…

— Слишком поздно. Необратимые повреждения уже были сделаны. Я уже смирился со своей судьбой.

— Нет… Уорнер…

— Я не прошу тебя волноваться за меня, — говорит он. — Я прекрасно знаю, как выглядит мое будущее, и меня это вполне устраивает. Я счастлив жить в одиночестве. Я не боюсь провести остаток жизни в компании с самим собой. Одиночества я не страшусь.

— Но ты не должен так жить, — говорю я. — Тебе не нужно оставаться одному.

— Я не останусь здесь, — говорит он. — И хочу, чтобы ты это знала. Я найду способ выбраться отсюда. Я покину это место сразу же, как только мне представится такая возможность. Мой отпуск, — убедительно произносит он, — официально подошел к концу.

Тик-так.

Касл вызвал нас на срочное совещание, чтобы проинструктировать по поводу завтрашнего сражения. До нашего выступления остается меньше двенадцати часов. Мы собрались в столовой, потому что именно здесь могут усесться сразу все.

Мы поели напоследок, потом натянуто побеседовали, вернее, обменялись друг с другом несколькими фразами. В общем, два часа прошли в напряженной обстановке с неуместными смешками и сдавленным кашлем. Со стороны это больше походило на собрание задыхающихся астматиков. Последними в столовую прошмыгнули Сара и Соня. Они обе сразу же заметили меня и приветственно помахали мне руками, прежде чем уселись на свои места в противоположной от меня стороне зала. Затем слово взял Касл.

Сражаться будут все.

Все физически здоровые мужчины и женщины. Пожилые, те, кто не в состоянии вступить в бой, останутся с детьми, куда входят Джеймс и его старые товарищи.

Сейчас Джеймс нервно сжимает руку Адама.

Андерсон пойдет против простых людей, как объясняет нам Касл. Люди неоднократно восставали и выражали протест относительно Оздоровления, и теперь это стало происходить гораздо чаще. Наше выступление дало народу надежду. Так говорит Касл. Раньше они довольствовались слухами о сопротивлении, а наше сражение подтвердило эти слухи. Они ждут, что мы их поддержим, выступим на их стороне. И мы впервые покажем свои способности в открытом бою.

На контролируемой территории.

И тогда гражданские увидят нас такими, какие мы есть на самом деле.

Касл предупреждает нас об агрессии с обеих сторон. Он говорит, что иногда, особенно в состоянии испуга, люди начинают неадекватно реагировать на таких, как мы. Они предпочитают, так сказать, классический террор чему-либо неизвестному или необъяснимому. Вот почему наше присутствие, наше выступление может породить новых врагов.

К этому мы должны быть готовы.

— Тогда почему мы должны их защищать? — кричит кто-то из дальнего угла зала. Это женщина. Она поднимается со своего места, и я вижу ее блестящие черные волосы, похожие на чернильное полотно, опускающееся с ее головы до талии. Ее глаза блестят при свете флуоресцентных ламп. — Если они станут проявлять свою ненависть к нам, с какой стати мы должны их поддерживать? Это просто смешно!

Касл набирает в грудь побольше воздуха.

— Мы не можем обвинять их всех за глупость одного.

— А если это будет не один, а? — вступает новый голос. — Сколько их повернутся против нас?

— Это мы знать не можем, — говорит Касл. — Может быть, это будет один человек. Или вовсе ни одного. Я просто предупреждаю вас: будьте осторожны. Вы всегда должны помнить, что эти гражданские — люди невинные и невооруженные. Их убивают за непослушание — только за то, что они высказывают свое мнение и хотят нормального к себе обращения. Они изголодались, они потеряли свои дома и семьи. Конечно же, вы сумеете установить с ними связь. У многих из вас тоже потерялись родственники. Они теперь разбросаны по всей стране, разве не так?

В толпе начинается ропот.

— Вы должны представить себе, что перед вами ваша мать. Или отец. Среди них ваши братья и сестры. Им больно, их угнетают. Мы должны помочь им, хотя бы немного. Это единственно верный путь. И мы сейчас их единственная надежда.

— А что там с нашими людьми? — Еще один человек поднимается со своего места. Ему где-то под пятьдесят, это крепкий, хорошо сложенный мужчина очень высокого роста. — Где гарантии, что мы вернем себе Уинстона и Брендана?

Касл опускает взгляд, правда, всего на секунду. Интересно, одна ли я сумела заметить, как в его глазах мелькнула и тут же упорхнула прочь острая боль?

— Никаких гарантий нет, друг мой. И никогда не было. Но мы постараемся сделать все возможное. Мы не сдаемся.

— Тогда что толку было брать в заложники того юнца? — возражает мужчина. — Почему бы просто не взять да убить его? Почему мы до сих пор держим его у себя? Он ничего хорошего для нас не делает, только ест нашу пищу и пользуется нашими благами!

Толпа раздражена, начинается какое-то безумие. Все какие-то злые и переполнены отрицательными эмоциями. Кричат тоже все одновременно и примерно одно и то же: «Убить его!», «Покажем Верховному!», «Надо сделать заявление!» и «Он заслуживает смерти!».

Неожиданно сердце у меня сжимается. Я начинаю часто дышать и понимаю, что мысль о том, что Уорнер мертв, меня совсем не радует.

И это меня страшит.

Я смотрю на Адама в надежде увидеть другую реакцию, но я сама не знаю, чего мне можно ожидать. Наверное, я глупая девчонка, потому что удивлена напряжением в его взгляде, нахмуренному лбу и резкой суровой линии рта. Глупо было ожидать чего-то другого от Адама, кроме неприкрытой ненависти. Конечно же, Адам ненавидит Уорнера. Конечно, это так.

Уорнер пытался убить его.

И он сам, разумеется, хочет, чтобы Уорнер умер.

Мне, наверное, сейчас будет плохо.

— Прошу вас! — кричит Касл. — Я понимаю, что все вы очень расстроены и сильно переживаете ситуацию! Завтра нам предстоит очень серьезный день, но мы не можем переносить всю свою агрессию на одного-единственного человека. Мы должны использовать ее, как топливо, в своей борьбе и при этом оставаться объединенными. Мы никому и ничему не должны позволить разъединить нас. Только не сейчас!

Шесть секунд полной тишины.

— Я не буду драться, пока он не умрет!

— Мы убьем его сегодня ночью!

— Пошли прямо сейчас!

Толпа бушует. Это гул рассерженных людей, настроенных крайне решительно. Их лица пугают, они кажутся разъяренными дикарями в своем безумстве. Я и подумать не могла, что в людях из «Омеги пойнт» таится столько негодования.

— ПРЕКРАТИТЬ! — Касл поднял над головой обе руки, взгляд его исторгает молнии. Все столы и стулья в зале тревожно задрожали, стуча ножками о пол. Люди начали испуганно переглядываться.

Они не в состоянии подорвать авторитет Касла. По крайней мере пока что.

— Наш заложник, — начинает Касл, — уже и не заложник вовсе.

• Предыдущая
• 80/101
• Следующая