Разгадай меня - Мафи Тахира - Страница 79
- Предыдущая
- 79/101
- Следующая
— Это всего лишь вопрос, — говорит он и оказывается прямо передо мной, а я не могу понять, как это случилось. Он все еще смотрит на меня. Его взгляд сосредоточен, но глаза при этом такие волнующие и ясные, и в них сверкает нечто такое, что я никак не могу определить.
Мое-сердце-оно-никак-не-остановится-оно-бьется-все-быстрее-и-быстрее-и-быстрее.
— Говори, Джульетта. Мне очень хочется узнать, что же ты в действительности думаешь обо мне.
— Почему? — Из моего горла слышен только слабый шепот, да и то это лишь попытка потянуть время.
Уголки губ Уорнера поднимаются вверх, а потом эти губы чуть-чуть приоткрываются и словно вторят его удивительному и странному взгляду. Он ничего не отвечает мне. Он не произносит ни слова. Он только подходит еще ближе, изучая меня, а я застыла на месте, и во рту у меня застревает секунда за секундой его молчания, а я борюсь с каждой клеточкой своего тела, с каждой дурацкой молекулой за то, чтобы меня так не влекло к нему.
О
Боже.
Он безумно влечет меня к себе.
Внутри меня растет чувство вины. Оно складывается в стопочки, устраивается на моих костях и рвет меня пополам. Оно шнуром закручивается вокруг моей шеи, оно гусеницей проникает мне в желудок. Это целая ночь, полночь и сумерки, наполненные нерешительностью и смятением. Это все те тайны, которые я больше не храню.
Я сама не понимаю, зачем мне все это нужно.
Я просто ужасный человек.
А он как будто видит все то, о чем я думаю, как будто он чувствует все перемены в моем мозгу, потому что он сам тут же становится каким-то другим. Поток его энергии словно замедляется, глаза становятся глубже. В них читается и забота, и нежность одновременно. У него мягкие губы, они чуть приоткрыты, а воздух в комнате стал гуще, как будто ватный, и я слышу, как кровь бушует в моей голове, прорываясь во все клеточки мозга.
Кто-то должен постоянно напоминать мне о том, что нужно дышать и не прекращать это делать ни на минуту.
— Почему ты не можешь ответить на мой вопрос? — Он смотрит куда-то в глубь моих глаз, и я удивляюсь, как это я еще не расплавилась под таким взглядом. И в этот самый момент я понимаю, я начинаю понимать, что все в нем такое же пронзительное, как и эти глаза. Нет в нем ничего легко понимаемого и податливого, другими словами, такого, что можно было бы сразу, как говорится, «разложить по полочкам». В нем всего очень много. Все, что касается его, обладает эпитетом «очень много». Очень много эмоций, действий, агрессии и гнева.
И любви.
Он опасен, он наэлектризован, его почти невозможно сдержать. Его тело переполнено энергией, и все это очень странно, потому что даже когда он находится в состоянии покоя, эта энергия почти что ощущаема на физическом уровне. В нем, вне сомнений, присутствуют какие-то таинственные силы.
Но у меня уже свое, устоявшееся понятие об Уорнере, в которое я свято верю. Я понимаю, на что он может быть способен. Я хочу снова отыскать в нем девятнадцатилетнего мальчишку, который подкармливал бездомную собачонку. Я хочу верить в мальчика с несчастным детством и деспотом-отцом. Я хочу понять его. Я хочу расколдовать его.
Я хочу верить, что он не просто то, что было залито в форму или вырезано по трафарету, в который его втиснули насильно.
— Я думаю, что ты способен измениться, — слышу я свой собственный голос. — Я считаю, что измениться в состоянии вообще любой человек.
В этот миг он улыбается.
Улыбка медленно озаряет его лицо. Это такая восхитительная улыбка, которая вот-вот взорвется смехом. Но хотя Уорнер весь светится, он почему-то вздыхает. Закрывает глаза. По его лицу видно, что он тронут и наш разговор ему небезразличен.
— Как это мило, — говорит он. — Необыкновенно мило. Потому что ты действительно во все это безгранично веришь.
— Конечно, верю.
Он смотрит на меня и шепчет:
— Но ты ошибаешься.
— Что?
— Я бессердечный, — говорит он мне, и эти холодные пустые слова направлены куда-то внутрь его самого. — Я бессердечный негодяй и жестокая порочная тварь. Мне наплевать на чувства людей. Мне наплевать на их страхи и на их будущее. Мне наплевать на то, чего они хотят, есть у них семья или нет, и я не испытываю при этом ни капельки сожаления, — говорит он. — Я вообще не жалею о том, что когда-либо совершал.
Мне требуется несколько секунд, чтобы сообразить, что тут вообще происходит.
— Но ты ведь извинился передо мной, — напоминаю я. — Вчера вечером ты сам извинился…
— Ты другая, — перебивает он меня. — Ты не в счет.
— Никакая я не другая. Я просто человек, как и все остальные. А ты доказал, что способен на раскаяние. И сострадание. Я знаю, что ты можешь быть добрым…
— Нет, я не такой. — Его голос внезапно становится жестким и властным. — И я не собираюсь меняться. Я не в состоянии стереть все девятнадцать лет своего жалкого существования. И не могу забыть все то, что я успел сделать. Я не могу проснуться в одно прекрасное утро и решить жить отныне чужими надеждами и мечтами. И чьими-то обещаниями о светлом будущем. Я не собираюсь лгать тебе, — продолжает он. — Я никогда не думал о других, никогда не приносил себя в жертву и не шел на компромиссы. Я не хороший и не порядочный и не благопристойный и никогда таковым не стану. Не смогу стать. Потому что даже пытаться стать таким было бы для меня крайне дискомфортно. И совестно.
— Как ты можешь рассуждать подобным образом? — Мне хочется сильно встряхнуть его. — Как же можно стыдиться того, что ты стараешься стать лучше?
Но он меня не слушает. Он смеется.
— Ты можешь себе только представить меня таким? Вообрази, что я улыбаюсь детишкам и выдаю им подарки на день рождения. Или бегу помогать незнакомым людям. Или играю с соседской собакой.
— Да, — киваю я. — Могу.
«Я даже видела нечто подобное», — думаю я, но вслух этого не произношу.
— Нет.
— Почему нет? — не отступаю я. — Почему в это так трудно поверить?
— Такой стиль жизни для меня невозможен.
— Но почему?!
Уорнер сжимает и разжимает кулак, потом проводит пятерней по волосам.
— Потому что я это чувствую, — говорит он, но уже гораздо тише. — Я это всегда чувствовал.
— Что чувствовал? — шепотом произношу я.
— То, что люди думают обо мне.
— Что…
— Их чувства, их энергию… это… я и сам не знаю, что это такое, — признается он. Он расстроен, он отступает назад и трясет головой. — Я всегда мог это сказать. Я знаю, что все ненавидят меня. Я знаю, что мой отец совершенно не любит меня. Я знаю о сердечных страданиях своей матери. Я знаю и то, что ты не такая, как все остальные. — Он замолкает на некоторое время, но потом продолжает: — Я знаю, что ты говоришь правду, уверяя меня, что не испытываешь ко мне ненависти. Что ты хочешь ее испытывать, но не можешь. Потому что в твоем сердце нет враждебности ко мне, а если бы была, я бы сразу об этом узнал. Так же как я знаю, — говорит он хриплым от напряжения голосом, — что, когда мы целовались, ты что-то испытывала. Ты чувствовала то же самое, что и я, и тебе от этого становится стыдно.
Паника капает из меня из всех мест сразу, заливая все вокруг.
— Как ты можешь говорить, что знаешь обо всем этом? — спрашиваю я. — К-как это вообще можно знать?
— Никто не смотрел на меня так, как ты, — шепчет он. — Никто не разговаривал со мной так, как ты, Джульетта. Ты другая. Ты сильно отличаешься от остальных. Ты могла бы меня понять. Но остальному миру не нужно мое сочувствие. Им не нужны мои улыбки. Касл, пожалуй, единственный человек, являющийся исключением из этого правила, но его стремление доверять мне и принять меня к себе только показывает, как слабо это сопротивление. Никто здесь не знает, что он делает, и всех их в конце концов попросту убьют…
— Это неправда… это не может быть правдой…
— Послушай меня, — говорит Уорнер немного раздраженно. — Ты должна понять, что люди, которые что-то значат в этом уродливом мире, — это те, кто обладает реальной властью и силой. А у тебя есть сила. Причем такая, что может потрясти планету, ты можешь завоевать ее целиком. Может быть, пока что еще слишком рано, может быть, тебе еще требуется время, чтобы осознать свой собственный потенциал, но я готов ждать. Я всегда буду желать, чтобы ты оказалась на моей стороне. Потому что мы двое… мы двое… — Он замолкает. Похоже, ему не хватает дыхания. — Ты можешь себе это представить? — Он пристально смотрит мне в глаза, его брови сдвинуты. Он изучает меня. — Конечно, можешь, — шепотом добавляет он. — Ты постоянно думаешь об этом.
- Предыдущая
- 79/101
- Следующая
