Реквием - Оливер Лорен - Страница 49
- Предыдущая
- 49/66
- Следующая
— Мне не хотелось есть, — просто отвечает Касси.
Джен вздыхает.
— Тебе повезло, что я сегодня добрая, — говорит она, подмигивая. — Вы побудете тут с ней минутку? — Этот вопрос адресован мне.
— Я…
— Не волнуйтесь, — говорит Джен. — Она безобидна. — Она повышает голос и переходит на неестественно веселый тон: — Я сейчас вернусь. Веди себя хорошо. Не обижай свою гостью. — Она снова поворачивается ко мне: — Если вдруг чего — сразу нажимайте аварийную кнопку рядом с дверью.
Прежде чем я успеваю ответить, она выскакивает обратно в коридор, закрывая за собой дверь. Я слышу, как защелкивается замок. Сквозь глушащий эффект исцеления пробивается страх, острый и отчетливый.
Несколько секунд в камере стоит тишина: я пытаюсь вспомнить, зачем я пришла сюда, что я хотела сказать. Тот факт, что я нашла ее, эту таинственную женщину, настолько ошеломляет, что я не могу сообразить, о чем ее спросить.
Глаза Касси встречаются с моими. У нее светло-карие, очень ясные глаза. Умные. Не безумные.
— Кто вы такая? — Теперь, когда Джен вышла из комнаты, голос Касси звучит обвиняюще. — Что вы здесь делаете?
— Меня зовут Хана Тэйт, — говорю я и судорожно втягиваю воздух. — В следующую субботу я выхожу замуж за Фреда Харгроува.
Повисает молчание. Я чувствую, как взгляд Касси скользит по мне, и заставляю себя стоять неподвижно.
— Пожалуйста! — У меня дрожит голос. Воды бы! — Я хочу знать, что случилось.
Руки Касси по-прежнему лежат на коленях. Должно быть, она совершенствовалась в этом искусстве годами — сидеть неподвижно.
— Я сошла с ума, — монотонно произносит она. — Разве вам не сказали?
— Я не верю в это, — отвечаю я — и это правда, я действительно не верю. Теперь, когда я разговариваю с Касси, я четко вижу, что она в своем уме. — Я хочу знать правду.
— Почему? — Касси поворачивается ко мне спиной. — Какое тебе дело до этого?
«Я не хочу, чтобы это произошло со мной. Я хочу предотвратить это». Такова истинная, эгоистическая причина. Но я не могу этого сказать. У Касси нет никаких причин помогать мне. Мы больше не приспособлены для того, чтобы заботиться о незнакомцах.
Прежде, чем я успеваю придумать, что сказать, Касси смеется: смех звучит сухо, как будто она давно не пользовалась горлом.
—Ты хочешь знать, что я сделала, верно? Хочешь быть уверена, что не совершишь ту же самую ошибку?
— Нет, — говорю я, хотя, конечно же, она права. — Я не поэтому...
— Не волнуйся, — перебивает меня Касси. — Я понимаю. — По ее лицу скользит мимолетная улыбка. Она смотрит на свои руки. — Меня выбрали в пару Фреду, когда мне исполнилось восемнадцать, — говорит она. — Я не пошла в университет. Фред старше меня и создавал проблемы им с поиском пары для себя. Он был разборчив — он мог себе позволить быть разборчивым, если учесть, кто его отец. — Она пожимает плечами. — Мы прожили в браке пять лет.
Так, значит, она моложе, чем я думала.
— И что случилось? — спрашиваю я.
— Я ему надоела, — твердо произносит Касси. На миг она встречается со мной взглядом. — И я была для него обузой. Я слишком много знала.
— В каком смысле? — Мне хочется присесть на койку. Голова у меня какая-то странно легкая, а ноги, словно где-то невообразимо далеко. Но я боюсь шевельнуться. Я боюсь даже дышать. В любую секунду Касси может приказать мне убираться. Она ничего мне не должна.
Касси не отвечает на мой вопрос прямо.
— Знаешь, каким он был в детстве? Он любил заманивать соседских котов к себе во двор — наливал им молока, кормил рыбой, завоевывал их доверие. А потом травил их. Ему нравилось видеть, как они умирают.
Комната словно становится еще меньше; в ней нечем дышать.
Касси снова смотрит на меня. Ее спокойный, твердый взгляд приводит меня в замешательство. Я заставляю себя не отводить глаза.
— Он и меня отравил, — говорит Касси. — Я болела месяцами. В конце концов, он сказал мне. Рицин в кофе. Ровно столько, чтобы уложить меня в кровать, сделать зависимой. Он сказал мне об этом, чтобы я знала, на что он способен. — Касси делает паузу. — Видишь ли, он и собственного отца убил.
Впервые у меня возникает сомнение: а может, она все-таки, несмотря ни на что, сумасшедшая? Возможно медсестра нрава и она тут на всех основаниях? Эта идея приносит избавление.
— Отец Фреда умер во время беспорядков, — говорю я. — Его убили заразные.
Касси смотрит на меня с жалостью.
— Я знаю. — И, словно прочитав мои мысли, добавляет: — У меня есть глаза и уши. Медсестры болтают. И, конечно, я была в старом крыле, когда взорвались бомбы. — Она смотрит на свои руки. — Три сотни заключенных сбежали. Еще десяток были убиты. Мне не повезло присоединиться ни к одним, ни к другим.
— Но при чем тут Фред? — спрашиваю я. В моем голосе проскальзывают скулящие нотки.
— При всем, — говорит Касси. Голос ее делается резок. — Фред хотел беспорядков. Он хотел, чтобы в ход пошли бомбы. Он работал совместно с заразными — помогал им все спланировать.
Это не может быть правдой. Я не могу в это поверить. И не буду.
— Это не имеет никакого смысла.
— Еще какой имеет. Фред, должно быть, планировал это много лет. Он работал с АБД. У них была точно такая же идея. Фред хотел, чтобы его отец оказался не прав насчет заразных, — и он хотел, чтобы его отец умер. Тогда Фред оказался бы прав и стал бы мэром.
Когда она упоминает АБД, меня словно током прошибает. В марте, во время грандиозного слета АБД в Нью-Йорке, заразные устроили нападение, убили тридцать граждан и ранили бессчетное множество. Все сравнивали это с беспорядками, и в ближайшие же недели повсюду были усилены меры безопасности: сканирование удостоверений личности обыски машин, рейды по домам и удвоенные патрули на улицах.
Но ходили и другие слухи: некоторые утверждали, что Томас Файнмен, глава АБД, заранее знал о том, что произойдет, и даже дозволил это. А потом, две недели спустя, Томас Файнмен был убит.
Я не знаю, чему верить. У меня болит в груди от чувства, имени которого я не помню.
— Мне нравился мистер Харгроув, — говорит Кассандра. — Он жалел меня. Он знал, что представляет собой его сын. Когда Фред меня запер, мистер Харгроув часто меня навещал. Фред добыл свидетелей, утверждающих, что я сумасшедшая. Друзей. Врачей. Они приговорили меня к жизни здесь. — Касси взмахом руки обводит белую комнатушку, ее склеп. — Но мистер Харгроув знал, что я не сумасшедшая. Он рассказывал мне, что творится в мире. Он подыскал моим родителям место в Диринг Хайлендсе. Фред хотел, чтобы они тоже замолчали. Должно быть, он думал, что я рассказала им... что они знают то, что знаю я. — Касси качает головой. — Но я ничего им не рассказывала. Они ничего не знали.
Так, значит, родителей Касси вынудили перебраться в Хайлендс, как семью Лины.
— Мне очень жаль, — говорю я. Мне просто ничего больше не приходит в голову, хоть я и понимаю, как неубедительно это звучит.
Касси словно не слышит меня.
— В тот день, когда взорвались бомбы, мистер Харгроув был здесь. Он принес мне шоколаду. — Она отворачивается к окну. Интересно, о чем она думает? Она снова застывает недвижно. Ее профиль вырисовывается на фоне тусклого солнечного света. — Я слышала, что он умер, пытаясь восстановить порядок. Непонятно, верно? Но я думаю, что Фред, в конце концов, добрался до нас обоих.
— А вот и я! Лучше поздно, чем никогда!
Голос Джен заставляет меня подпрыгнуть. Я разворачиваюсь. Медсестра проталкивается в комнату. В руках у нее пластиковый поднос, на нем пластиковая чашка с водой и небольшая пластиковая миска с комковатой овсянкой. Я отступаю в сторону, и Джен плюхает поднос на койку. Я замечаю, что столовый прибор тоже пластиковый. Ну да, конечно, здесь не должно быть металла. И особенно никаких ножей.
Я думаю про человека, повесившегося на шнурках, зажмуриваюсь и вместо этого представляю себе залив. Прежняя картинка разбивается о волны. Я снова открываю глаза.
- Предыдущая
- 49/66
- Следующая